Уведомив Потемкина о своем движении, он немедленно, глубокой ночью, выступил в поход. Потемкин, в свою очередь, послал донесение в Петербург, пояснив, что «Кобург почти караул кричит, и наши едва ли к нему во-время поспеют».
Однако Суворов поспел. Идя по размытой дороге, под проливным дождем, вынужденный наводить в пути сорванный разбушевавшейся рекой мост, он проделал в течение двух суток около 100 верст и утром 10 сентября примкнул к левому крылу австрийцев. Он привел с собой 11 батальонов пехоты, 12 эскадронов кавалерии, 2 полка казаков, 800 арнаутов (вооруженных молдаван), при 30 орудиях. Существует рассказ, что когда один шпион доложил великому визирю о появлении Суворова, визирь велел повесить его за распространение небылиц.
Безмерно обрадованный, принц тотчас явился для обсуждения плана действий. Суворов принял его в простой палатке, на охапке свежего сена и, не дав ему изложить составленной австрийцами диспозиции, развил свой проект. Ежели турки еще не наступают, заявил он, значит они не закончили сосредоточения сил. В таком случае надо немедленно атаковать их. Принц Кобургский колебался: русских и австрийцев вместе было 24 тысячи, то есть в четыре раза меньше, чем турок. Но Суворов поставил вопрос ультимативно, пригрозив, что в случае отказа атакует только своим семитысячным корпусом. Он указал, что при крупном неравенстве сил лишь внезапная и быстрая атака обещает успех, что многочисленность турок будет способствовать их беспорядку и, наконец, усмехнулся он. «турок все же не столько, чтобы заслонить нам солнце». В конце концов австрийский полководец подчинился более сильной воле и отдал себя в распоряжение Суворова…
Немедленно после совещания с принцем Кобургским Суворов поскакал к реке Рымне, вскарабкался, несмотря на свои шестьдесят лет, на высокое, дерево и долго обозревал турецкие позиции. В голове его постепенно складывался план сражения. Позиции турок были очень удобны для обороны. Они прикрывались с фронта и с флангов рекою, оврагами и лесами. Однако Суворов сразу заметил допущенную турецким командованием ошибку: оно разделило свои войска на три армейские группы, причем пересеченная местность затрудняла быстрое прибытие подкрепления к какой-либо из них. Суворов решил бить турок по частям: сперва атаковать их левофланговую группу, затем центральную и тогда, сомкнувшись с правым флангом австрийцев, предпринять наступление на последнюю группировку неприятеля.
План был очень рискованный, но Суворов верил в себя и своих солдат. Характерно, что, не желая смущать австрийского главнокомандующего, он не посвятил его полностью в свои намерения, сообщив только первую половину плана.
В тот же вечер войска двинулись на сближение с противником. В интересах наступавших было возможно долее остаться незамеченными. Поэтому они шли молча, команда отдавалась вполголоса. Стояла безлунная звездная ночь. Турки, не предполагая активных замыслов противника, не позаботились выставить охранение. Около четырнадцати верст войска прошли, не встретив ни одного турецкого пикета. По пути пришлось переправляться вброд через Рымну, шириною до двухсот шагов.
Только утром турки заметили приблизившиеся колонны и открыли огонь. В это время русский корпус двигался берегом реки к левому флангу турок, австрийцы же надвигались на центр, немного подаваясь вправо, вслед за Суворовым. Связь между русским и австрийским корпусами поддерживалась кавалерией под командованием одного из способнейших австрийских генералов, Карачая. Таким образом, наступление велось как бы уступами. Русские войска двигались четырьмя линиями, имея на флангах донских казаков. Сам Суворов находился в первой линии, при среднем каре.
Идти приходилось полем, заросшим бурьяном и кукурузой. Местность казалась ровной, так как из-за высоких кукурузных стеблей не видно было впадин и оврагов. Это чуть не повело к катастрофе – у самых турецких окопов колонна Смоленского полка наткнулась на глубокий овраг. Войска замялись. В этот момент турки открыли бешеную стрельбу, а из-за леса неслись нестройные толпы их конницы.
Суворова это не смутило. Он велел первым рядам немедленно спуститься в овраг и, перебравшись через него, атаковать батареи. Остальные части с помощью обогнувшей овраг кавалерии вступили в бой с конницей. Как раз в это время произошел известный эпизод, описанный одним очевидцем, австрийским офицером. Спустившись в овраг, карабкаясь под жерлами неприятельских пушек, гренадеры внезапно разразились громовым хохотом: повидимому, вездесущий Суворов рассмешил их какой-нибудь шуткой.
Встретив твердый отпор, встревоженная глубоким продвижением ей во фланг передовых русских частей, турецкая конница рассеялась. Суворов запретил преследовать ее, чтобы не ослаблять темпа наступления.[64]
Не теряя ни минуты, Суворов направил свой отряд влево, повернув фронт почти под прямым углом.
Тем временем австрийцы выдержали ряд сильнейших ударов турок и, хотя замедлили свое продвижение, все же с помощью кавалерии Карачая и русской конницы отразили все атаки.
Полдневный жар истомил бойцов. Битва на короткий срок приостановилась. Турки подтягивали главные силы; Суворов использовал передышку для сообщения своему союзнику дальнейшего плана операции. Он предложил концентрически наступать на центр неприятельской позиции, Крынгумейлор– ский лес, и одновременно с русскими атаковать его.
Однако, изучая лежащую перед ним местность, Суворов заметил, что подступы к лесу обстреливались сильной турецкой артиллерией, расположенной в деревне Бокзы. Он принял решение сперва овладеть Бокзы, видя в ней ключ позиции, и тотчас двинул туда свой отряд.
Сражение возобновилось с новой силой. Великий визирь ввел свежие части, и сорокатысячная масса конницы с отчаянными возгласами: «Экбер-алла… Я-алла!» – обрушилась на австрийцев. Те мужественно оборонялись, однако с каждой минутой слабели. Видя, что Суворов удаляется, принц Кобург– ский слал к нему одного курьера за другим, прося поддержки.
– Пускай держится, – отвечал русский полководец, – а бояться нечего: все вижу.
Он знал, что, заняв Бокзы, окажет более действенную помощь австрийцам, чем сотрудничая с ними в отражении фронтальной атаки. Ему и самому приходилось нелегко – сильные турецкие батареи почти в упор громили его поредевший отряд, с флангов то и дело налетали янычары. Во время одной атаки казаки были совершенно рассеяны, но пехота устояла. Отлично действовала русская артиллерия, принудившая турок дважды увозить свои орудия с позиций.[65] В конце концов Бокзы была взята. Быстро пройдя небольшую рощу, Суворов вышел во фланг главным турецким силам, почти опрокинувшим уже австрийцев. Попав под перекрестный огонь, турки отхлынули к Крынгумейлорскому лесу.
Наступал последний акт драмы. Предпринятый Суворовым сложный маневр, сводившийся к тому, что турок били последовательно, по частям, должен был увенчаться прямым штурмом основных неприятельских позиций. Главное укрепление их состояло из неглубокого рва и земляной насыпи. Однако насыпь эта не была еще готова и высота ее была незначительна. Заметив это, Суворов молниеносно принял решение – одно из тех, которые не предусмотрены никакими теориями и которые рождаются только в мозгу гения, – он решил атаковать турецкие окопы кавалерией.
По его распоряжению, оправившиеся австрийские войска составили вместе с русским отрядом одну общую, несколько вогнутую линию. Каре первой линии были раздвинуты, и в интервалах помещены конные части; остальная часть кавалерии была размещена на флангах.
Под сильнейшим огнем турок атакующие приблизились в таком порядке на 300–400 сажен к ретраншементу. В этот момент из интервалов всей линии вынеслась кавалерия и полным карьером помчалась на неприятеля. В одну минуту всадники пересекли обстреливаемое пространство, перескочили через ров и бруствер и врубились в плотные ряды янычар. Пораженные этой невиданной атакой, защитники траншей растерялись. Это позволило атакующей пехоте почти беспрепятственно добежать до места схватки.
