– Я пригублю твои сладкие соки, изопью нектар, – бормотал Джеффри, и Элизабет почувствовала, что там, где только что была его рука, оказался рот.

Ее точно пронзила вспышка, превращая тело в текучий пламень. Пальцы мяли траву, и она не ощущала ничего, кроме всепожирающего огня. Обжигающие волны то захлестывали целиком, то откатывались назад.

– Джеффри! – Крик ее был полон наслаждения и ужаса.

Муж различил в ее голосе страх и принялся успокаивать ласковыми словами. Обхватил ладонями ее лицо. По щекам Элизабет струились слезы. Джеффри вытирал их и целовал веки.

– Ничего не бойся.

– Я теряю голову, когда ты до меня дотрагиваешься, – прошептала Элизабет и по глазам мужа поняла, что доставила ему удовольствие. – В такие моменты тело мне не принадлежит, и это происходит так легко, что пугает. – Она провела пальцем по губам Джеффри, и в ее доверчивом взгляде сквозила полная незащищенность.

– Я чувствую то же самое, – признался Джеффри и еще сильнее прижался к ней бедрами. – Меня манит твоя нежность, я растворяюсь в ее тепле и теряю себя. Но только не силу. Ты источник моей мощи. Когда мы вместе, я чувствую себя неуязвимым. Дай же мне испить тебя всю. Подожги от своего вулкана.

Джеффри впился губами в ее губы, и, когда он наконец вошел в нее, желание вспыхнуло испепеляющим огнем, и безумный пламень страсти поглотил обоих. Жаркие языки очищения охватили возлюбленных, и они одновременно испытали радость освобождения.

…Открыв глаза, Элизабет увидела преображенное лицо Джеффри. Оно светилось разделенной с ней радостью. Это была любовь.

Муж уронил ей голову на плечо и удовлетворенно вздохнул. Ему ответил эхом вздох Элизабет, и женщина сжала в объятиях мужа.

Джеффри, приподнявшись на локтях, целовал ее в щеки, ласково тыкался губами в ухо, говорил такие невероятные вещи и давал такие обещания, что Элизабет покраснела.

– Когда ты понял, что любишь меня? – спросила она и погладила его по лицу. – Когда я чуть не утонула?

– Нет, – усмехнулся муж, – Тогда я был слишком зол, чтобы размышлять о любви. – Он перекатился на спину, и Элизабет положила руку на его могучую грудь. – Воины такие вещи не запоминают. Разве важно, когда я понял, что влюблен в тебя?.. – Он уже явно подшучивал над ней.

Элизабет улыбнулась. Ее восхищали золотистые искорки в глазах Джеффри. Как она могла подумать, что он холоден и упрям?

– А ты когда влюбилась в меня?

– Не помню, – отозвалась Элизабет. – Жены воинов не запоминают такие вещи, – усмехнулась она. – Да это и не важно.

Джеффри стиснул ее в объятиях.

– Насмешница! Теперь до конца дней придется мириться с твоей глупостью, потому что я люблю тебя всем сердцем.

– А я думала, что никогда не услышу этих слов, – прошептала Элизабет и, посерьезнев, наклонилась и поцеловала Джеффри в губы.

– Я ошибался, – ответил он. – Не знал, что такое любовь. Считал, что она лишит меня силы. Но ты наполнила меня новой энергией.

– Я всегда буду принадлежать только тебе, Джеффри, – отозвалась Элизабет.

– Знаю, – ответил муж. – Я никогда не усомнюсь в твоей верности, но, видишь ли, я очень ревнив. Я не могу делить тебя даже с дедом и братиком. Раньше я смеялся над мужчинами, которые позволяли ревности властвовать над собой. А теперь того и гляди она овладеет мной самим.

Глаза Элизабет удивленно раскрылись, и Джеффри улыбнулся опять:

– В отличие от тебя мне не пришлось испытать теплоты близких отношений в семье. И, наверное, поэтому я хочу быть твоим единственным дорогим человеком.

– Существуют разные виды любви, – тихо промолвила Элизабет.

Слова мужа выдали его незащищенность, и она понимала, что этот миг запомнится ей на всю оставшуюся жизнь.

– То, что я чувствую к деду или малютке Томасу, совсем не та любовь, которую я испытываю к тебе. Надеюсь, со временем и ты привяжешься к ним. Но мое чувство к ним нисколько не умаляет любви к тебе.

Барон, задохнувшись от страсти, притянул ее к себе и поцеловал в губы, и жена, тоже вспыхнув, прильнула к нему всем телом.

…Они лежали, наслаждаясь тишиной и покоем. На землю ложились сумерки – надо было собираться в лагерь.

Обратно шли в полном молчании. И только подходя к шатрам, едва различимым, как шелест листвы, голосом, Элизабет спросила:

– А ты правда ревнуешь меня к родным?

– Я это переборю. – Джеффри стиснул руку жены. – Рыцаря отличает верность, и каждый клянется только одному сюзерену, как я – королю Вильгельму, – начал он. – Да, ты отдала себя мне, но я хочу, чтобы ты любила меня больше родных, чтобы всем остальным ты предпочла меня, как я предпочитаю тебя.

Элизабет сдержала улыбку.

– Я никогда не буду выбирать между тобой и моей… – у Элизабет чуть не вырвалось «семьей», но она поправилась и сказала:

– Моими родными. Моя семья теперь ты. А я – твоя. Элслоу же и Томас – наши родственники. Мы все принадлежим друг другу, но не как вассалы своим лордам.

– Ты права, – отозвался Джеффри. – Тебе не придется выбирать между мной и другими. Я этого не позволю. И никогда не потребую от тебя подобного доказательства верности. Я начинаю понимать твой образ мыслей: важно любить, все остальное не имеет значения.

– Выходит, ты еще не уверен в моей верности и поэтому оставил Томаса и Элслоу в Монтрайте?

– Хотел, чтобы ты пока принадлежала только мне, – признался барон.

Элизабет прижалась к мужу, раздумывая над его словами. Джеффри открыл ей свой внутренний мир, и она поняла, что в его сердце царила любовь и радость. Ему пришлось пройти долгий путь, чтобы осознать свои чувства и выразить их вслух. Но осталось одолеть еще немного: Джеффри был неуверен в себе и, как ни странно, беззащитен. Хотя вскоре все переменится, и разговоры о выборе и доказательствах верности исчезнут сами собой, Никто больше не будет требовать таких ужасных вещей. Никто.

В ту ночь Элизабет снились сны. Сначала – необыкновенно приятные: она увидела себя во всем белом; платье, казалось, струилось по ногам. Элизабет шла по галерее огромного дворца, а землю у ног укутывал красивый туман. Улыбаясь, она отворила дверь и попала в большой зал. Но тут приятный сон превратился в кошмар. Кто-то ее звал, но она не понимала кто. В голосе было такое отчаяние и мука, что сердце Элизабет учащенно забилось. Она побежала на зов, стала протискиваться сквозь толпу не замечавших ее смеющихся людей и добралась до середины зала. То, что она там увидела, наполнило грудь отчаянным криком. В самом центре стоял ее муж. Его руки и ноги были скованы прочными железными цепями. Он не видел жену и смотрел куда-то в другую сторону. Элизабет повернулась и заметила закованного в железо деда.

Снова раздался крик. Но теперь в нем звучала не мука, а торжество. Кричал Белвейн. Туман у ног окрасился в красное, и сквозь кошмар Элизабет поняла, что его запятнала готовая пролиться невинная кровь.

Белвейн поднял руку и указал на Элизабет пальцем:

– Один из них умрет. А выбор – за тобой. Если же ты не выберешь ни одного, убьют обоих. – Он засмеялся дьявольским хохотом, от которого душу Элизабет стиснул смертельный холод.

Не желая принимать происходящее, она затрясла головой. Белвейн вытащил меч барона и взмахнул им в воздухе.

Крик Элизабет разбудил Джеффри. Он потянулся к клинку и только тут понял, что жена с ним рядом. Когда он прижимал ее к себе, его руки дрожали.

– Открой глаза, дорогая, – шептал он снова и снова. – Это был только сон. Я с тобой.

Элизабет проснулась, как от толчка, вцепилась мужу в плечо и, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце, хватала воздух ртом

– Ужасно! Ужасно!

– Не говори ничего. – Муж нежно отвел ее волосы со лба и, наклонившись, поцеловал. – Тебе просто приснился страшный сон. Вот и все. Ты безумно устала. А теперь положи голову ко мне на плечо и закрой глаза. Все будет хорошо.

– Я боюсь, – призналась Элизабет. – Боюсь, если засну, увижу тот же кошмар.