– Я позвонил тебе через неделю. Твой отец не пожелал со мной разговаривать.
Камилла впервые услышала об этом звонке, а потому как завороженная уставилась на Ричарда.
– Я звонил снова и снова, пока трубку не подняла твоя мать.
– И что… что она сказала?
– Она сказала, что ты больше не живешь с ними. Что у тебя своя жизнь и… своя семья. Сказать, что я был поражен, – не сказать ровным счетом ничего. Я был убил, сражен наповал этим известием. Мог ли я поверить, что моя Камилла, милая, нежная Ками так быстро нашла себе другого? Я позвонил через неделю, когда понял, что сойду с ума, строя предположения о том, что могло произойти за время моего отсутствия. Твоя мать не пожелала дать мне твой новый адрес или хотя бы телефон.
– Она его не знала, – тихо ответила Камилла.
– Неужели?
Камилла кивнула. Уйдя из дому, она больше никогда не виделась с родителями. Джозефина изредка созванивалась с ними и даже пару раз навещала стариков. Однако Камилла взяла со старшей сестры клятву, что та ни словом не обмолвится с родителями о ней.
– Я решил, что ты вышла замуж и уехала из Нью-Йорка. Тогда я пошел на компромисс с отцом и… Ну, дальше ты все знаешь. Я сполна заплатил за сделку с собственной совестью.
– Ты счастлив? – Камилла подняла глаза и встретилась с Ричардом взглядом.
Ему не понадобились слова, чтобы ответить на ее вопрос. Его глаза были полны боли и страдания. Камилла помнила эти глаза излучающими веселье и радость жизни. В ее воспоминаниях глаза Ричарда всегда смеялись. Как не похожи были ее грёзы на явь! Мечтала ли она об этой встрече? Возможно, прежде…
– Прошло слишком много лет, – произнесла со слезами на глазах Камилла. – Мне очень жаль.
– Я всегда помнил о тебе. – Ричард притянул дрожавшую всем телом женщину к себе и обнял.
– Ричард, не надо. Не будем ворошить прошлое. В конце концов мы прожили эту жизнь не так уж и плохо. Оглянись вокруг. У тебя свой дом, красавица жена и прекрасный сын.
– Я думал, что Александр тебе не понравился.
– Он милый, воспитанный мальчик. И очень чуток и заботлив.
– Но… тогда почему ты против его союза с Грейс? Неужели дело во мне? Ты настолько ненавидишь меня, что готова разрушить счастье наших детей? Ни Александр, ни Грейс не виноваты в том, что наша любовь не перенесла жизненных испытаний.
По щекам Камиллы потекли горькие слезы. Ричард прав. Она собирается разрушить любовь их детей… именно потому что они – их дети.
– Знаешь, поначалу мне показалась странной их внезапная любовь. Александр никогда прежде не проявлял особого рвения на любовном попроще. У него и девушки постоянной вроде не было. Так, непродолжительные интрижки. А тут его словно подменили. С Грейс же все как раз наоборот: такое впечатление, что Александр любит ее сердцем, а она его – разумом. Ее словно что-то удерживает, гнетет изнутри… Может быть, она боится тебя.
– Ну, спасибо, Ричард. Я, по-твоему, мегера, которая держит в страхе родную дочь?!
– Нет, но… в Грейс чувствуется какая-то сдержанность… зажатость… Не хочу думать, что она собирается замуж за Александра по расчету, а не по любви, но что-то в ее поведении меня настораживает.
– Не беспокойся. Этого брака не будет, – категорично заявила Камилла.
– Потому что ты так решила?
– Они не могут быть вместе… – Камилла закусила губу, чтобы не разреветься в голос.
– Почему?! – взревел Ричард, грубо тряхнув Камиллу за плечи. – Отвечай, черт бы тебя побрал! Сколько можно прятаться? Ты всю жизнь пряталась от меня. Я так и не смог тебя разлюбить и забыть именно потому, что в наших отношениях не была поставлена точка. Я не знал, что думать. Я то сочинял сотни различных оправданий твоему поведению, то винил тебя в предательстве… Проклятое воображение рисовало передо мной картины твоего семейного благополучия: муж, дети и собака… Да-да, непременно должна была быть собака… Как будто именно она удерживала тебя в браке с другим мужчиной! Я не мог – слышишь? – не мог поверить, что ты испытываешь к другому те же чувства, которые объединяли нас. Потом я воображал, будто ты взята в заложники или расплачиваешься по долгам родителей…
– Грейс – твоя дочь.
– Что… что ты сказала? – Ричард выпустил плечи Камиллы и схватился за голову.
– Грейс – твоя дочь. – Камилла всхлипнула. – Я узнала об этом после твоего отъезда.
– Почему ты не сообщила мне?
– Зачем? Чтобы ты поставил жирный крест на карьере юриста? Вернулся в Нью-Йорк? Твой отец возненавидел бы меня до конца дней. Неужели ты полагаешь, что он позволил бы нам жить вместе?
– Ты не можешь этого знать наверняка! – крикнул Ричард.
– Тогда я считала, что поступаю правильно. Думаешь, мне было легко на это решиться? Я ушла из дому, поругавшись с родителями, которые заставляли меня сделать аборт. Если бы не старшая сестра…
– Тебе достаточно было только позвонить мне.
– Сначала я была слишком гордой. Не хотела, чтобы ты женился на мне только из-за незапланированного ребенка.
– Незапланированный не означает нежеланный, – возразил Ричард.
– А потом… когда нужда возобладала над гордыней, я позвонила Нику, чтобы узнать о тебе…
– …И он сообщил о предстоящей свадьбе, – продолжил за нее Ричард. – Ник мне сразу перезвонил и рассказал о твоем звонке. Ему показалось, что у тебя очень расстроенный голос.
– Хм, поневоле расстроишься, когда у тебя в кармане всего двадцать долларов и ты не знаешь, на что их лучше потратить: купить побольше макарон для себя и Джозефины или пару килограммов фруктов, потому что жутко не хватает витаминов. Я тогда кормила малютку Грейс грудным молоком…
– Господи, как ты могла… как ты могла, Камилла! Столько лет скрывать от меня правду! Теперь я думаю о том, сколько пропустил в своей жизни… да и в жизни своей дочери.
– Грейс только моя дочь.
– Теперь она и моя.
– Ты бы об этом никогда не узнал, если бы не случайность.
– Вся жизнь состоит из таких вот случайностей.
– Теперь ничего не изменить… видимо, такова наша судьба, – печально произнесла Камилла.
Она устало опустилась на кровать и глубоко вздохнула. Вот и все. Наконец Ричард узнал правду. Ее тайна перестала быть только ее тайной. С одной стороны, она обрела врага, но с другой – союзника. Ричарду придется остудить пыл Александра.
– Мне нужно побыть одному… извини…
Ричард стремительно вышел из ее комнаты. Камилла осталась одна. Как всегда… одна. Почему же она никак не привыкнет к этому ощущению беспробудной тоски, изъедающей душу подобно моли в платяном шкафу? Почему с каждым годом одиночество становится все непереносимее? Ко всем «почему», мучившим Камиллу уже не один год, добавился еще один вопрос. Неужели она до сих пор любит Ричарда?
8
– Почему ты остановился? Нэнси никогда не запирает дверь.
– По-моему, твоя подружка не одна.
Грейс вопросительно посмотрела на Александра.
– Там явно веселая компания, – с улыбкой ответил он, снова прислушавшись. – Смеются как минимум трое.
– В этом вся Нэнси. – Грейс пожала плечами. – Она бы даже в монастыре устроила пирушку, на которую созвала бы всю монашескую братию.
– Как думаешь, мы им не помешаем?
– Конечно нет! Уж не думаешь ли ты, что Нэнси устроила в пансионе миссис Льюис оргию? – Грейс скептически улыбнулась, всем своим видом укоряя Александра в порочности подобного предположения.
– Нет, но… Уже довольно поздно… и Нэнси, по всей видимости, не скучает в одиночестве.
– Нэнси вообще никогда не скучает в одиночестве, – шепотом возразила Грейс. – Не волнуйся, я ее предупредила о нашем визите.
– О, так, может быть, она решила устроить праздник в нашу честь, – усмехнулся Александр, опустив ручку и толкнув дверь.
Их встретил радостный вопль Нэнси:
– Ребята, наконец-то вы пришли!
Грейс озадаченно озиралась по сторонам. На ее кровати – на которой, впрочем, ей так и не удалось поспать – восседали два молодых блондина с одинаково ослепительными улыбками.