— Веселитесь, наши верные народы!

Белогривый я ваш Царь, белобородый.

Круговой поднос, кумачовый нос,

Мне сам черт сегодня чарочку поднес!

Веселитесь, наши руки даровые!

Всé хлеба ваши я прóпил яровые!

Коли хлеба нет, будем есть овес:

Напитаемся — и личиком в навоз!

Выпивайте, брови черные, до донышка!

Всех-то телок ваших пропил я, буренушек!

А коль тошно вам от ребячьих слез, —

Помолитесь, чтоб их черт скорей унес!

Задирайте, попы-дьяконы, подрясники!

Не то в пляске-то носами óб пол хрястнетесь!

Чем крысиный хвост, да великий пост —

Лучше с чарочкой-сударочкой взасос!

Подымайтесь, воры-коршуны-мятежники!

Для костра сваво я сам припас валежнику.

Двери — настежь — всé. В клети заперт — пес!

Частоколы сам по колышку разнес!

Рухай-рухай, наше царство развалённое!

Красный грянь, петух, над щами несолеными!

Красный грянь, петух: «Царь-Кумашный нос

Всё, как есть, свое именьице растрёс!»

— Эй, холопы, гусляра за бока!

Чтоб Камаринскую мне, трепака!

То не дым-туман, турецкое куреньице —

То Царевича перед Царем виденьице.

То не птицы две за сеткою тюремною —

То ресницы его низкие, смиренные.

Ох, ресницы, две в снегу полуподковочки!

Розан-рот твой, куполок-льняной-макóвочка!

В кулачок свой кашлянýвши для приличества:

«Какой песней услужу тваму Величеству?»

— Птица в небе — выше нас родилась!

Над тобою наш не властен приказ!

«Часто я слыхал сквозь дрему

Бабий шепот-шепотеж:

— Плохой сын Царю земному, —

Знать, Небесному хорош!

Черным словом, буйным скоком

Не грешил я на пиру.

На крыльце своем высоком

Дай ступеньку гусляру!

Никогда, сойдясь межою,

Навзничь девки не бросал,

Да не то что там с чужою —

Вовсе с бабами не спал!

Не плясал в зазорном платье,

Как ударят ввечеру.

Широки твои полаты, —

Дай местечко гусляру!

Хошь плохой я был наследник —

Гуслярок зато лихой!

Паренек-то из последних —

Может, ангел не плохой…

Хошь и неуч я в молебнах,

Наверстаю — как помру!

Между труб твоих хвалебных

Дай местечко гусляру!»

Взял лучину Царь: «Нагнись-ка, дружок!»

(Чуть-что всей ему копны не поджег!)

«Видно, воду пьешь да постное ешь?

Что тебя-то не видал я допрежь?»

Сын ли с батюшкой, аль с львом красным — лань?

Вся-то глотка-пересохла-гортань!

Вспыхнул пуще корольков-своих-бус:

«Я вам, батюшка, сынком довожусь!»

Как толкнет его тут Царь сгоряча:

«Врешь, молочная лапша! каланча!

Прынц заморский либо беглый монах, —

Ни в каких я не повинен сынах!»

Подивился тут Царевич бровьми:

«Хоть убей меня, а зря не страми!

Не монах и не заморский мужик, —

Я в супружестве законном прижит!»

Помянул тут Царь с десяток шутов:

«Знать, косушку породил полуштоф!

Да иная нам тут малость важна:

Коли сын, так твоя мать мне — жена?!»

И как взвоет — инда стекла дрожат:

«Ох пропал-пропал, пропал-пропал, — женат!

Коль жена, так значит — дочь, значит — зять?

Где ж убивица моя, — твоя мать?!»

В землю пальчиком гусляр: «Вечный дом! —

Ты в супружестве живешь во втором».

Разом хмель пропал от этого сказу,

Растаращился, что сом пучеглазый,

Вздоху нету, — гляди лопнет шарóм.

«Так в супружестве живем во втором!..»

Дрожит сын, шепочет,

Вином виски мочит,

Хлопочет вокруг той горы кумачовой:

Лик — шар сургучовый, краснее клопа.

«Ох, батюшки, — так и ушел без попа!»

Льет в рот вино, назáд — вино,

К груди припал, — бревном-бревно.

«Одно бы знать: что дышишь.

Да сердца не прослышишь!»

«Коли вино не хочет в рот, —

Сам в руки гусельки берет, —

Быть может, Царь-отец мой,

Мое — поможет средство!»

Пробежался по струнáм ветерком,

Слышит: кто-то ровно — щелк! — языком.

Разжужжался, что шмелиха-пчела,

Смотрит: холм-гора-то кверху пошла!

А как пальчики пустил во всю прыть,

Видит: Царь сидит, да ручкою: пить!

Отцу сынок налил,

Пьет Царь, подставляет,

За кажною чаркой

Сынка похваляет:

«И кудри-то — шапкой!

Стан — рюмки стройней!

Вот что бы без баб-то —

Рожать сыновей!

Зачем — жена?

На кой — жена?

Ты не жена,

Скажи, — война!

Чуть что не так —

И свет ей мрак,

И друг ей враг,

И царь — дурак…

Ох ты, Царь-дурак, женатый холостяк!

Приведи-ка мне, сыночек, жену:

Бить не стану, а разок — толкану!»

То не сон-туман, ночное наважденьице —

То Царицыно перед Царем виденьице.

То не черный чад над жаркою жаровнею —

То из уст ее — дыханьице неровное.

То не черных две косы, служанки кроткие:

Две расхлестанных змеи — да с косоплетками!

До ковровой до земли склонилась истово,

Об царевы сапоги звенит монистами.

«Виноградинка в соку,

Здравствуй, зернышко!

Не видал я на веку

Стройней горлышка!

Вся от пяточек до бус —

Вó как — нравишься!

Да коль я не подавлюсь,

Ты — подавишься!

Оттого что вкус мой гнусный, мокрый ус!»

Вырывала тут из кос косоплетки,

Отползала змея к самой середке,

Духом винным-тут-бочоночным румянилась,

Царю — в землю, гуслярочку — в пояс кланялась.