торами. Большую сложность и новизну для всех нас представляют так назывемые огневые испытания изделий «41» и, особенно, «42» с работающими двигателями. Правда, на участке П.С. Невернова в ЛИиДБ и у конструкторов отдела К. С. Шпанько имеется некоторый опыт подобных работ по стартовому ускорителю самолета 103М, но и им многое будет в новинку. Следует отметить, что на этом этапе нас будут опекать специализированные организации, но и конструкторам нашего ОКБ, и производству забот достанется немало.

— Наконец, четвертый этап — вершина пирамиды — летные испытания объекта «40». В нашем докладе предусмотрена только краткая характеристика этого этапа. Подробному обсуждению большой группы вопросов по заключительному этапу созданию технического комплекса «40» — его летным испытаниям — а также по созданию испытательной базы на полигоне, будет посвящено специальное заседание техсовета.

Далее сообщался ряд технических подробностей, относящихся к наиболее сложным испытаниям, упоминалось, что в группе ведущего конструктора темы «40» делаются попытки разработать сетевой график лабораторно-стендовых испытаний «сороковки», что должно улучшить управление этим сложным участком.

Вопросов к докладчику было много. И едва ли не больше всего их исходило от главного инженера производства. При этом некоторые из них (например, насколько увязываются сроки проведения испытаний с реальными возможностями опытного производства и лабораторной базы ОКБ?) были явно нацелены на то, чтобы показать недостаточную осведомленность докладчика в делах производства. Поэтому, когда я, оперируя своевременно полученными от службы главного технолога данными о мощностях опытного производства и предварительными оценками мощностей, необходимых производству для выполнения планируемых работ, показал их примерное соответствие, Владимир Михайлович Мясищев, внимательно следивший за своеобразной словесной «дуэлью» между "в.к." и главным инженером, подал реплику: "А ведь не сбивается ведущий-то," — что вызвало одобрение большинства присутствовавших.

Г.Н. Назаров, обращая внимание техсовета на грандиозность и техническую сложность плана испытаний «сороковки», а также на необходимость всемерного форсирования работ по, первому этапу плана, поддержал высказанное в докладе предложение о срочном усилении конструкторского подразделения службы главного технолога, занятого разработкой производственной оснастки и испытательных стендов. Георгий Николаевич также поддержал предложение ведущих об изготовлении образцов изделий для второго и даже третьего этапов испытаний, не ожидая полного завершения первого этапа испытаний.

— Здесь, думается, будет оправданный, разумный риск возможных доработок образцов по результатам предыдущих испытаний, но и выигрыш во времени, несомненно, будет, — сказал Назаров. Техсовет с ним согласился.

Слово взял Мясищев.

— Прежде чем закрыть сегодняшнее заседание техсовета и поблагодарить участников за активность, а докладчика за обстоятельный доклад, мне бы хотелось, товарищи, обратить ваше внимание на заметный эмпиризм представленного плана. Я не скажу, что это явно выраженный эмпиризм, но все-таки опыт здесь превалирует. Я не собираюсь оспаривать незыблемое положение марксистско-ленинской науки, которое справедливо объявляет практику, опыт высшим критерием истины. Мне только хотелось обратить внимание прежде всего конструкторов — авторов конструкций, а также их соавторов — испытателей — на необходимость всестороннего теоретического обоснования своих конструкций. Я призываю вас работать так, чтобы "господин опыт", по выражению И. П. Павлова, был не единственным, а заключительным элементом проверки правильности вашей конструкции. Пусть нашим девизом будет: "Долой метод проб и ошибок!"

Оживление среди присутствовавших убедило главного конструктора, что его соображения поняты и, как говорят, попали в точку.

— И еще одно замечание по рассмотренному плану, — с улыбкой продолжал Мясищев. — Мне показалось, что в плане недостаточно внимания уделено моделированию. Думается, что не только в области прочности и аэродинамики, но и при отработке ряда громоздких конструкций, таких как стартовые устройства «сороковки», могут и должны быть применены современные методы моделирования. Они должны найти свое место в "Комплексном плане испытаний технического комплекса "40".

Серьезное обсуждение и утверждение плана испытаний и отработки, а также принятие техсоветом конкретного решения по этому вопросу, проект которого был подготовлен в отделе ведущего конструктора, сыграло существенную роль в активизации и упорядочении работ на этом очень важном участке.

Следует отметить, что подобные комплексные планы работ в настоящее время применяются широко, а тогда это было новинкой и не всегда принималось без сопротивления…

В качестве еще одной иллюстрации некоторых сторон труда ведущего конструктора приведем здесь пример, относящийся ко времени недолгой работы автора этой книги в ОКБ O.K. Антонова.

Пример не только памятный по смертельной опасности его финала, но и поучительный: цепочка конструкторских, административных и эксплуатационных ошибок привела к аварии.

Два слова о сути дела. В связи с жалобами эксплуатационников на недостаточно четкую работу системы измерения в полете количества топлива в бензобаках самолета Ан-2 было решено провести детальное летное обследование топливной системы на специально оборудованном самолете-лаборатории. На этом самолете штатные (крыльевые) бензобаки были отключены от системы питания двигателя, а «расход» бензина из них имитировался точно измеряемым сливом в специальные емкости, установленные в фюзеляже самолета. Там же смонтировали бензобаки, в которых должен был размещаться бензин для питания двигателя в испытательных полетах.

Конструкцию этого испытательного оборудования разработали специалисты конструкторской бригады моторных установок ОКБ, смонтировали его под руководством конструкторов специалисты опытного производства. Так что автору этих строк, в то время ведущему конструктору — начальнику экспериментального отдела, и в голову не пришло заняться детальным контролем всего сооружения.

В день начала полетов летающей лаборатории ее бортмеханик и моторист подготовили машину, залив бензином крыльевые (штатные испытываемые) и фюзеляжные (расходные в эксперименте) бензобаки.

Мы — летчик-испытатель ОКБ, руководитель упомянутой конструкторской бригады и автор этих строк — еще раз проработали программу первого испытательного полета и полетели. Полетели, правда, вдвоем с летчиком, так как выяснилось, что конструктор по состоянию здоровья лететь не может.

Самолет Ан-2 широко известен своими блестящими взлетно-посадочными свойствами. И на этот раз после небольшого разбега «Аннушка» энергично оторвалась от земли, круто «полезла» в небо и успела набрать метров пятьдесят высоты, когда ее мотор внезапно остановился, как говорят, «обрезал». Под нами было большое цветущее поле картофеля, посадка на которое даже самолету Ан-2 ничего хорошего не предвещала. Когда самолет уже начал сбивать колесами шасси картофельную ботву, его отказавший мотор (опять-таки внезапно) ожил и взревел что есть мочи… Самолет рванулся вперед, но летчик не успел «вырвать» машину, и она сперва колесами шасси, а затем винтом и мотором врезалась в рыхлую землю. Прорыв траншею обломками воздушного винта, самолет перевалился через «голову» и замер. На языке авиаторов, у нас получился "капот".

Летчик мгновенно отреагировал на случившееся. Крикнув мне:

"Выбирайся быстрее, а то сгоришь", он исчез. А я, вися вниз головой, никак не мог восстановить ориентировку. Только нащупав поручень кресла летчика и ухватившись за него, поднялся. Удушливые пары бензина, заполнившие самолет, а также громкое журчание вытекавшего из поврежденных баков бензина, заставили меня поторопиться. Летчик встретил меня у открытой двери и помог спрыгнуть на землю.

— Ты ранен, инженер? Откуда у тебя кровь? — забеспокоился он, осматривая меня.