- А чтобы думали, что я умер как настоящий мужчина, а не как засранец!

Я, в отличие от того больного, обмануть никого уже не смог. Диагноз мой был ясен всем.

Нам велели погрузиться навалом в кузова автомобилей ГАЗ-51, и повезли куда-то. Трясло так, что из одного кузова выпал на дорогу какой-то студент. Его подобрали и поехали дальше. По дороге мы сделали две-три остановки и стояли примерно по часу. Мне уже эти стоянки были ни к чему, и я даже не вылезал из кузова - меня бил озноб, и вылезти наружу не было сил.

К утру приехали на какой-то распределитель - барак с нарами, но без матрасов, и велели ждать, пока подыщут жильё. Я, весь дрожа, еле добрёл до нар и лег прямо на доски. До этого, побывав в туалете, я обнаружил, что уже хожу кровью.

- А ведь ты подохнешь, наверное! - внимательно посмотрев на меня, сказал мой приятель Витька Галушкин, - хоть ты и падла приличная, хорони потом тебя тут! Так и быть, дам тебе лекарства, может, пригодишься ещё!

Витька был сыном какого-то союзного военного представителя в Грузии в ранге министра. Он мог бы спокойно увильнуть от целины, но не стал этого делать. Отец обеспечил его классными лекарствами, чтобы обезопасить сына. Я забыл название этого лекарства, но помню, что это был импортный антибиотик, целенаправленно от кишечных болезней.

Витька дал мне пакетик с таблетками и аннотацию, где были рекомендации по применению. Днём прекратился понос, а к вечеру я чувствовал себя уже сносно. Я поблагодарил Витьку за спасение и извинился за 'чистку' его вещей. Помню, что именно в его рюкзаке мы нашли больше всего деликатесов и фляжку коньяка.

- Если не подохнешь, - за тобой ящик водки! - объявил Витька.

Но я не успел поставить ему ящик на целине - он вскоре же заболел и был отправлен в Тбилиси. Дома же мы с ним выпили не один ящик водки; для меня это пьянство прошло безвредно, а Витька же, к сожалению, постепенно спился и умер ещё молодым, причём, прямо на улице. Но это было лет через пятнадцать, а пока я почувствовал, что выжил.

На ночь нас определили в пустующий амбар под номером 628, где уже были нары. Дали по тоненькому байковому одеялу, матрасу, соответствующее бельё и подушки. Амбар ? 628 принадлежал Чендакскому зерносовхозу, и мы поступили в распоряжение отделения этого совхоза.

Всё было бы ничего - я выздоровел, погода была хорошая, только из-за запасов зерна под полом в амбаре водились крысы с кролика величиной. Они были здесь хозяевами, мы - гостями. Крысы вынужденно мирились с нами, по-видимому, понимая, что если мы уйдём из амбара, придут местные, которые хуже. Но замахиваться, а тем более бить себя - не позволяли: по-звериному скалились и угрожающе пищали. Часто они ночевали в наших постелях, правда, поверх одеяла, внутрь почему-то не лезли. Крысы очень любили сало, а мы иногда покупали его у местных. Приходилось подвешивать его к потолочным балкам на проволоке, иначе крысы в момент съели бы это лакомство.

'Притирка'

Рядом с амбаром была кухня в виде в виде вагончика, а также туалет, правда без дверей, но с входом, обращённым в поле. Дня через два-три после выздоровления, ко мне вернулись прежние сила и наглость. Я подобрал где то пилу-ножовку, заточил её на круге с двух сторон кинжалом и сшил из кирзы чехол. Ещё я сшил себе широкий пояс из сыромятной кожи, а потом надеялся изготовить и самодельную штангу. А пока прицепил к поясу чехол с импровизированным кинжалом.

Штангу я всё-таки себе сделал из длинной стальной оси, с посаженными на неё катками от тракторной ходовой части, где катки эти катятся изнутри по гусеницам. Штангу я поставил посреди амбара и стал регулярно тренироваться.

Витька, спасший мне жизнь, как-то снисходительно отозвался о штанге, назвав её 'жестянкой'. Я обиделся и предложил поспорить на две бутылки водки - если она меньше 100 килограммов, выигрывает Витька, а больше - я. Тут же нашлись помощники, погрузили штангу на телегу и гурьбой отправились в магазин - взвешивать. Выиграл я - штанга оказалась весом 105 килограммов. Витька купил две бутылки водки (уборочная ещё не началась и водка пока продавалась), которые тут же и выпили: первый стакан - я, второй - Витька, а остальное - выпили помощники.

Витька быстро захмелел, кричал, что зря дал мне дорогие лекарства, что лучше бы я подох, и тому подобное. А вскоре он сильно заболел (уже не помню, чем) и его отправили домой. Оставшиеся матрас, одеяло и подушку, я забрал себе, сказав, что Витька 'завещал' это добро мне. Матрасы я положил друг на друга, а байковые одеяла сшил по периметру, набив между ними сухое сено. Как я оказался прав, что сделал это - грядущие холода я перенёс сравнительно легко, по крайней мере, не спал в телогрейке и сапогах, как другие.

По праву сильнейшего я вёл себя в группе по-хозяйски, но у меня обнаружился конкурент. Это был староста группы - Володя Прийменко, прошедший армию и знавший некоторые приёмы самбо. Володя был худ, белоглаз, похож на Иудушку Головлёва по рисункам Кукрыниксов, зол и достаточно силён. Мы с ним периодически цеплялись друг к другу, но пока по-мелочи. Володя был очень нудным парнем и всё доносил нашему куратору - члену парткома факультета Тоточава. Последний был добрым и неплохим человеком, но как партиец должен был реагировать. А как мегрел (Тоточава - мегрельская фамилия), наверное, симпатизировал мне, если это вообще можно было делать при моём поведении.

Причина моего раздора с Володей была одна - кухня. Не знаю медицинского обоснования этого явления, но после моего кишечного заболевания неизвестной мне этиологии, у меня проснулся бешеный аппетит. Я ел всё, что попадёт под руку - зерно молочно-восковой спелости, кашу, остающуюся в котле, яйца, которых было так много, что и съесть их все оказывалось невозможным. Иногда я по ночам вставал, будто в туалет, а сам шёл на кухню, вскрывал дверь ножом и быстро поедал оставленные там припасы. Я вынужден был поедать быстро потому, что минут через десять Прийменко, убедившись, что меня нет в туалете, бежал на кухню и мешал мне утолять голод. Какое ему было дело до этого - не понимаю, нудный и вредный был он, и всё тут!

А время от времени мы схватывались. Я старался захватить его в мои смертельные объятья, он же предпочитал удары. В конце концов, мы сваливались на землю и как два зверя катались, пытаясь укусить друг друга. Услышав мат и рычанье, ребята вставали и отдирали нас друг от друга.

Я знал, что Володька 'обхаживал' нашу повариху Марту, он постоянно просиживал с ней на кухне. Ребятам это не очень нравилось. И когда Тоточава объявил, что надо назначить ответственного по кухне, то я и Прийменко одновременно выставили свои кандидатуры. Вопрос решался голосованием.

- Он же обожрёт вас, вам это надо? - приводил свой довод Прийменко.

- А Прийменко будет на кухне трахаться с Мартой, это вам понравится? - приводил я свой довод.

- Пусть подерутся, и кто выиграет, тот и будет зав. кухней! - предложил Гога Тертерян.

Меня ребята не очень любили, но Володю за его доносительство и нудность, просто ненавидели. Наша драка была бы для них неплохим шоу.

Уговаривать нас не надо было. Мы вскочили на нары - а они были как одна площадка 5х2 метра и покрыты матрасами - и сцепились. Мне удалось ухватить противника за шею согнутой правой рукой, которую я дополнительно сгибал левой. Прийменко, пользуясь тем, что руки у меня заняты, стал пальцами выдавливать мне глаза. Я пытался укусить его, бил его коленом в пах, но не помогало. Только когда он стал хрипеть от удушья, а у меня пошла кровь, как показалось, из глаз (на самом деле кровь пошла из носа), нас растащили, как двух питбулей.

Вопрос о начальнике кухни оставался открытым, пока его не разрешил Тоточава.

- У вас есть староста, пусть он будет и ответственным за кухню, и причём здесь Гулиа? - провозгласил Тоточава и ребята неохотно, но согласились. Я грозился поджечь кухню, но потом понял, что первым пострадаю от этого я сам. К тому же мы стали менять зерно у местных жителей на самогон, сало и другие съестные продукты, и актуальность кухни поубавилась.