– Сэр? – почтительно склонился он, не глядя в мою сторону.

– Подержи ее, – распорядился Плохой Боб. – И постарайся обойтись без смертоубийства, как в прошлый раз. Ты же знаешь, как трудно найти подходящий экземпляр.

Джинн склонился надо мной, положив свою длань мне на лоб. Внезапно нормальная сила гравитации, казалось, утроилась и пригвоздила меня к моему ложу. Мне не то что сопротивляться – даже дышать было трудно. Я хотела возразить, но поняла: толку в этом мало. Плохой Боб не слушал меня, а джинн являлся исполнителем его воли. «Постарайся обойтись без смертоубийства, как в прошлый раз». Его джинн не желал перемещения демона. Может, удастся заручиться его помощью, если я буду соображать быстрее…

– Открой ей рот, – скомандовал Боб. Джинн послушно положил свой палец мне на губы – всего один только палец, – и как я ни сжимала челюсти, все же почувствовала, что губы мои расползаются. «О боже, нет!» Возможно, мне показалось, но прикосновение джинна было куда менее болезненным и ужасным, чем я могла бы ожидать от помощника Плохого Боба. «Помоги мне. Пожалуйста, прекрати это». Увы, если он и мог (или даже хотел), то ничего такого – никакого колебания – не проявилось в нечеловеческих, чистых, как изумруд, глазах джинна. Я почувствовала всплеск ужаса, это острое как нож чувство плавало в какой-то серой мути безнадеги. Меня захлестывало отчаянное желание уйти отсюда, исчезнуть из кошмара действительности. Может, мне удастся потерять сознание. Я так этого желала, но… ничего не вышло.

Прикосновение джинна жгло как огнем. Рот мой оставался открытым, свежий воздух, попадая внутрь, холодил мне горло, казалось, я тону в нем.

Плохой Боб приблизился и прильнул губами к моим. Не поцеловал, просто приложился губами. Так сказать, создал материальный мост, по которому в меня хлынул вкус недавно выпитого спиртного и острый, нестерпимый страх. Я попыталась кричать…

Слишком поздно.

Что-то гадкое, проворное забралось мне в рот, запустило свои щупальца в горло и внедрилось в меня. Это было хуже самого гнусного изнасилования – непрошеная тварь продиралась сквозь мою плоть, выискивая место, где бы угнездиться. Мои попытки закричать, выблевать эту мерзость, умереть ничего не дали. Она продолжала двигаться по моему горлу, прожигала грудь, шарила как чужая, бесцеремонная рука, пока не нашла себе место и не сжалась кулаком вокруг сердца.

Боль была настолько ужасна, что я невольно выскользнула из своего тела и ушла на астральный план. Вот тогда-то я и увидела впервые Метку Демона в себе. Черное гнездо с шевелящимися отростками поглотило, охватило сердцевину моей магии, моей жизни, самой сути. Остаток этой дряни выскользнул из Плохого Боба, оставив его ауру сияющей и незапятнанной.

А самого Боба начисто лишенным энергии. Он так долго носил в себе Метку, что она поглотила, выела его изначальную силу. От него осталась только пустая оболочка, внутри которой продолжало биться сердце, но я видела ужасную пустоту там, где это сидело.

А затем сердце Боба подпрыгнуло, дернулось и замерло в его груди. На лице застыло удивленное выражение.

Я не могу умереть с этой штукой внутри.

О боже, нет! Такого просто не может быть – мой разум отказывался верить в происходящее.

Я почувствовала, как вокруг меня скапливаются заряды, и вспомнила Льюиса: его окровавленное лицо, как он потянулся рукой ко мне в поисках силы. Потому что сейчас вокруг меня собиралось огромное количество силы, энергию затягивало в меня как в воронку. В том числе и тот остаток энергии, который удерживал Плохого Боба на грани жизни. Я распознавала даже вкус нараставшего в нем черного отчаяния и панического страха перед смертью. Метка Демона с жадным хлюпаньем проглотила эти эмоции и зашевелилась, облизываясь, присматриваясь, чем можно поживиться внутри меня. Реакция моего организма была совершенно спонтанной и неудержимой, как приступ тошноты. Происходящее казалось настолько противоестественным, что я не задумываясь ответила ударом на удар.

Потянулась к силе и тут же нашла ее – мощная белая волна энергии накатила из эфирного плана и закрутила меня как ураган. Это оказалось ужасно, потому что вылилось в катастрофические разрушения в реальном мире. Но выбора у меня не было. Каждая клеточка моего тела – физического и эфирного – отчаянно вопила, требуя изгнания этого из меня.

В реальности же произошло следующее: огромный, увенчанный куполом дом Боба буквально взорвался. Стекла вылетели из окон и распылились мельчайшими осколками. Страшный порыв ветра промчался по комнате, оставляя после себя щепки и стеклянно-пластмассовые черепки. Терракотовый воин разлетелся в пыль. Вокруг меня роились и поблескивали заряженные частицы, готовые вылиться в природный катаклизм. Энергетический потенциал был так высок, что мои волосы приподнимались и потрескивали, грозя воспламенением. Все электрические цепи в доме перегорели. Я чувствовала, как нагревались стены – в них тлела внутренняя проводка. В астральном зрении, как на фотонегативе были видны сполохи вырвавшейся на свободу энергии. В воздушных завихрениях ледяные кристаллики начали аккумулироваться вокруг мельчайших частиц пыли.

За стенами дома тоже бушевала непогода: градины размером с бейсбольные и футбольные мячи бомбардировали побережье, я слышала их тяжелые удары по крыше. Температура подпрыгнула, затем резко упала, в то время как давление возросло. Над морем с невероятной скоростью собирались темные облака, закручиваясь в тугую спираль.

Безжизненное тело Плохого Боба лежало на полу, его только что не разорвало на куски теми силами, которые бушевали в комнате. Силами, которые я выпустила на волю и не сумела удержать под контролем.

Джинн куда-то испарился, я видела, как ветер подхватил винную бутылку и швырнул о стену с такой силой, что та разлетелась в стеклянную пыль.

Кожаный диван, на котором я лежала, перевернуло, и я покатилась по обломкам и осколкам стекла. Ушибы и порезы меня не заботили, зато я умудрилась захватить острый осколок и путем мучительных манипуляций перепилить веревку, которой были связаны мои руки. Они разлепились с противным хлюпаньем. Был больно, но за последние несколько часов мои стандарты сильно изменились: физическая боль от нескольких царапин казалась сущей ерундой.