С конца 50-х на место справедливости исподволь начало становиться материальное благополучие, “все более полное удовлетворение возрастающих потребностей советских людей”. Предполагалось, что самая передовая промышленная база сама собой даст решение всех прочих проблем, позволит “догнать и перегнать Америку”. То есть ориентир из области духа был перенесен в земное пространство и время. Это падение советской системы ценностей сказалось, конечно, и на системе образования, особенно высшего, престижность которого резко возросла из-за ряда весьма зримых и осязаемых привилегий статусного и материального плана. “Поплавок”, то есть значок и диплом об окончании института (а еще лучше - университета, а еще лучше - столичного института) был обязательным условием для успешной карьеры.

Иметь ВУЗ или несколько ВУЗов - было признанием важности города и его руководителей не меньшим, чем повышенная категория снабжения или число номеров АТС. В СССР бесплатно, за счет государства, обучались миллионы студентов. И, получив образование, они обнаруживали, что на догоняемом Западе за те же, по сути, дипломы можно жить в сотни раз лучше. А поскольку научное знание и исследовательско-технологические методики вроде бы никак не зависят от страны пребывания их носителей, чувство несправедливости со стороны государства становилось у “верхнеобразованных” все сильнее.

Они не понимали и не могли понять, что на Западе платят деньги за изнурительный и постоянный труд в рамках жесточайших технологических схем, принятых концернами и правительствами, а вовсе не за факт сдачи госэкзаменов и получения диплома. Шаг вправо, шаг влево, сомнения в лояльности, вредные привычки - караются там весьма ощутимо, и для привыкших гонять чаи или бегать в курилку советских “полунаучных сотрудников” такие порядки были просто невыносимы.

Но тщательно лелеемая “мелкобуржуазная стихия” зависти в конце концов захлестнула “красный проект” революции. И случилось это уже на наших глазах, зашоренных “общечеловеческими ценностями”. А потому многое из происходящего тогда не было увидено внутренним зрением и понято той самой интеллектуальной элитой, которая штамповала себе на смену пресловутую “интеллигенцию”,- интеллигенцию, равно готовую быть “поколением дворников и сторожей” в советских мегалополисах, жить на социальные пособия в Западной Европе и в США, собирать апельсины в кибуцах или торговать Россией оптом и в розницу, если представится возможность.

20 мая 1998 года столичная, в основном, профессура и ее студенты вышли протестовать на улицы Москвы. Вышли явно по разнарядке своего профсоюза, которому тоже “спустили” указание сверху. Бегали с сотовыми телефонами охранники-организаторы, выдавливали за пределы колонны красные флаги, отдавали команды преподавателям и студентам, обеспечивая невидимым дирижерам решение каких-то иных, экономических и политических задач. Но ведь профессора - вышли! Взяли в руки транспаранты, признав - пусть пока не совсем сознательно и без всякой охоты - факт своего поражения, поражения русской, советской интеллектуальной элиты в постоянной, непрерывной войне социальных систем за место под солнцем. И если они, генералы науки, генералы образования, не сдались врагам - у нас еще остается надежда вырваться из “котла”, куда валят Россию в качестве свалочно-сырьевого блюда к обеду ведущих мировых держав. Ведь рядом с ними шагали и студенты-солдаты в сопровождении своих сокурсниц - сестер милосердия и связисток. Разбитые армии хорошо учатся. И в неминуемый для всех нас штрафной батальон лучше было записываться уже вчера - добровольцем.

Владимир ВИННИКОВ

Марш студентов по Новому Арбату напоминал не столько акцию протеста, сколько развлекательную тусовку. На плакатах в руках толпы юношества извергали гнев: “Хватит глумиться над образованием”. На лицах - не таили охоты повыпендриваться.

Кто-то в этих толпах заголялся до пояса и расписывал тело названием своего вуза. Кто-то орал: “Пива! Пива!” Кто-то, завидя барышню на балконе, скандировал: “Прыгай! Прыгай! Мы тебя ловим!”

Студенты на их манифестации в Москве, в отличие от шахтеров на рельсах, не выглядели людьми, которых жизнь уже допекла. Они вышли на улицу протестовать впрок. Но вышли именно протестовать, а не дурачиться.

Десятки тысяч юношей и девушек никому бы не удалось собрать почти на три часа под антиправительственными лозунгами, если бы они не чувствовали исходящую для них от власти угрозу. Идиллии между студенчеством и властью приходит конец.

Режим Ельцина держался и держится на энергичном меньшинстве, которому было позволено захватить финансы, энергоресурсы, сырье, недвижимость и обогатиться за счет пассивного большинства. Часть сказочных доходов меньшинства перепало наемным работникам в банковских, коммерческих, сервисных и охранных структурах. Штаты этих структур формировались в основном из молодых и образованных людей. Выпускник МГУ, пересаживаясь со студенческой скамьи на стул в банке, начинал получать зарплату в 10-15 раз больше, чем выучивший его профессор и вырастивший его отец-инженер.

Такая перспектива открывалась перед любым головастым и резвым студентом и пять, и два года назад. И поэтому вузовская молодежь не ринулась защищать Дом Советов и советскую Конституцию в 93-м и не отказалась голосовать за Ельцина в 96-м.

Теперь на дворе год 1998-й. Меньшинство уже все между собой поделило, и все необходимые ему структуры укомплектовало. Расширять производство и сферу услуг в планы разбогатевшего меньшинства не входит. Его процветание строится на финансовом ростовщичестве, экспорте сырья и энергоресурсов и импорте харчей и шмоток. А поскольку для этого не требуется новых образованных кадров, то меньшинству и обслуживающей его власти нет нужды сохранять то число студентов, которое имеют нынче вузы.

Многотысячные студенческие толпы на Новый Арбат вытолкнули слухи о грядущем введении платного обучения для 75 процентов соискателей дипломов. Студенчество не желает околеть как класс от финансовой удавки. Оно пишет на плакатах: “Образование - не только кошелькам” - и требует выставить вон из правительства вице-премьера Сысуева и министра Тихонова, с именами которых связывается плата за обучение. Пока студенты протестуют лишь против козней отдельных чиновников, а не против режима, который, создавая колониальную сырьевую экономику, умерщвляет могучую прежде систему высшего образования.

Шахтеры воевали не с режимом, а с обрушевшейся на них нищетой целую пятилетку, и только сегодня начинают выдвигать политические требования впереди экономических. На этом фоне студентам не понадобится много времени для просветления их мозгов, которые приспособлены к тому, чтобы быстро учиться.

Как успешно студенчество проходит уличные университеты, можно было заметить уже на первой его массовой манифестации в Москве.

Метров за триста до пересечения Нового Арбата с Садовым кольцом группа студентов в колонне принялась скандировать: “Сти-пен-дию!” К ним через мегафон тут же обратился один из лидеров комсомола Павел Былевский: “Чего вы глотки дерете - вон там ваша стипендия!” И показал на роскошный особняк банка “Российский кредит”, на отделку и оборудование которого был затрачен не один миллион долларов.

Мгновенной реакции на реплику Былевского не последовало. Но чуть погодя один из оравших про стипендию студентов сказал другому: “Надо было захватить камней в сумки и разбить стекла в этом банке. Без бития стекол никто нас не услышит”.

У Дома правительства, где завершился студенческий марш, его организаторы - деятели московского профсоюза образования - попотчевали молодежь призывами бороться за свое право учиться и объявили митинг закрытым. Некоторые студенты восприняли это как должное, а среди некоторых пошли разговоры: “И это все? Лабуду послушали и разошлись? А первого сентября придешь в университет и тебе скажут: или плати три тысячи долларов и учись, или иди гуляй. Надо тут палатки ставить, костры разводить и сидеть до тех пор, пока гарантий на бесплатную учебу не будет”.