Его душил смех, но он всеми силами сдерживался – мальчик должен знать, что не имеет права выходить за определенные рамки, иначе не видать ему рыцарства.
Джеффри не без основания полагал: стоило ему только улыбнуться, и жена набросится на него с кулаками.
Томас встал на колени и положил руку на сердце, но исподтишка подглядывал, какое впечатление произвел его высокопарный жест на сурового воина.
Громадный человек по-прежнему хмурился. И тогда мальчик крепко зажмурил глаза и сказал:
– Простите меня, пожалуйста, я больше не буду.
– Никакой дисциплины! Просто не представляю, сможешь ли ты когда-нибудь стать рыцарем, – объявил барон. – Вставай и следуй за мной. Дам тебе работу, чтобы было неповадно больше безобразничать.
– Милорд, можно тебя на пару слов. – Мягкий голос Элизабет пролился, словно бальзам, на сердце.
– Ступай вниз и жди меня у лестницы, – приказал ребенку барон.
Как только за Томасом закрылась дверь, Джеффри принялся неудержимо хохотать.
– Нисколько не смешно, – раздраженно возразила жена. – Отец распустил его, и он ведет себя, как звереныш. Никакого воспитания!
– Не будь к нему слишком строга, – возразил муж. – Мальчик не так уж плох и со временем поймет, что от него требуется.
– Сара сообщила, что ты приказал паковать вещи, – переменила тему Элизабет. – И когда же…
– Расскажу обо всем вечером, когда останемся наедине.
Общаясь с Элизабет, Джеффри теперь постоянно следил за собой. Его радовало перемирие с женой, и он не хотел его нарушать.
– Отправимся ко мне через пару недель. Но прежде мне придется кое-куда съездить, решить одно дельце. – Он сознательно умолчал и о цели своего путешествия, и о том, что ему предстояло сделать. – Это ненадолго. А когда вернусь, ты уже соберешься.
– А что будет с Томасом? – Элизабет поняла, что боится услышать ответ.
Она крепко сцепила за спиной пальцы, чтобы муж не увидел, как дрожат ее руки.
– Элслоу останется с ним в качестве временного опекуна, – объяснил Джеффри. – Хватит с него пока перемен. – Он улыбнулся, увидев удивление жены. – Ты, верно, думаешь, что я какой-нибудь монстр?
– Вовсе нет, – улыбаясь в ответ, с облегчением прошептала Элизабет. – Напротив, я считаю тебя очень рассудительным.
– А следующим летом Томас переедет к нам. За это время я успею все как следует укрепить, чтобы он ничего не сумел разрушить.
Намек на диковатость и неуклюжесть брата заставил Элизабет рассмеяться. Она согласно кивнула, стыдливо, но решительно подошла к Джеффри и обняла за талию:
– Вместе будем забивать гвозди. Значит, ты не отправишь брата к королю? Ты передумал?
– Передумал, – признался Джеффри, восхищаясь тем, что жена была рядом. Погладив ее по волосам, он добавил:
– В последнее время я изменил свое мнение по очень многим вопросам.
– Например? – улыбнулась Элизабет. Джеффри уже собрался ответить, но жена, опередив его, потянулась и поцеловала его в губы. Барон с радостью ответил на поцелуй.
– Например, мне стало нравиться, что ты меня обожаешь. Стал привыкать к твоим страстным прилюдным проявлениям чувств.
Элизабет рассмеялась, и ее глаза вспыхнули лукавым огоньком. Барон уже знал этот взгляд и ожидал очередной ловушки.
– Неужели ты считаешь себя таким неотразимым?
– По правде сказать, до того как встретить тебя, я так не думал, – ответил барон и посмотрел на жену с хитрецой. – Мой шрам сводит многих с ума. – В это время Элизабет покрывала поцелуями розоватый рубец. – И знаешь… – Он вдруг забыл, о чем собирался сказать, потому что она дошла до мочки уха и теплое дуновение ее дыхания всколыхнуло в нем горячую волну страсти. – Не глупи… На дворе день, и мне нужно многое сделать. – Джеффри хотел, чтобы его голос прозвучал твердо, но понял, что безнадежно проиграл.
Элизабет отстранилась и пылко посмотрела на мужа.
– Не сомневаюсь, милорд. – Она прошептала это так, что у Джеффри вдоль бедер пробежала дрожь. – Очень многое.
Он снова притянул жену к себе и вздохнул:
– Никакой в тебе нет дисциплины.
Элизабет начала игру как шалость: хотела доказать мужу, что и она неотразима, но быстро забыла о своих намерениях. Шалость превратилась в нечто серьезное, и она уже наслаждалась его восхитительными поцелуями.
Позже ни один из них не мог вспомнить, кто кого раздел…
– Что ты со мной делаешь, Джеффри, – услышала она собственный стон. – Что… – хотела она снова спросить, но голос растворился в поцелуе.
Все звуки заглушил язык, который с бархатной властностью ворвался к Элизабет в рот.
В следующий миг она дала волю страсти. Впилась ногтями в спину мужа, когда тот прижал ее к стене. На этот раз они не были друг с другом нежны. Джеффри держал ее на бедрах и думал лишь об одном – как бы замедлить темп, чтобы она достигла вершины страсти прежде него. Но Элизабет двигалась в бешеном ритме, и мысли исчезли сами собой. Он неистово входил в нее вновь и вновь и даже не слышал ее гортанных криков.
– Я люблю тебя, Джеффри.
Признание в любви совпало с мигом физического освобождения – Элизабет уже не могла сдержаться. Вся содрогаясь, она шептала вновь и вновь, как заклинание:
– Да, да, люблю…
– Ты меня пьянишь, – послышался его прерывистый шепот.
– А ты меня. – Голос Элизабет был тихим, томным и светлым, как ее настроение.
Она восторженно улыбнулась. Ее губы припухли от поцелуев, широко раскрытые глаза, были полны безоглядного доверия, и он подумал, что Элизабет – самая очаровательная и обольстительная женщина на свете.
– Тебе со мной плохо? – смущенно спросила она, не понимая, почему муж не отрывал от нее пристального взгляда.
Джеффри сжал ладонями лицо жены и прошептал:
– Ты сказала, что любишь меня. Это правда или слова вырвались в порыве страсти?
Он нахмурился и ждал ответа. От волнения мучительно замирало сердце.
– Люблю, – стыдливо призналась Элизабет и пожалела, что в объятиях мужа не в состоянии укрыться от его немигающего взгляда.
Она первая открылась ему и тем самым обнаружила собственную беззащитность, которую до этого тщательно скрывала.
– Но я сама об этом не знала, пока не сказала вслух.
Джеффри улыбнулся, глаза засветились нежностью. Он погладил ее по щеке, наклонился и поцеловал в губы.
– Мне с тобой хорошо, женушка. Насчет любви, правда, не уверен, как ты. Но это оттого, что такому чувству меня никто не обучал. – Барон выпустил супругу из объятий и принялся подбирать одежду. Элизабет напряженно ждала, когда последует продолжение.
Джеффри, почувствовав состояние жены, разозлился. Чего еще она от него хотела? Какое-то время он не обращал на Элизабет внимания, потом повернулся опять.
– Я рад, что ты меня любишь. Быть может, я, когда состарюсь, тоже сумею произнести такие слова.
Самодовольный тон мужа поразил Элизабет, и она, сложив на груди руки, приготовилась к битве.
– Я не прошу твоей любви и, Бог свидетель, не знаю, почему люблю тебя сама.
– Тебе не понять, Элизабет, – миролюбиво ответил муж. – В жизни воина нет места любви. Только глупцы позволяют этому чувству овладеть собой. Вот когда я стану стариком и обзаведусь сыновьями, тогда, быть может…
– Глупцы?! – перебила его жена. Ей вдруг стало смешно. «Бедняга Джеффри, – подумала она, – сколько тебе еще предстоит узнать. И ты должен меня полюбить – иначе я придушу тебя своими руками!»
– Не смей надо мной смеяться, когда я говорю о своих чувствах! – Барон поразился, насколько быстро жена способна вывести его из себя.
– Я и не смеюсь. – Элизабет постаралась, чтобы в ее голосе прозвучало раскаяние. – Только улыбаюсь.
– И не поправляй меня.
В этот миг кто-то решительно постучал в дверь. Джеффри обрадовался, что их перепалке пришел конец, и крикнул громче, чем намеревался:
– В чем дело?
– Вернулись оба гонца, – сообщил воин.
Элизабет наморщила лоб, прикидывая, откуда они могли явиться, но, заметив, какое сердитое у мужа выражение лица, спрашивать не стала – существовали другие, менее шумные способы добиться истины.