А больше всего ты горюешь потому, сказал ее внутренний голос, что тебе известно, чем ты могла бы обладать, верно ведь? Ты одним глазком взглянула на то, какой могла бы стать твоя жизнь, но была бессильна принять ту судьбу.
– Вечер был чудесный. – Кэтрин взяла в руки сумочку и повернулась на сиденье к Доминику. – Надеюсь, вы с Клэр прекрасно проведете Рождество. Она как раз в том возрасте, когда этот праздник кажется настоящей сказкой.
Машина затормозила, и Кэтрин собралась выходить.
– Я провожу тебя в дом, – сказал Доминик и выскользнул из машины, а Кэтрин лишь пожала плечами, хоть ей и хотелось сказать, что она способна войти в дом самостоятельно.
Дом был погружен в полнейший мрак. Нужно было оставить включенным хоть маленький светильник; обычно она так и делала, если уходила на весь вечер, но сегодня, должно быть, забыла. Все произошло так быстро, и она была так взвинченна.
Письмо вообще не попалось бы ей на глаза, если бы Доминик не включил верхний свет. Сама Кэтрин, как правило, включала маленький светильник на столике у самой двери, где стоял и телефон. Ей нравился более мягкий свет.
Но в ярко освещенной прихожей она не могла не заметить небольшой конвертик, белевший на подстилке у двери. По сути дела, она на него едва не наступила.
– Любовная записка? – произнес из-за ее спины глубокий голос Доминика.
– Скорее, рекламный проспект, – ответила Кэтрин и, пройдя чуть вперед, открыла конверт. Сверху он был девственно чист, и она представления не имела, от кого он может быть. Наверняка какая-нибудь рекламная компания расписывает очередной грандиозный рождественский проект или же благотворительное общество просит о пожертвованиях.
Оказалось, ни то, ни другое. Кэтрин пробежала глазами несколько строчек, еще раз перечитала – более внимательно, а потом обратила к Доминику потрясенное лицо.
– В чем дело? – Голос его хлестнул ее как бич. Он рванулся к ней и схватил ее за руки. – Что случилось?
– Прочти, – тихим, дрожащим голосом ответила она, и он, взяв письмо; отвернулся.
Ей показалось, что она много часов простояла в холодной прихожей, глядя на его спину, но на самом деле могло пройти каких-нибудь несколько секунд, а потом Доминик развернулся к ней, глаза его извергали зеленый огонь.
– Ублюдок, – произнес он с ледяным спокойствием, куда более страшным, чем если бы он впал в яростное буйство и принялся расшвыривать все вокруг.
– Доминик, – нерешительно сказала Кэтрин, – пожалуйста… – Она сделала к нему шаг, и его ладонь обхватила ее запястье.
– Ты пойдешь со мной, – мрачно заявил он. – Я этого не допущу!
О, Дэвид, подумала она, едва справляясь с приступом злости, как ты мог? Доминик уже тащил ее к двери, вынимал из ее руки ключ, запирал за ними дом и возвращался с ней к машине, а Кэтрин не в силах была сопротивляться. В голове у нее мысли неслись кувырком, сталкивались друг с другом и вихрем уносились неизвестно куда, не давая ей возможности хоть что-то сообразить.
Она обязана была предвидеть нечто подобное, с тревожным стыдом корила она себя. Во время последнего разговора с Дэвидом она заметила в его поведении какую-то странность, бесшабашность. Сейчас, вспоминая ту встречу, она понимала, что это было предвкушение великого события.
Она посмотрела в зеркало заднего вида – и взгляд шофера мгновенно метнулся вперед, на дорогу. Интересно, что он обо всем этом думает? – гадала она. Дама побелела и вся дрожит, а Доминик готов взорваться от ярости настолько мощной, что становится страшно. Кэтрин не рисковала смотреть на него, но ощущала исходящую от него угрозу, как будто та была материальна.
За весь путь к его дому они не произнесли ни слова.
Что же могло заставить Дэвида – благоразумного, добродушного Дэвида – совершить подобный театральный поступок – сбежать с Джек и тайком пожениться?
Она припомнила записку.
«Тебя не было дома, а я хотел, чтобы ты знала, что мы с Джек решили пожениться. Мы смываемся, как ночные воришки, потому что она до чертиков боится брата и уверена, что он нам непременно помешает, если мы захотим пожениться открыто. Наверное, я должен чувствовать себя виноватым? А я вот не чувствую. Мне кажется, что я на небесах. Представляешь реакцию старика Пека в моей школе? Я, разумеется, скоро свяжусь с тобой, дорогая Кэтрин».
Я потрясена, думала Кэтрин. Совершенно потрясена. Она едва сдерживала истерический хохот.
– Заходи, – бросил Доминик, когда они подъехали к его дому.
Как только они переступили порог, он выпроводил няню с такой скоростью, что та изумленно заморгала, а потом повернулся к Кэтрин и коротко заявил:
– Пойду выпью виски. А ты?
Кэтрин отрицательно покачала головой и последовала за ним на кухню, где на самом видном месте красовался белый конверт, поразительно напоминающий тот, что поджидал ее под дверью. Доминик вскрыл его одним резким движением, прочитал сообщение и швырнул листок в корзину.
– Что она пишет? – спросила Кэтрин, полагая, что не спросить просто неприлично.
– «Дорогой брат… – от этой цитаты губы его язвительно искривились, – сбежать в моем-то зрелом возрасте! Разве не восхитительно? Когда мы встретимся с тобой в следующий раз, я уже буду замужней женщиной, и я очень надеюсь, что ты к тому времени успокоишься. До встречи!» Черт бы все побрал! Восхитительно! Сбежала из дому из-за небольшой интрижки, а чувствует себя героиней детской книги! Теперь тебе понятно, что я имел в виду, когда утверждал, что она абсолютно безответственна?
Кэтрин молча следила, как он осушил бокал, а потом прошла за ним в гостиную. Больше всего на свете ей хотелось бы оказаться подальше от всей этой неразберихи. И надо же было Дэвиду сбежать, невольно оставив ее расхлебывать заваренную им кашу!
– Ну, – сказал Доминик, остановившись у великолепного викторианского камина, – ты его хорошо знаешь. Куда, по-твоему, они направились? К нему? Где он живет?
– Если они приняли решение, – осторожно подбирая слова, ответила Кэтрин, – то, мне кажется, тебе ни к чему выслеживать их и пытаться остановить.
Он вовсе не это хотел от нее услышать. Лицо у него зловеще потемнело, и ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не съежиться и не попятиться от него. Здесь нет моей вины, убеждала она себя, и я не стану вести себя так, как будто мне есть что скрывать или чего стыдиться.
– Ах, вот как? – с сарказмом протянул он. – И как же мне, по-твоему, поступить? Вывесить транспарант с поздравлениями на стене дома к их возвращению? Дай мне его телефон!
Кэтрин продиктовала, понимая, что так или иначе он вытрясет из нее этот номер, но телефон не отвечал, в чем она и не сомневалась.
Он швырнул трубку на рычаг и нахмурился.
– Ясно, что они не появятся там, где ты станешь их искать в первую очередь.
– Поэтому-то ты и здесь. Ты знаешь его излюбленные места. Куда он мог отправиться? Видимо, они рассчитывают пожениться утром где-нибудь в захолустье.
Кэтрин набрала побольше воздуха.
– Пусть женятся.
– Я не позволю, чтобы жизнь моей сестры разрушил какой-то авантюрист!
– Дэвид вовсе не авантюрист! Ты бы это понял, если бы поговорил с ним хоть десять минут. Откуда в тебе такая подозрительность?
– А ты как думаешь?
– Ну, хорошо, – тяжело вздохнула Кэтрин, – я понимаю, что ты оберегаешь сестру, что тебе не хочется, чтобы ее бессовестным образом использовали, но разве ты сам не видишь, что в этой ситуации ты бессилен?
Засунув руки в карманы, с искаженным от ярости лицом, Доминик принялся ходить из угла в угол. Ему не нравилось то, что она говорила. Возможно, он ожидал, что у нее возникнет такое же горячее желание остановить все это, как и у него. Он же, в конце концов, считал их с Дэвидом любовниками.
– Я просто не хочу, чтобы она страдала, – с горечью произнес он, остановившись рядом с Кэтрин. – Она, конечно, выросла в роскоши, но деньги ее не испортили. Если этот парень просто использует ее, не представляю, как она сможет с этим бороться.
