– Я предполагаю, что я – романтик, мечтатель. Я стремлюсь к высоте, ставлю невозможные для себя цели, затем все резко рушится, и я довольствуюсь малым. Так было с моей карьерой, и то же самое в личной жизни. Возьмем для примера тебя. Ты была особенной: мечта, воплощенная в реальность.
Я позволила себе улыбнуться в его плечо.
– …ты почти что стала моей, но вдруг превратилась в неуловимую мечту, в неосуществимую фантазию. Наконец ты покинула меня, и я должен был учиться жить без тебя.
Моя улыбка исчезла. Прошлое со всей его душевной болью перешло в настоящее.
– Я покинула тебя? Что ты такое говоришь? Я хотела всю жизнь быть с тобой.
– Ах, но откуда мне было это знать? Тебя невозможно было разгадать. Я хотел тебя, но ты не проявляла взаимности. Ты отказывалась спать со мной, – продолжал он. – Вначале я считал это привлекательным, я любил тебя и поэтому сдерживал свои желания, но, в конце концов, я должен был принять твой категорический отказ как неприятие. В тебе не было той страсти, того неутолимого желания, какое испытывал я. Твои чувства ко мне были очень незрелыми.
У меня возникло такое ощущение под ложечкой, как будто я падаю, но этого нельзя было допустить. Я должна была сопротивляться:
– Ты так хотел близости, что нельзя было понять, любишь ли ты меня? Мне казалось недостойным то, чего ты хотел, и я не знала, действительно ли ты любишь меня или только хочешь овладеть мной. Мне необходимо было доверять тебе, чтобы знать, что ты всегда будешь со мной, но у меня никогда не было уверенности в тебе, Ричард.
Все это произошло двадцать пять лет назад, давным-давно, но моя боль была так же свежа. Он был несправедлив: я любила его всем сердцем, а он поставил меня в глупое положение.
Пока я говорила, чувство досады переросло в ярость, и я добавила саркастически:
– Я полагаю, что верность и обязательность – это слишком высокие требования для мужчины, который заявил, что любит меня. Или ты забыл, что трахал все, что двигалось? О, Боже, Ричард, ты разбил мое сердце, и теперь лежишь здесь и обвиняешь меня в том, что я покинула тебя.
Не в силах продолжать, я расплакалась.
Он потянулся ко мне и постепенно вовлек в кольцо своих рук, облегчая боль, а его глаза, выразительные, как всегда, излучали удивление, страдание и первые признаки понимания моей любви к нему.
– Андреа, клянусь тебе, я не думал… Ты пронесла эту боль через всю жизнь. У нас могло быть будущее, но мое поведение… Я хотел, чтобы ты ревновала, хотел вызвать в тебе ответное чувство в некотором роде… Я так любил тебя… Боже, мы были так молоды.
Горькие слезы заполнили меня и перелились через край. Мы стояли по разные стороны стены, не имея возможности разрушить ее, преодолеть барьер, поверить друг другу. Он был прав – мы были тогда молоды и далеки от реальности.
Ричард гладил мои волосы, крепко прижимая к себе и стараясь «закрыть прорванные шлюзы». Он ничего не говорил, но издавал мягкие, утешающие звуки, чтобы успокоить бурю в моем израненном сердце. Постепенно эта чрезмерная тяжесть, страдание, пронесенное через всю жизнь, рассеялось и исчезло, и я простила ему ту боль, которую он причинил мне много лет назад.
Сказала ли ты себе, Андреа, что он продолжает делать это? Задумалась ли хоть на секунду о настоящем? Нет, я была занята разборкой прошлого, и в тот момент я была удовлетворена и чувствовала себя в безопасности у его груди, слыша, как бьется его сердце, в то время как он держал в руке мою грудь, ласково поглаживая сосок. Он продолжал:
– Дорогая, любовь моя. Наконец мы имеем благоприятную возможность изменить нашу жизнь. Я хотел тебя всегда, но не мог рассчитывать на исполнение своих желаний, но теперь мы здесь, и наша мечта сбылась. Подумай об этом, мы ведь можем посвятить друг другу остаток жизни.
Я слышала слова, но смысл их был мне непонятен. Остаток жизни? Провести вместе или встречаться тайком, прибегая ко лжи и обману? Одна из многих, или он наконец говорит о верности?
– Ричард, что ты имеешь в виду? То, что у нас сейчас, это не жизнь: это мечта, это фантазия, без взаимных обязательств, без будущего. Это все, что ты хочешь? Или же мы будем любить друг друга честно и открыто? Ты предполагал когда-нибудь, что оставишь свою жену и проведешь остаток жизни со мной?
Легкая тень прошла по его лицу – тень нерешительности, может быть, страха – и тут же исчезла. Это встревожило меня, но я отбросила тревогу прочь, стараясь при этом не обращать внимания на растущее возбуждение, – его руки так сладострастно гладили мое тело.
– Я все еще в замешательстве, Рич. Ты говоришь о желании и страсти, но никогда не упоминаешь о любви. Наши отношения только сексуальные, или же ты любишь меня?
– Андреа, конечно, я люблю тебя и всегда буду любить, но физическое влечение составляет большую часть этой любви – мое тело ищет удовлетворения в тебе. Что в этом плохого? Я люблю тебя, и я хочу тебя. – Тон его голоса изменился, стал более игривым, сексуальным. – И теперь ты моя.
Так он и сделал, помоги мне Бог. Ричард задушил меня в своих объятиях, отметая в сторону мои вопросы и опасения прикосновением своих рук, нежными поцелуями в самые тайные места моего тела и обещанием еще многих невероятных приключений в интимной близости. Он пробудил во мне животное, и, чувствуя необходимость немедленного удовлетворения, я вновь была готова заниматься любовью, не получив ответа на свой вопросы. Однако эти вопросы вновь стали тревожить меня по дороге домой, как будто облако беззаботной удовлетворенности порвалось и разлохматилось по краям.
Выражение лица Ричарда, удивившее меня, яснее слов сказало мне о том, что он не собирался изменять свое нынешнее положение, свою жизнь с богатой женой, процветающим бизнесом и несметным количеством женщин. Он не желал никаких обязательств, ему хотелось только сексуального развлечения.
Я почувствовала, что впервые за много месяцев могу мыслить здраво, и я позволила своим мыслям разгуляться.
Более двадцати пяти лет назад наше будущее было в опасности из-за его вероломства, и постепенно я осознала, что жизнь повторяется. Ричард был бесконечно обаятельным, но не обязательным и легкомысленным в отличие от Стюарта, чья честность и постоянство давали мне ощущение прочности, которого я не могла достичь с Ричардом.
С одним у меня был роман, но не было безопасности; с другим была надежность, но ни капли фантазии. И, когда моя жизнь вошла в колею скуки и однообразия, появился Ричард – свежий, волнующий, новый. Эта встреча с ним вновь смешала прошлое и настоящее, он стал как бы дополнением к Стюарту. Как подставки для книг, каждый предоставлял мне что-то, в чем я нуждалась, каждый по-своему оказывал мне поддержку, но я не могла удерживать их обоих, и приближался день, когда я должна была сделать выбор. Я не могла продолжать жить в мире грез: если Ричард не хотел меня, а я не смогла найти искру, чтобы оживить мою жизнь со Стюартом, то лучше мне не быть ни с кем из них.
Ричард был мечтателем и всегда рассчитывал на то, что ему все удастся наилучшим образом. Но я понимала мечтателей, и так же, как я, он никогда не трудился слишком много, чтобы достичь желаемого, предоставляя свою судьбу воле случая, рассматривая жизнь как компромисс. «Некоторая уступка, – подумала я с презрением, – быть окольцованным богатой женой, которую, по его словам, он не хотел, но все-таки не оставит».
Он был также игроком, рассчитывающим на удачу, и, когда предоставлялся удобный случай, он брал свое. Возможно, его жена устроила ему ловушку и забеременела, заставив его таким образом на ней жениться, но гораздо более вероятно, что он выдумал всю эту историю, чтобы вызвать во мне сочувствие. Я с легкостью представила себе, как он сам устраивает сексуальную ловушку, чтобы поймать богатую жену, которая помогла бы ему открыть свое дело и исполнить мечту.
А я? Незакрепленный конец в его жизни, недостижимая мечта, ставшая желанной из-за неуловимости и занесенная снова в его жизнь. Но теперь, когда пробел на его полке с трофеями был заполнен, я могла обнаружить себя в пыли, у задней стены туалета. В этом не было сомнений: Ричард имел все, что хотел, и мне следовало быть настороже.