Покончив с товарищем Диасом и сопровождавшими его лицами, - имя своего бывшего начальника Петр отпечатал равнодушно, как совсем постороннего, - он взялся за следующий материал. Прочитав, о чем пойдет речь, Рубашкин быстро, не вдумываясь, застучал по клавишам машинки:

ПРИНИМАЙ, РОДИНА, РАПОРТ МОСКВИЧЕЙ И ЛЕНИНГРАДЦЕВ!

Центральное Статистическое Управление СССР подвело итоги выполнения работы народного хозяйства страны за минувший, 1989 год. Прилив трудового энтузиазма, стремление работать еще лучше вызвала у трудящихся Советского Союза атмосфера демократизации и гласности, перестройка всех сторон жизни нашего общества, а также известие о проведении XXYIII Съезда КПСС.

Соревнуясь за достойную встречу Съезда, коллективы промышленных предприятий Москвы и Ленинграда досрочно, к 26 декабря выполнили государственный план по валовому производству важнейших видов продукции.

Проведена значительная работа по техническому перевооружению предприятий, внедрению новой техники, улучшению организации производства и повышению качества выпускаемых изделий.

Труженики Ленинграда и Ленинградской области перевыполнили плановые задания по росту производительности труда, а от снижения себестоимости продукции получили более 40 миллионов рублей сверхплановой экономии. Сверх плана изготовлено более чем на 36 миллионов рублей товаров народного потребления...

Помедлив, Рубашкин дописал: "..., пользующихся большим спросом среди покупателей".

"Конечно пользуются, если в магазинах - шаром покати", - решил он и со спокойной душой продолжил:

... В числе первых выполнили социалистические обязательства Московский, Выборгский, Василеостровский, Смольнинский, Дзержинский и Невский районы Ленинграда, а также три района области: Лужский, Волосовский и Ломоносовский.

Перечисление районов было самым легким - легче не придумать, голова совсем не нагружалась, и никто не смел вычеркнуть - за порядком и правильностью строго следили в Обкоме. Рубашкин довольно улыбнулся, подсчитав лишние строчки, и перемножил их на гонорарную ставку. Районы-передовики прибавили ему почти сорок копеек - как раз на бутылку пива и пачку сигарет.

На ленинградских заводах, фабриках, стройках, в совхозах, в организациях и учреждениях ширится социалистическое соревнование в честь XXVIII Cъезда КПСС. Увлеченные идеями перестройки, трудящиеся Ленинграда и области мобилизуют все силы и творческую энергию на то, чтобы увеличить свой вклад во всенародное дело создания материально-технической базы коммунизма!

- Готово! - крикнул Рубашкин, едва приоткрылась дверь. Кокосов стоя прочел написанное и хмуро буркнул: "Газета не резиновая - пиши короче!".

Петр не успел докурить сигарету, как позвонил Дима Григорьев.

- Старик, срочно в номер!

- Записываю, - погасив окурок, Петр обреченно взял шариковую ручку

- Абзац!

- Где абзац? - переспросил Рубашкин.

- Материал - абзацный. Пиши, не отвлекай:

"В Ленинградской организации Союза писателей СССР. На состоявшемся сегодня заседании правления Л/О СП рассмотрено персональное дело члена СП К.В. Брусницына, арестованного в начале января по обвинению в антисоветской пропаганде и агитации, а также в хранении наркотических веществ иностранного производства. Выступавшие сурово осудили Брусницына и большинством голосов постановили исключить Брусницына из Союза писателей.

Один из сотрудников УКГБ по Ленинградской области, пожелавший остаться неназванным, сообщил вашему корреспонденту, что следователи-чекисты решили не возбуждать в отношении Брусницына уголовного дела из гуманных соображений и передали материалы в Петроградское РУВД по месту жительства обвиняемого для расследования эпизодов, связанных с наркотиками.

Есть основания считать, что в ближайшее время Брусницын предстанет перед народным судом...

- Какие основания? Откуда? - перестав писать, закричал Рубашкин.

- Записал: "...предстанет перед судом"? Все! Гони к Витьке Кокосову и срочно в номер

- Я спрашиваю, откуда основания? - повторил Петр.

- Есть основания! Я отвечаю - прокола не будет, - быстро ответил Григорьев и бросил трубку.

Через несколько минут заглянул Кокосов:

- Подготовил Димкин материал?

Рубашкин протянул исписанный листок бумаги.

- Молодец Димка! Печатай быстрее, время поджимает, - прочитав, велел Кокосов.

- Это же вранье, от начал до конца - все вранье! Брусницын - член Народного фронта, его за это подставили...

- Кончай тянуть, нормальный оживляж, народ такое любит. Осудили, исключили, следствие закончится - все забудут. А пока коммуняки пусть радуются, демократы шебуршатся, и все вместе стоят в очереди за нашей газетой. Чего еще надо? Ты в журналисты пошел, так учись!

Рубашкин сглотнул горькую слюну, не зная, что ответить.

- Ладно, я сегодня добрый, сам обработаю, если тебе совесть не позволяет, - сказал Кокосов, взглянув на поникшего Петра. - Не горюй, делов-то на полкопейки!

Рубашкину стало неудобно, что Кокосов будет работать за него.

- Через пять минут сделаю.

Перепечатав сообщение слово в слово, Петр сам отнес его в секретариат и вернулся к себе. На душе было тяжко и муторно. Он вспомнил, как лет десять назад, - он тогда только начал работать в Объединении, - вместе со всеми поднял руку за дурацкую резолюцию, одобрявшую ввод войск в Афганистан и осуждающую академика Сахарова, названного предателем и агентом мирового то ли сионизма, то ли империализма.

"Хорошо, хоть моей фамилии под этим не будет" - тоскливо подумал Петр.

Он выкурил две сигареты подряд и взялся за телефон. К счастью Таланов оказался дома, и Петр пересказал ему заметку.

- Ты ничего не перепутал? - спросил Таланов дослушав до конца.

- Нет, все точно...

- Странно. Вчера адвокат говорил, что после выступления "Литературки" дело закрывают, а Константина вот-вот выпустят.

- Выходит не так, - сказал Рубашкин.

- Все-таки с милицией проще...

- Не поможет. Они вцепились намертво, а милиция - это стрелки перевести: мол, я не я, и лошадь не моя.

- Не переживай, что-нибудь придумаем. Приходи вечером, Салье с Филипповым будут - посоветуемся, - заключил Таланов.

- Ну и надымил! - входя воскликнул Кокосов. - Убери хлам со стола, сейчас Черенок с Потапенко подойдут. Нынче нормально отработали, пора отдохнуть культурно!

3.3. ХМУРОЕ УТРО

Приходилось говорить по трем телефонам, не отрываясь от чтения и визирования множества бумаг. Их беспрестанно подносили из других отделов, райкомов, секретариата и, Бог знает, откуда еще. Они скапливались на левом краю стола нарастающей грудой, иногда разлетались от сквозняка, и секретарша, ворча собирала их по всему кабинету.

Когда становилось невмоготу, Волконицкий запирал изнутри дверь, открывал сейф и выпивал полрюмки коньяка, закусывая лимоном с кусочком рафинада. От кофе пришлось отказаться - он уже не помогал, только тупыми толчками билось сердце, поднималось давление, стягивая виски тяжестью и тупой болью. Зато он пристрастился к чаю, густому и крепкому до черноты. Пачки индийского "со слоном" хватало на день-полтора, и буфетчица грозилась пожаловаться, что он превышает лимит.

Николай редко приезжал домой раньше двенадцати, а уезжал утром не позже половины восьмого. Удавалось выспаться разве что по выходным, но и тогда он брал с собой по чемодану документов и почти не вставал из-за письменного стола. Одно время одолела бессонница. От усталости и постоянного напряжения болели глаза и веки, будто засыпало мелким песком, но стоило коснуться подушки, подступала тревога, он ворочался, сбивая простыни и обливаясь липким потом. Потом приспособился проглатывать по сто - сто пятьдесят водки, и отключался сразу, проваливаясь в бесчувственный сон, как в лесную яму, заросшую мхом.

Домашние дела отошли как бы в другое измерение, он почти не говорил с сыном да и видел его один-два раза в неделю. Мать пыталась ворчать, но он делал вид, что слушает и не спорил. А жена будто исчезла из его жизни. Конечно, она существовала рядом, как некая физическая объективность, но после той жуткой ночи, когда она сбежала и пришлось разыскивать ее по всему городу, он внутренне отгородился, стараясь не обращать на нее внимания и по возможности не заговаривать.