— Вы... Нож...

Миссис Мунн сначала не поняла. Но потом до нее дошло, чего испугалась толстуха, и она, улыбнувшись, швырнула нож на кровать.

— А, это, вам нечего бояться, миссис Констебль. Я про него совсем забыла.

— О, — приглушенно вырвалось из груди несчастной толстухи, ее руки принялись теребить край халата, глаза оставались полузакрытыми. — Я... должно быть, ходила... во сне.

— Вам незачем прикидываться перед крошкой Сесилией, дорогуша, — сухо произнесла миссис Мунн. — Я тоже одна из его милашек. Так, значит, он совратил и вас, да? Кто бы мог подумать?!

Толстуха облизала губы.

— Я... что вы имеете в виду?

— Мне следовало бы догадаться. Вы такая же светская дама его круга, как и я сама. Он вам тоже написал, да? — Ее жесткие глаза прошлись по уродливой, деформированной фигуре немолодой женщины все с тем же выражением презрительного сочувствия.

Миссис Констебль поплотнее закуталась в халат.

— Да, — с надрывом ответила она.

— И велел немедленно приехать сюда, я права? Немедленно? Это одно из любимых словечек моего драгоценного муженька. — Она непонятно почему вздрогнула. — Готова поспорить, что он написал вам, что вы приглашены миссис Годфри. Уверена, что-то в этом роде. Как если бы она знала вас всю жизнь, с тех самых пор, когда вы были еще девочками и носили косички... Со мной было то же самое. И вы приехали. Вау, и вы осмелились приехать! Вы побоялись отказать ему.

— Да, — прошептала миссис Констебль. — Побоялась.

Губы миссис Мунн изогнулись, глаза блеснули огнем.

— Проклятый...

— Вы... — начала было миссис Констебль и замолчала. Ее руки описали дугу вокруг. — Это все сделали вы?

— Кто же еще! — фыркнула блондинка. — Неужели вы думаете, что я могла бы это так оставить? Он достаточно заставил меня страдать, проклятый сукин сын! Я решила, что это мой единственный шанс. Коп отправился спать... — Она передернула плечами. — Но все напрасно. Их здесь нет...

— О, — прошептала толстуха. — Нет? Я думала... Но они должны быть здесь! О, невозможно даже представить, что их здесь нет. Я не могла бы жить... я сначала подумала, что вы пришли сюда и нашли их. — Неожиданно она схватила блондинку за плечи, ее глаза дико блеснули, и прохрипела: — А вы не лжете? Может, вы это скрываете? О, пожалуйста. Пожалуйста. У меня дочь — невеста. Мой сын недавно женился. Мои дети уже взрослые. Я всегда была уважаемой женщиной. Я... я не понимаю, как это случилось. Я всегда мечтала о таком, как он... Пожалуйста. Скажите мне... скажите мне, что вы нашли... скажите, скажите, пожалуйста! — Ее голос сорвался на крик.

Миссис Мунн залепила ей пощечину. Крик оборвался, и толстуха попятилась, схватившись за щеку.

— Простите, — проговорила блондинка. — Своим криком вы поднимете даже мертвых. Рядом спит старикашка... я только что по ошибке попала в его комнату... Ладно тебе, сестренка, возьми себя в руки. Мы отсюда уходим.

Миссис Констебль позволила взять себя за руку. Теперь она плакала по-настоящему.

— Но что мне теперь делать? — простонала она. — Что мне делать?

— Сидеть тихо и молчать. — Миссис Мунн пожала плечами. — Завтра здесь черт знает что будет, когда этот коп вернется и обнаружит весь этот погром. Но мы об этом ничего не знаем, понятно? Ничего. Мы всю ночь проспали как невинные младенцы.

— Но ваш муж...

— Да. Мой муж. — Глаза блондинки стали еще жестче. — Он преспокойно храпит у себя в комнате, — отрезала она. — Пойдемте, миссис Констебль. В этой комнате... нездоровая атмосфера. — Она потянулась к выключателю.

Свет потух. Через несколько секунд мужчины у окна услышали, как защелкнулась дверь.

— Представление окончено, — констатировал Эллери, не без труда поднимаясь с затекших колен. — Отправляйся поскорее обратно в постель, мой друг. Ты что, хочешь поймать пневмонию?

Судья Маклин подхватил свое одеяло и, не говоря ни слова, осторожно двинулся по узкому балкону к своему окну. Эллери последовал за ним и вошел в дверь, которую лишь слегка приоткрыл. Потом закрыл ее за собой и беспечно зажег свет.

Пожилой джентльмен сидел на краю кровати, глубоко задумавшись. Эллери зажег сигарету и с облегчением опустился в кресло.

— Итак, — негромко произнес он, не спуская глаз с судьи, — каков вердикт, ваша честь?

Судья пошевелился.

— Если ты расскажешь мне обо всем, что произошло, пока я спал, сын мой, я смогу дать более вразумительное объяснение.

— Рассказывать почти нечего. Самая главная новость — это то, что миссис Годфри во всем призналась.

— Не понимаю?

— В саду, под луной, жена призналась в неверности мужу. Детективу посчастливилось это слышать. — Эллери передернул плечами. — В этом смысле кое-что прояснилось. Я знал, что она в конце концов сломается, но не думал, что перед Годфри. Поразительный тип этот Годфри! В нем что-то есть. Принял новость с достоинством, как того требовали обстоятельства... Она также призналась в том, о чем мы уже говорили раньше, — она ни разу не встречалась ни с миссис Констебль, ни с Муннами, до того как пригласила их на Испанский мыс. Как выяснилось, это Марко заставил ее пригласить всю эту компанию.

— А-а, — протянул судья.

— И миссис Констебль и миссис Мунн — по крайней мере, миссис Констебль точно — попали в затруднительное положение, не меньше, чем она сама.

Пожилой джентльмен рассеянно кивнул:

— Да-да, понимаю...

— Однако самый интересный момент откровения был прерван внезапным появлением миссис Констебль. — Эллери вздохнул. — Не то чтобы это было так уж важно. Но мне хотелось бы услышать это из уст самой миссис Годфри.

— Хмм. Ты хочешь сказать, что она рассказала мужу не все?

— Несомненно.

— Но ты знаешь, что она собиралась сказать Годфри?

— Думаю, что да, — ответил Эллери.

Судья распрямил длинные ноги и направился в ванную. Когда он вернулся снова, его лицо было скрыто полотенцем.

— Теперь, — начал он приглушенно, — когда я собственными глазами видел эту драму в соседней комнате, мне кажется, что я тоже знаю.

— Хвастаешься? Давай сравним. Твой диагноз?

— Мне кажется, я понимаю таких женщин, как Стелла Годфри. — Судья Маклин отбросил полотенце и растянулся во всю длину кровати. — Не важно, кем мог оказаться Годфри в социологическом отношении, его жена — жертва небезызвестной болезни голубой крови, носящей название «гордость касты». По рождению она Руздал. Ты не слышал, чтобы кто-то из их рода был замешан в крупном скандале. Одна из первых фамилий в деловых кругах Манхэттена, чистая порода. Они не слишком благосклонны к торговле, современным экономическим условиям как таковым, по это истинные набобы, когда дело доходит до Рембрандтов, Ван Дейков, старых голландцев и прочих традиций. Это у нее в крови.

— К чему ты клонишь?

— Для семьи Руздал существует единственный смертный грех: попасть в лапы желтой прессы. Если уж скандала не избежать, то уладь его как можно тише. Вот в чем главная причина. Ее страх доминировал над чем-то реальным, мой мальчик. Этот негодяй, у которого имелись доказательства, загнал ее в угол. Полагаю, вся причина кроется именно в этом.

— Браво, — усмехнулся Эллери. — Шаткая диссертация по общественной психологии. И не слишком оригинальная. Заключение не всегда следует за фактами. Однако у этого негодяя имелись доказательства. Раз мы рассматриваем его как негодяя, отсюда почти неизбежно следует, что у него имелись доказательства. Я ухватился за это и избавился от необходимости плести кружева. Если исходить из того факта, что у него имелись доказательства, все становится на свои места: и гневное смущение миссис Годфри, ее упрямое нежелание говорить, и смертельный страх миссис Констебль, и настороженность миссис Мунн, ее грубые ухищрения... Когда я выяснил, что обе леди, миссис Констебль и миссис Мунн, приглашены сюда по указке — это была элементарная дедукция, — то отсюда последовал вывод, что они когда-то также пали жертвами обольщения Марко. А поскольку обе немедленно выполнили его приказание, значит, они тоже чего-то боялись. Боялись явно его доказательств. Все три боялись его доказательств.