При аресте Кондорсе предпочел не называть своего настоящего имени. Так, под вымышленным именем, он и попал в тюрьму. Когда тюремщик зашел к нему в камеру на следующий день, Кондорсе уже был мертв: он проглотил пилюлю с сильнейшим экстрактом белладонны и опиума, которую постоянно носил при себе.
Самоубийства совершали даже министры нового правительства, и причин у них для этого было множество. Существует версия, что, например, министр внутренних дел Ролан покончил с собой, поскольку не мог пережить смерть своей жены, погибшей на эшафоте. Неизвестно, какие причины для столь отчаянного поступка руководили этим человеком. Их можно назвать множество: например, угрызения совести, ведь он не сделал всего, что мог, чтобы предотвратить позорную смерть госпожи Ролан.
Правда, господин Ролан являлся ее мужем только официально, и отношения этой пары скорее напоминали отношения отца и дочери: ведь министр знал, что его супруга является верной подругой жирондиста Бюзо. В этом случае отцовское отчаяние тоже можно понять. Было и третье обстоятельство, как представляется, не менее важное: этот человек мечтал о восстановлении королевства во Франции, но видел, что время террора отнимает у него последние проблески надежды на это и он не в силах ничего изменить из того, что должно произойти неизбежно.
Впрочем, для самоубийства редко существует лишь одна причина. Как правило, подобных причин много, и действуют они, вместе взятые. Известно, что перед казнью мадам Ролан произнесла: «Когда мой муж узнает о моей смерти, он покончит с собой». Таким образом, ее слова полностью оправдались. Едва узнав о казни супруги, Ролан, никому не сказав ни единого слова, покинул дом и отправился в лес неподалеку от Бодуэна. Выйдя на безлюдный проселок, он закололся кинжалом.
Только через две недели Конвенту стало известно, что министр внутренних дел Франции погиб, и то – это произошло совершенно случайно. Один из народных представителей, откомандированный в департамент Нижняя Сена для борьбы с врагами революции, нашел на дороге неизвестного человека, заколовшегося кинжалом, о чем и составил записку правительству: «Некий человек был обнаружен мертвым на большой дороге, что между Парижем и Руаном».
Опознать труп удалось только благодаря мяснику Лежандру, который категорически заявил, что данный самоубийца является не кем иным, как министром внутренних дел Франции Роланом. После этого были обысканы карманы погибшего, где обнаружились четыре документа, в которых министр подробно описывал собственную жизнь и чувства, владевшие им перед самоубийством.
Там же Ролан излагал некоторые пророчества относительно будущего страны. Естественно, что Национальному Конвенту эти откровения, единственно искренние, поскольку писались перед уходом в вечность, показались более чем крамольными. О чем именно писал Ролан, по сей день остается неизвестным, зато широкую огласку получила записка, составленная членами Конвента. Итог данного опуса, претенциозный и напыщенный, звучал буквально следующим образом: «Национальный конвент, быть может, признает нужным водрузить на его могиле столб с надписью, возвещающей потомству трагический конец порочного министра, развратившего общественное мнение, дорогой ценой купившего славу добродетельного человека и бывшего вожаком преступного заговора, имевшего целью спасти тирана и истребить республику».
Впрочем, некоторые историки полагают, что предсмертная записка министра Ролана содержала строки приблизительно следующего содержания: «Совершая самоубийство, я не испытываю страха. Это чувство скорее можно назвать негодованием, и последней каплей моего терпения стало известие об ужасном убийстве моей жены. Я понял, что не в силах более жить на земле, насквозь пропитанной кровью и навсегда оскверненной многочисленными преступлениями».
Таков был конец Жиронды, но не избежала самоубийственной эпидемии и партия террора – Гора. Пусть некоторые полагают, что таким образом эти люди искупали свои страшные грехи перед несчастным народом Франции, но все же более разумным представляется рассуждение на данную тему Малле дю Пана, который, оглядываясь на долгий и кровавый путь, пройденный Великой французской революцией, так охарактеризовал основное настроение, жившее в душах большинства людей того времени: «Казалось, Францией управляют события, а вовсе не люди; последних же лишь влекла непреоборимая сила неожиданных, непредвиденных и чисто роковых обстоятельств».
Итак, после жирондистов настал черед сторонников Горы, и их список не менее длинен. Так, исторические сводки сухо сообщают, что 26 сентября 1793 года один из депутатов департамента Устья Роны Пьер Бейль неожиданно для всех решил свести счеты с жизнью, заколовшись кинжалом. Прочие прежние сильные мира сего, а ныне заключенные прибегали к некоторым другим способам. Например, содержавшийся в тюрьме Плесси бывший депутат Осселен, не имея под рукой ничего иного, воткнул себе в грудь длинный гвоздь. Подошедшее через некоторое время начальство тюрьмы вело долгую дискуссию, каким образом им следует поступить с этим гвоздем. После долгих совещаний было решено оставить все как есть и таким образом сделать более долгими предсмертные мучения несчастного.
Террор шел на убыль. Наступил Термидор. Казнен Робеспьер, прежний Неподкупный, а теперь страстно ненавидимый всем народом. В этот же день, 9 термидора, был арестован еще один человек, более напоминавший чудовище, и не потому, что был уродлив, как смертный грех, стар и разбит параличом. Это был Кутон, тот, кто подписывал тысячами смертные приговоры, практически не пытаясь разобраться в делах. Он наводил ужас на весь Париж, как бес из преисподней, носившийся по улицам в своей громыхавшей на колдобинах инвалидной коляске.
И вот Кутон тоже пытается нанести себе смертельные удары кинжалом, но безуспешно, а потому ему остается лишь смириться с судьбой и, подобно своим жертвам, отправиться на казнь в позорной повозке: ведь гильотина, как и прежде, работала очень исправно, и немногие, подобно Сен-Жюсту, отваживались с совершенным хладнокровием ожидать неминуемой смерти.
В июне 1795 года в Париже произошло очередное восстание толпы из предместий, которая ворвалась в Национальное собрание с прежними требованиями, так и не изменившимися со времени падения королевской власти, а именно – хлеба и конституции. В связи с этими событиями патриотов, решившихся выразить сочувствие этим «оборванцам», немедленно арестовали. Среди них были давно зарекомендовавшие себя как пламенные революционеры Ромм, Дюруа, Буррот, Дюкенуа, Субрани и Гужон. Их поместили в тюрьму Бычий форт, где заключенным пришлось провести несколько недель, прежде чем они были вызваны в зал суда, где члены специальной комиссии зачитали им смертный приговор. Все шестеро спокойно выслушали решение их участи: иного в те времена невозможно было и ожидать. И лишь при выходе заключенных из зала суда произошло неожиданное: они закололи друг друга кинжалом, который Ромм тщательно спрятал под одеждой. Повезло, однако, если так можно выразиться, только Ромму и Дюкенуа – они умерли сразу же. Дюруа вообще не успел ничего предпринять, а еще трое, тяжело раненные, находились в крайне плачевном состоянии. В связи с подобным оборотом дела судьи вынесли решение провести гильотинирование осужденных как можно скорее. Раненых кинули в повозку, и они еще успели услышать все отборные ругательства, которыми чернь осыпала их всю дорогу на казнь.
Не пожелали идти на свидание к «мадам Гильотине» также Мор и Рюль, успешно покончившие с собой. Бабёф и Дарте, едва услышав смертный приговор, подобно многим своим соратникам, закололись кинжалами. Все произошло так быстро, что жандармы, бросившиеся было к заключенным с целью обезоружить их, не успели ничего предпринять.
Осужденные упали, обливаясь кровью. Бабёф умер на месте, а потому голову пришлось отрубать лишь его остывшему трупу, зато Дарте был еще жив, когда его дотащили до эшафота и гильотинировали.
Предпочитали добровольно уходить из жизни и такие люди, которые непосредственно не влияли на политику, но все же поддерживали действия правительства тотального террора. К таким относился, например, человек, любивший называть себя «санкюлотский проповедник», – Жак Ру. Любимец всех революционно настроенных парижан и свирепого кровожадного Эбера, он являлся редактором «Клубной газеты» и сопровождал короля Людовика XVI на эшафот. Когда настал его черед быть арестованным и приговоренным к смерти, Жак Ру прямо в зале суда выхватил из кармана нож и нанес себе в грудь пять ударов. Ему сразу же оказали первую помощь и отправили в госпиталь Бисетр, однако по дороге туда Ру скончался.
