Волны били по ногам Полированную Лысину. Он спотыкался, но терпел. Ежик счастливо хохотал, Тонкий смотрел и пытался делать выводы. А топить его сегодня не будут, почти наверняка. Захотели бы утопить – посадили бы в лодку или впрягли бы первым на место Полированной Лысины. А они… Да забыли они про него, что ли? Значит, это не браконьеры. А кто? И почему Ежик сказал: «Поехали браконьерничать?» «По приколу сказал, – ответил сам себе Тонкий. – Если бы и впрямь хотел заняться чем-нибудь незаконным, уж не стал бы об этом трепаться».

Лысины уже загрузились в лодку и только тогда вспомнили о Тонком:

– Пацан! Ты идешь?!

И Тонкий пошел. Вернее, поплыл догонять лодку, чтобы порыбачить с безобидными и бесшабашными Лысинами. Зачем? Он и сам не понял. Должно быть, ему было обидно, что зря потерял время. А так хоть рыбку поймает – уже польза.

Лодку не швыряло, но покачивало ощутимо, так, что передвигаться по ней можно было только на четвереньках. На двух точках не удержишься. Лысины и в самом деле собрались ловить бычков, только называли их по-деревенски: ротаны. Ежик отщипывал от батона, насаживал хлеб на крючок, даже не скатывая шарика, и забрасывал в бушующее море.

– Ротаны такие прожорливые, – объяснял он Тонкому, – можно не скатывать, можно вообще без хлеба ловить или без крючка – они все хватают, что попадется. Вцепляются намертво. Палец в воду сунь – и поймаешь.

Тонкий решил, что он шутит, но все-таки потихоньку, за спиной сунул в воду палец. Бычок, само собой, не клевал, а Ежик продолжал свой правдивый рассказ:

– Я однажды на червя поймал. Червяк вот такой (он показал мизинец), а ротанчик вот такусенький клюнул (показал ноготь). Даже на крючок не насадился. Пасть разинул во всю ширь, вцепился в червяка и держит. Вот так, брат, ротанов ловят!

– Жадность фраера сгубила, – авторитетно добавил Полированная Лысина. Он греб маленькими веслами, предоставив рыбалку Ежику с Тонким. Сашке была выдана бамбуковая удочка и полбатона.

– А на мелководье вообще просто, – продолжал Ежик, – берешь трубу, хоть выхлопную (он кивнул на «шестерку»), старую, конечно. Кладешь на дно и ждешь. Ротан туда заплывает, ты его – хлоп! Закрыл трубу с двух сторон ладонями и вытащил.

Тонкий аккуратно скатал шарик из хлеба, насадил и забросил. Кого можно поймать при таких волнах (одна плеснула в лодку, намочив ему колени)? Неужели взрослые бывают такими глупыми? Тонкий посмотрел на Ежика. Не такой уж он и взрослый, старше Тонкого лет на пять, а может, и меньше. Но Полированная Лысина – ровесник тети Музы. Уж он-то должен понимать!

Еще одна волна хлестнула, на этот раз Ежику по носу, оставив в лодке ведро соленой воды. Надвигался настоящий шторм. Ежик отмахнулся, фыркнул и тут же получил очередь из волн в затылок, в бок и опять в нос. Волны приходили с одной стороны, просто Ежик вертелся.

– Сворачивайтесь! – рявкнул Полированная Лысина, но было поздно. Огромная, наверное, с башенный кран, волна накрыла резиновую лодку с глупыми взрослыми и начинающим оперативником.

Стало еще темнее. Тонкий потерял опору под ногами и через секунду понял, что не может вдохнуть. Вверху, внизу, справа, слева была вода.

Море шумело в ушах, и ничего больше не было слышно. Тонкий барахтался и кувыркался, как космонавт в невесомости.

«Вот наступит осень, – меланхолично думал он, – все придут в школу и начнут хвастаться, кто как провел лето. Федоров с Фоминым наверняка сейчас в деревне у федоровской бабушки. Опять будут врать, как вдвоем ходили на медведя с кухонным ножом. Им, конечно, не поверят, но выслушают с удовольствием. Зомби собирался в Грецию, ему тоже будет что рассказать. А начинающий оперативник Александр Уткин не расскажет, как поймал браконьеров, потому что его просто не будет на свете… Нет уж, фиг!»

Тонкий вытянулся струной и поплыл наверх! Или вниз… или в сторону… Везде было одинаково темно, как определить, где верх, а где низ? «Выдохни и посмотри, куда пойдут пузыри», – вспомнил он тети-Музину дорожную лекцию. Выдохнул. Поплыл за пузырями и… Получил пинка! Не может быть! Тонкий оглянулся – сзади маячили темные силуэты ног. Ну да, он же не один упал. А где ноги, там, значит, верх…

Тонкий вынырнул, глотнул воздуха, и набежавшая волна отвесила ему тяжелую оплеуху. Шторм не прекращался. Ежик барахтался рядом, рассеянно оглядываясь и отплевываясь.

– Пацан? – спросил он, когда голова Тонкого снова показалась над водой. – А где Игорь?

Тонкий успел сообразить, что Игорем зовут Полированную Лысину и что во-он там сверкнуло нечто слишком крупное даже для крымской звезды и слишком тусклое для маяка.

Начинающий оперативник Александр Уткин – отличный пловец. С этим не спорит даже тетя Муза, оперативник со стажем. Тонкий набрал побольше воздуха, еще разок получил волной по башке и поплыл спасать Полированную Лысину.

Десять метров – понятие относительное. Если, к примеру, ты проснулся с утра и слышишь, как бежит по коридору сестренка, собираясь первой оккупировать ванную, – десять метров ты преодолеешь за секунду, а через минуту, плескаясь под душем, уже не вспомнишь, как ты их преодолевал. А если ты в штормящем море, и в десяти метрах от тебя тонет человек… Тонкий плыл, наверное, час. Он проплывал метр, а волна относила его на два – обратно. Ежик бултыхался сзади, пытаясь отловить лодку. Судя по доносившимся до Тонкого репликам, у Ежика ничего не получалось.

Волны издевались над ним, как хотели. Одна подкатывала Игоря прямо Сашке в руки, другая – тут же относила его назад. Тонкий совсем измучился. К тому же Полированная Лысина не сильно-то рвался к своему спасителю. Он распластался на воде, и, не делая никаких движений, болтался на волнах, как медуза.

Тонкий чувствовал, что выбивается из сил. Соленая вода щипала ноздри. Почему люди не дышат, как рыбы?

– Пацан! Ты где, пацан?! – кричал Ежик, но Тонкий уже плохо слышал.

– Ну, ты нас напугал, – тараторил Ежик, подавая Тонкому обжигающую железную кружку. – Ты что, плавать не умеешь?

Тонкий возмущенно хрюкнул, брызнув на Игоря горячим чаем, но смолчал. Говорить было трудно: при каждом звуке к горлу подкатывала соленая вода и шибала в нос. Здорово он наглотался! Интересно, как Ежику удалось вытащить их двоих да еще и лодку (вон она, лежит у машины, целехонька)? И который час? Не проснулась ли уже тетя Муза?

– Тебя Игорек вытащил, – ответил Ежик на незаданный вопрос. – И меня, и лодку. Он у нас мастер спорта!

Тонкий опять фыркнул: ничего себе мастер! Болтался на волнах, как щепка! Или, может, так и надо вести себя в шторм?

Игорь снял с палки над костром Сашкины джинсы:

– Надень, высохли.

Тонкий надел. Джинсы обжигали, но после такой ванны с морской солью горяченькие штаны – как раз то, что надо. Глотнул чаю, протер глаза, слезящиеся то ли от костра, то ли от морской соли, и выдавил:

– Спасибо, что вытащили. А я думал, вы тонете.

Ежик хохотнул:

– Не шути так с Игорем. Обидится! Как тебя зовут-то хоть?

– Саша…

– А меня Иван. – Он помолчал и добавил: – Вот и познакомились.

Тонкий летел к своим, как на пожар: уже рассвело, вот-вот тетя Муза проснется, повернет голову – а племянника-то и нету! Что она подумает? Что племянник смотался пешком в Москву или…

– С утра гуляешь? Похвально! – послышался за спиной бодренький тетин голос. – А сестренка твоя все дрыхнет. Пошли ее будить.

У Сашки вырвался вздох облегчения: хоть от тети неприятностей не будет. Она вообще-то добрая, когда в хорошем настроении. Даже не отругала…

Тетя Муза не торопясь брела в сторону лагеря, срывая на ходу кустики бессмертника.

– А ежики слопали всю еду, только суп в пакетиках остался, – продолжала она, окинув Тонкого тяжелым взглядом учителя физкультуры. – Придется тебе опять идти в деревню, алычу собирать.