Она затрепетала.

— Правду сказать, я никогда не слышала о таком…

— Я сделаю так, что вам понравится, — обещал он.

— А вам понравится…

— О да.

— А что я…

Его супруге было очень трудно оканчивать свои фразы. Она вся дрожала. И он тоже. Его движения стали чертовски неловкими, пока он воевал с тоненькими ленточками на ее нижнем белье.

Он вздохнул с облегчением, когда наконец освободил ее от последнего покрова, а затем резко притянул к себе. Он поднял ее так, чтобы его напряженный фаллос мог уместиться между ее ног.

Она тесно прижалась к нему. Он заворчал от удовольствия.

Они вместе упали на кровать. Габриэль перекатился поверх нее. Он приподнялся на локтях и наклонился, чтобы захватить ее губы долгим, одурманивающим поцелуем. Их языки соприкасались и терлись друг о друга, а когда он передвинулся и начал целовать ее шелковистую шею, опускаясь все ниже и ниже, он почувствовал, как она вся трепещет от удовольствия.

Но она еще не вполне закончила донимать его вопросами. Она была трусихой, как сама думала, и это, видимо, было причиной того, что ей хотелось получить исчерпывающие объяснения.

— Габриэль, вы действительно думаете целовать меня… туда?

— О да, — прохрипел он. Его дыхание, такое сладостное и жаркое на ее чувствительной коже, пробудило в ней желание.

— Тогда и я хочу… понимаете… целовать вас… туда… Он замер. Она стала тревожиться. Он медленно поднял голову и посмотрел на нее:

— Вам ничего не нужно делать, — сказал он ей.

— Но ведь вы хотите этого?

— Да…

Он протянул это слово. Господи, он был сладострастным мужчиной. Она почувствовала себя так, как будто уже угодила ему. Она повернулась и погладила его по лицу. Он прижался к ее руке. Он любил, когда она прикасалась к нему. Ему нужно было это, как она понимала, почти так же, как и ей было нужно сейчас, чтобы он гладил ее.

Она вздохнула и обвила руками шею мужа. Ока хотела поднять его выше, но он сопротивлялся.

— Джоанна, вы не должны… Она улыбнулась:

— Я сделаю так, что вам понравится.

Его голова упала ей на плечо. Он потрепал зубами мочку ее уха, шепча:

— Я знаю, что мне понравится, но я не знаю, как вам…

Теперь у него возникли затруднения с тем, как закончить фразу. И причиной тому стали ее руки — они скользнули вниз и нежно погладили его фаллос. По телу Габриэля пробежали судороги, он просто потерял способность соображать…

Он беспокоился, как ей это все понравится. Начала она довольно робко, но скоро переборола свою застенчивость и стала чертовски страстной. Она довела его до безумия. И его сердце готово было остановиться, когда она взяла его фаллос в рот. Теперь она была неистова и совершенно не сдерживалась, когда ласкала его своим языком и губами, и она заставила его стать таким же неистовым себе в угоду.

Он не смог долго выдерживать это напряжение. Он дошел до апогея раньше нее, но как только очнулся от спазмов, сотрясавших тело, и смог снова владеть собой, то обратил все внимание на нее, чтобы доставить удовольствие жене…

Ее всхлипывания вскоре перешли в крики. Она шла к вершине с такой неистовостью, что дыхание ее пресекалось. Она требовала, чтобы он прекратил эту чудесную агонию, одновременно цеплялась за него и молила продолжать.

Она заставляла его то цепенеть, то трепетать. Его охватило отчаянное желание войти в нее. Габриэль передвинулся и встал на колени между ее ног. Его руки схватили ее ягодицы, и он приподнял их в тот же момент, когда глубоко вошел в нее.

Он чувствовал себя, словно умер и вознесся на небеса. Она была так чертовски тесна, так невероятно сладостна и податлива, и он знал, что никогда не будет в состоянии насытиться ею.

Ложе содрогалось от их движений. Их дыхание было тяжелым и прерывистым, и, когда они снова дошли до апогея, ее крик зазвенел у него в ушах.

Он изнемог, со стоном обнимая жену Он ясно слышал, как стучит ее сердце. Его тщеславие было удовлетворено. Он заставил ее совершенно забыть самое себя.

Но она сделала с ним то же самое. Он нахмурился, осознав это. Теперь он не мог отделить себя от своей жены. Не мог просто заниматься с ней любовью, а затем возвращаться к своим делам, выбрасывая ее из головы. Она стала больше, чем просто женщиной, с которой он живет и совокупляется в темные часы ночи. Она была его женой, и, черт возьми, она была даже больше, чем женой.

Она была всепоглощающей его любовью.

— Дьявольщина, — пробормотал он, а затем поднял голову и взглянул на нее. Она крепко спала Он почувствовал облегчение, ибо не смог бы объяснить ей свое смятение и слово, вырвавшееся у него…

Он не мог заставить себя уйти от нее. Долгие минуты он продолжал на нее смотреть. Он любовался ею и все же не ее красота была причиной того, что он совсем потерял голову. Помоги ему Господь!.. Нет, это ее характер заставил его забыть о том, что надо быть сдержанным и надменным. Внешняя прелесть пройдет с возрастом, но ее духовная красота, кажется, будет становиться все удивительнее день ото дня, и так будет всегда.

Она поймала его в ловушку, ослепила его, и теперь уже с этим трудно что-то поделать. Оставался только один способ защиты. Джоанна должна была с такой же всепоглощающей неотвратимостью полюбить его. Истинный Бог, он не позволит себе остаться уязвимым перед ней, но сделает ее такой же.

От этих мыслей Габриэлю стало легче. Он не знал еще, как вести себя с ней дальше, но он разберется.

Он поцеловал ее в лоб и поднялся с постели. Он видел, что любовные занятия явно утомили ее. Это заставило его улыбнуться. Но тут он непроизвольно зевнул и понял, что и сам утомлен.

Пока одевался, он все смотрел на нее, а затем старательно укутал ее в постели. И — черт его побери! — он поцеловал ее еще раз, прежде чем уйти из комнаты. Собственная чувствительность ужасала Габриэля. «Любовь — коварное чувство», — говорил он себе. Возможно он сумеет с ним справиться. Должен справиться… Он чуть было не хлопнул при этом дверью, но вовремя спохватился и прикрыл ее так тихо, как только мог.

Дьявол! Он становится мягкосердечным! Габриэль потряс головой при мысли об этом. Интересно, какие еще подарки ожидают его. Теперь он уже признался себе, что и впрямь влюблен в собственную жену. И будущее тревожило его. Если он превратится в обожающего мужа, это добром не кончится…

Да, любовь — коварное чувство.

Джоанна проспала всю ночь. Габриэля не было в комнате, когда она проснулась. Но ей было легче сейчас быть в одиночестве — ее так мутило, что она заставляла себя не дышать, только бы не чувствовать этой тошноты.

Дважды она попыталась встать с постели, но всякий раз комната начинала кружиться у нее перед глазами, а спазмы в желудке становились сильнее. Джоанна постаралась дышать глубже и ровнее, но и это не помогало. Тогда она потянулась к умывальнику и положила мокрое полотенце на лоб — легче не стало. Наконец Джоанна, встав на колени, наклонилась над тазом, решив более не сдерживать дурноту, при этом ей казалось, что она вот-вот снова упадет в обморок.

Джоанну вывернуло наизнанку. Ей казалось, что она отдает Богу душу. Но когда приступ кончился, ей стало на удивление лучше. Какая бы напасть ни одолела ее, она или уже прошла, или развивалась весьма странно…

Джоанна не привыкла себя баловать, но не могла не тревожиться. Вчера она думала, что причиной ее обморока были слишком резкие запахи жареной баранины при ее пустом желудке. Но сейчас единственным, ощущавшимся в спальне, был аромат леса и земли через открытое окно…

Она постаралась пока не думать более о странном недуге. Она знала, что уже пропустила мессу и должна будет сказать отцу Мак-Кечни, отведя его в сторону, что била немного нездорова.

Краска вернулась к ее лицу, пока она одевалась. Причесав волосы, она отправилась взглянуть на Клэр Мак-Кей.

Дверь ей открыла Хильда. Джоанна улыбнулась, поглядев на Клэр, сидящую в постели. Хотя лицо ее все еще было распухшим, а левая его сторона черно-багровой от синяков, глаза уже были ясными, а не затуманенными. Джоанна подумала, что побои не причинили Клэр непоправимого вреда.