(С этого 12-го ч. ночи начинается жизненный этап поэм: Горы и Конца. — 1932 г. Всё последующее уже — явно — тому.)

Думай обо мне что хочешь, мальчик, твоя голова у меня на груди, держу тебя близко и нежно. Перечти эти строки вечером у последнего окна (света), потом отойди вглубь комнаты, сядь, закрой глаза. Легкий стук: — Это я. Можно? — Не открывай глаз, ты меня всё равно узнаешь! Только подайся немножко — если это даже стул, места хватит: мне его мало надо. Большой ты или маленький, для меня — всё мальчик, беру тебя на колени, нет, так ты выше меня и тогда моя голова на твоей груди, а я хочу тебя — к себе. И вот, рассказываю тебе: руками по волосам и вдоль щеки, и никакой обиды нет, и ничего на свете нет, и если ты немножко ближе придвинешься, ты услышишь то, что я так тщетно тщусь передать в стихах и в письмах: просто — сердце.

У меня есть записи всего этого месяца: «Бюллетень болезни». Пришлю Вам его после Вашего следующего письма.

Убедите меня в необходимости Вам моих писем, — трещина доверия, ничего не поделаешь.

1-го переезжаю в Прагу, новый адр<ес> мой: Praha Kašiře Šwedska ul 1373 — мне.

«Оказия» не заставшая Вас была просто деньги, я боялась берлинской революции и хотела чтобы у Вас была в руках возможность выехать. Сейчас, из-за переезда, их уже у меня в руках нет, но как только войду в колею непременно вышлю — если Вам нужно, о чем убедительно прошу сообщить. Кроны здесь — ничто, в Берлине они — много, и я не способна на только-лирическую дружбу. Просто — Вы мой, мое дитя, я не могу, чтобы Вы нуждались. (Если не нуждаетесь — тем лучше!)

А вот Вам земные приметы: лица, мое и Алино, скорее очертания, чем лица.

Записи.

Чудо души и причуда губ.

Плач Ахилла над телом Патрокла.

Вы, как критик, читаете современный хлам, вещи одного дня, а Вам, как моему другу, нужно читать Библию и Трою.

Дайте мне Вас — издалека — вырастить. Мне хочется вложить Вам в руки самое лучшее и самое вечное, что есть в мире: подарить Вам всё. Когда говорят: «я даю тебе мою душу» думают только о губах, о заботах и о слезах. Это получающий знает и поэтому — принимает. Когда же я говорю, я действительно думаю о всей душе: моей — всей, т. е. мне ведомой, и всей вне-моей, той которая не может быть моей (ни Вашей!). Это получающий знает и поэтому — не принимает (не принял бы и одной моей!). Дайте мне чудо приемлющих до конца (и без конца!) рук. Будьте своими двумя ладонями и подставьте их. Соберите себя в две ладони и раскройте их. Ясно?

(NB! Так же безнадежно как принять в ладони весь ливень: несколько капель, остальное — мимо. 1932 г.)

Напор велик и плоскость мала (подчеркиваю для ударения).

Отрывки:

Так <в> воздухе     и синем

Гиганта шаги по вершинам.

NB! Луна сквозь лохматое дерево.

О городе: видение города, город у ног, звезды сорвались с неба на землю — вызвездило — ночью город — карта звездного неба.

Тысячью бессонных окон

Вызвездившая земля

Разве пó небу ступают?!

Но не столь земля презренна

[…]

Небо ночь свела на землю:

Картою созвездий — прах

Расстилается…

Я смотрю на свои земные дела как боги на битву троянцев с ахейцами.

(Стихи: С этой горы — как с крыши… 30-го августа 1923 г.)

Нищеты моей пригорок!

Не отдам тебя за негу —

Оттого что ночью город

Опрокинутое небо

Звездное

Оттого что город — звёзды

Для глядящего с горы

Звездной и военной картой

Город лег (златая Прага

Именем)

Небо сведено на землю

Картою созвездий — Прах

Расстилается…

О благовониях (непоставленный ей вопрос Христа: откуда?).

(Два стиха Магдалина — 31-го авг<уста>)

Я тебя запеленала

В огненную пелену

(волосы)

Губы стонущие: мало!

          : льну!

Я тебя запеленала

В огненную пелену

До свиданья!

То есть:

До страданья

2-го нов<ого> сентября 1923 г. переезжаю в Прагу.

прага

(переехала 2-го)

3-го сент<ября> 1923 г. (в окне туман, Аля говорит: Живем в небе.)

Б<ахрах>у отправила во вторник и в среду (экспрессом), т. е. 28-го и 29-го.

Этот отлив —

Крови от щек…

Отлило, обмерло

Самый ничтожный порой как взморье

Тихого Океана

Знаете, этот отлив атлантский

Крови от щек

Час, когда книгу достать из шкафа

Труд

Час когда лиру роняет Сафо

Станций:

Расстанься

Это письмо похоже на последнее. Завтра 5-ое, последний срок. Не напишете — Вам не нужно, значит не нужно и мне. Моих писем Вы не могли не получить, или же: повторяющаяся случайность есть судьба (русское «не-судьба»!). Я писала Вам во вторник, 28-го и в среду 29-го (экспр<ессом>). Я писала Вам из глубины существа, была перед Вами беззащитна как перед собственной душой. Если Вы на эти слова не сумели найти слов, Вы их никогда не найдете и лучше кончить сейчас.

У меня к Вам ни гнева, ни обиды, — ни одного дурного чувства. Спасибо Вам за всё доброе, другого помнить не буду.

Не скажу Вам даже, что навсегда прощаюсь с Вами, это решит жизнь. Не отнимаю у Вас права когда-нибудь, в какой-то там час, окликнуть меня, но не даю Вам права окликать меня зря. Это уже будет делом Вашей чести (верней, чем совесть!).

Когда-нибудь пришлю Вам стихи: Ваше да вернется к Вам, ничего не присваиваю и ничего не стыжусь: это — уже очищенное, можете их всем читать.

«Бюллетень болезни» оставляю, как был, в тетрадке — видите, я правдива и не пишу, что жгу.

А Вам, дружочек — и задумываюсь: не знаю, чего пожелать?

Расставание или разминовение — не знаю. М. б. расставание — на день, м. б. разминовение — на жизнь. Я сыта ожиданием и тоской и сознанием несправедливости и праздным биением в стену, всё это не для меня, я в такие времена не живу. Мне нужно быть и расти, так я по рукам скована.

Милый друг, сейчас мы друг от друга дальше, чем были вначале — между нами живой человек [204]. Если это у Вас не считается — не будет считаться и у меня. Дороги души напрямик и свыше жизни, — но — я Вас не знаю. Между нами ничего и никого, но рядом со мной живой, чужой. Если это Вам мешает — простимся. Не скрою что ничего от меня к Вам не изменилось [205] — я м. б. столь же чудовище как чудо — но не зная Вас, или: зная Вас — не могу скрыть и достоверности. Ваше изменение, если последует, принимаю: Вы молоды и чувствуете свою боль.