Махарбал не торопился с ответом. На лбу его алел грубый шрам – памятный знак битвы при Тицине.

– Чтобы ответить на твой вопрос, – произнес он неторопливо, – надо возвратиться назад…

– Ну что ж, возвратимся, Махарбал.

– Возвратиться и подумать над тем, что было.

– Давай подумаем.

– Подумать с тем, чтобы урок пошел впрок.

– Ты знаешь, Махарбал, я люблю уроки, и они всегда идут впрок.

– Не думаю.

– Как так? – Ганнибал этого не ожидал. – Постой, ты хочешь сказать, что я воюю вслепую? Что не понимаю своих ошибок? И не учусь на ошибках?

– Я не совсем о том. Как бы это тебе сказать, мой Ганнибал? – Махарбал скрестил волосатые руки на груди, руки мясника с карфагенского рынка. – Возьмем переход через Альпы. Мы перешли. Мы победили. А что же дальше?

– Как – что? – поражался Ганнибал. – Неужели ничего не было дальше?

– Нет, не было. Мы топтались в Цизальпинской Галлии. Мы поджидали римлян…

– Неправда! Они сами подошли к нам.

– Но мы их подпустили. Вместо того чтобы самим двигаться на юг. Двигаться без промедления.

– Но это было невозможно.

– Нет, – возразил Махарбал, – было возможно. Но мы ждали.

– Допустим.

– Дальше. Мы одержали верх под Тицином. А результат?

– Мы же здесь, на озере!

– Этого мало, Ганнибал.

– Продолжай.

– Мы победили при Требии. А результат?

– Мы в двух шагах от Рима.

Махарбал словно не слышал этих слов. Он продолжал:

– А теперь мы снова разбили римлян. А результат?

– Победа! Мало тебе?

– Мало, Ганнибал!

– Что же еще?! – взорвался командующий.

– Нужна окончательная победа.

– Мне тоже.

– Так бери ее!

Ганнибал грузно сел на скамью, схватился за голову, точно хотелось ему выдрать себе волосы.

Махарбал продолжал, все больше ожесточаясь:

– Ты, Ганнибал, умеешь побеждать. Ты под стать Македонцу. Я скажу больше: превосходишь его. Но слушай меня: ты умеешь побеждать, но не умеешь пользоваться плодами своей победы… Разве можно отдыхать, когда Рим совсем рядом и готов упасть к нашим ногам поверженным?

Ганнибал выпрямился, опустил руки и уставился на Махарбала: взгляд был пустой. Ни единой мысли не уловил в глазах полководца начальник всадников Махарбал...

– Кто ты, юноша? – спросил Ганнибал.

– Ламах мое имя, – ответствовал юноша. – Явился по приказу его величества к тебе в услужение.

Ганнибал поднялся со скамьи, прошелся вдоль длинного грубо сколоченного стола. Это был одноглазый старик на пороге шестидесяти одного года. Его глаз смотрел остро и недоверчиво. Руки он держал за спиной. Греческая туника подчеркивала его мощную африканскую стать.

Он жил на окраине вифинской столицы Никомедии, среди пышного сада, какие разрастаются на плодородных малоазийских и припонтийских землях.

– Ламах… Ламах… – проговорил Ганнибал, наблюдая за тем, как растерянно стоит юноша посреди просторной комнаты. – Ты безоружен, Ламах?

Юноша указал на рукоятку небольшого ножа, скрытого в широком кушаке.

– Это что же?.. – продолжал Ганнибал, глядя в окно, прорубленное в толстенной стене. – Значит, ты один заменяешь стражу, которая покинула меня на рассвете?

Ламах не знал, что и отвечать. Говоря по правде, он не очень-то представлял себе, чем может служить прославленному полководцу, гостю царя Прусия. Одевать? Обувать? Готовить пищу, подавать ее?.. Чем все-таки? Об охране и не подумал, даже в голову не приходила такая мысль. Да и от кого он может его оборонить? И какое оружие может помочь?..

Ламах был смуглый, голубоглазый, очень похожий на доброго лесного зверька.

Ганнибал тяжело ступал по комнате, порой опирался рукою о стол.

«Так вот он какой!» – думал между тем Ламах, не спуская глаз с полководца.

На столе стояли миска, глиняная бутыль с вином, лежал легкий разрезанный надвое духовитый хлеб с белоснежной мякотью. С краю – блюдо с маслинами темно-фиолетового цвета. Как видно, остатки ужина…

Ганнибал взял со стола ярко разрисованную гончаром чарку и поставил на подоконник. Поставил, потом неторопливо вернулся к столу, отрезал кусок хлеба и тем куском накрыл, словно крышкой, яркую чарку, которая вдруг особенно разгорелась на подоконнике в лучах утреннего солнца. Постоял Ганнибал возле окна и сказал, обращаясь к Ламаху:

– Так-то, юный друг…

Потом подошел поближе, положил тяжелую руку на плечо юноши.

– Ты служишь во дворце?

– Нет… Я живу невдалеке от него. Иногда вижу его величество. Издали.

– Так кто же тебя прислал ко мне?

– Начальник дворцовой стражи.

– Тебе велено что-либо сообщить мне?

– Сообщить? – Ламах задумался. В его голубых глазах засветилось голубое солнце. Нет, этот не умел ни врать, ни притворяться. Воистину чистая вощеная дощечка для письма!

– Да, Ламах, сказать мне что-либо…

– Нет, великий господин, ничего… А может?.. – И юноша запнулся.

Ганнибал взял его за руку. Чуть повыше локтя.

– Что – «может», Ламах?

– Право, даже не знаю… Вот знатный гость из Рима.

– Когда?

– Позавчера.

Ганнибал снова направился к окну. И не поворачивая головы – к Ламаху:

– Кто же он по имени?

Ламах молчал.

– Что же, не знаешь?

– Знаю.

– Так говори же! – Ни тревоги, ни волнения в голосе Ганнибала.

– Тит Квинкций Фламиний.

– Посол?

– Да, римский посол.

Ганнибал усмехнулся:

– Им не дает покоя один старик…

– Кто? – спросил Ламах.

– Некий Ганнибал.

– А кому это «им»?

– Римлянам, разумеется.

Ганнибал любовался рисунком на майоликовой чарке. Она сверкала на утреннем солнце всеми цветами мира. Прекрасная чарка – ничего не скажешь!

– Смотрю, и не верится… – вдруг прерывающимся голосом заговорил Ламах.

– Не верится?

– Да, великий господин! Неужели это ты вел свое войско через Альпы?

– Через Альпы? – почему-то удивился Ганнибал. – А кто тебе сказал?

– Люди знающие. Все тебя знают.

Ганнибал признался, словно через силу:

– Я.

– Страшно было?

– Да как тебе сказать, Ламах?.. Упасть в пропасть – страшно. А еще страшнее проиграть битву.

– Говорят, у тебя были слоны.

– Были, Ламах.

– Говорят, все дрожали при твоем имени.

Ганнибал пожал плечами.

– Говорят, твое войско ликовало, когда со снежной высоты увидело цветущую долину…

– Это верно, Ламах. Ни одно мое слово так не действовало на войско, как тот прекрасный вид сверху. Вид на мир, который может принадлежать тебе. Понимаешь? Тебе! Да, войско радовалось. Оно рвалось вперед и без приказа. Пойми, Ламах: до проклятого Рима было рукой подать. – Ганнибал выпрямился. Он выкинул вперед указательный палец… – Ламах, впереди был Рим! А подо мною – Цизальпинская Галлия – дорога к Риму! Стужа, снег, лед были уже позади. Впереди – солнце, зелень, победа!

Ганнибал глубоко вздохнул, как тогда, на перевале в Альпах.

Ламах пялил глаза – ему верилось и не верилось: с ним разговаривал сам великий полководец!

– И я пошел вперед. И за мною – все войско. Рим трепетал. Рим дрожал от одних только слухов о моем переходе через Альпы. Такого еще не бывало! А мои слоны заставляли дрожать самых храбрых римских воинов…

– Я знаю еще про твою победу под Требией…

– Правда? – обрадовался Ганнибал.

«Он словно ребенок, – подумал Ламах. – Он, наверное, живет одними воспоминаниями».

– Что же тебе еще известно, Ламах?

Юноша сказал, запинаясь:

– И про твою победу при Тицине знаю... И про глаз – тоже…

Ганнибал хлопнул в ладоши, словно ему только сейчас сообщили про эту его победу над римлянами. Про победу при Тицине…

– Но Канны, говорят, были вершиной…

Ганнибал насторожился:

– Вершиной чего?

– Твоей военной славы.

Ганнибал подумал.

– Возможно, – сказал он. – Я был в двух шагах от Рима.