– По-разному… – пожал плечами Лёня.

– Я вот что хочу тебе сказать… – Давид Ильич положил ему руку на плечо. – Ты только вступаешь в жизнь, и то, что она не будет лёгкой, я тебе обещаю. Мой тебе совет: зря энергию не трать, не лезь на рожон и не руби сплеча. Учись выживать в этом мире. Но и топтать себя

не позволяй. Держи марку! В общем, сам разберёшься, ты – парень толковый! Будь здоров, привет семье!…

Лёня прошёл буквально несколько шагов и замер. На улице стояла Таня и ждала, по всей видимости, его.

Если бы любого постороннего человека попросили взглянуть на эту парочку и определить, кто из них двоих еврей, девять из десяти указали бы на Таню. Смуглая, чернобровая, чернокосая, она со своей южной красотой с одинаковым успехом могла бы быть цыганкой, армянкой, еврейкой – да мало ли ещё кем! В то время как русый голубоглазый Лёня был типичный европеец и ничто не выдавало в нём семитского происхождения. Молодые люди сидели в скверике на скамейке, и время текло для них незаметно.

– Ты кем хочешь стать: физиком или химиком? – спросила Таня.

– Может быть, физиком, может быть, химиком… – пожал плечами Лёня. – А может быть, биологом… Или астрономом…

– Ничего себе разброс! До сих пор не определился?

– Как тут определиться? Все науки взаимосвязаны, трудно определить, где кончается одна и начинается другая…

– Как это?

Ну, вот смотри. Вокруг Солнца вращаются планеты. Чистая астрономия! А если представить себе, что наша солнечная система – гигантский атом какого-то вещества?! Солнце – ядро, а планеты – электроны. А из этих атомов тоже состоит какой-нибудь Лёня, вернее эдакий сверхгигантский Лёнище! И вот представь, что этому гигантскому Лёне кто-то дал по морде. От этого у него образовался фингал, или, культурно говоря, синяк. Но это с его точки зрения – синяк. А с нашей точки зрения – межгалактическая катастрофа! Миллионы звёзд и планет сгорают, рассыпаются в пыль! Проходят миллиарды лет, и из этого хаоса возникают новые галактики. Зажигаются новые звёзды, вокруг них вращаются новые планеты! Это значит, синяк прошёл.

– Перестань! Мне страшно! – поёжилась Таня. – Нельзя ли о чём – нибудь повеселей?…

– Ну, давай повеселей… – он взял Танину руку. – Вот эта рука состоит из атомов, где электроны – тоже, наверное, какие-нибудь планеты. И на одной из этих микроскопических планеток сидят в скверике на скамейке такой малюсенький Лёнечка и такая малюпусенькая Танечка!

Таня улыбнулась и очень осторожно отняла руку, как бы боясь резким движением навредить Лёнечке с Танечкой.

– Так, что же получается?… – она не могла подобрать слов к услышанному.

– А получается то, что каждый человек – это целая Вселенная! А каждая Вселенная – всего лишь малая частичка чего-то большего! И так до бесконечности!

– Бесконечно великое и бесконечно малое…- эхом повторила Таня. – Это невозможно себе представить…

– Да, невозможно… Но мы твёрдо знаем, что это так. Получается что человеческое знание опередило человеческое воображение…

– Ты будешь философом.- уверенно сказала Таня.

Таня просила его не провожать её до дому: вдруг Колька встретится! Но Лёня заявил, что ему на Кольку начхать.

Возле подъезда он впервые, – не во сне, не в мечтах, а наяву,- поцеловал её в губы. Раскрасневшаяся Таня, не попрощавшись, взбежала вверх по лестнице, унося с собою миллионы миров, населённых влюблёнными Лёнями…

А с Колькой ему ещё пришлось встретиться. На этот раз для расправы над Лёней Колька собрал целую банду – человек семь, или восемь. Но и Лёня был не один. С ним пришёл одноклассник Боря Гуревич, изучавший заморское боевое искусство каратэ по кустарно изданному самоучителю. Помочь Лёне вызвался также Гришка Зальцман из параллельного класса. Известный на всю школу шалопай, Гришка, когда дело касалось национального чувства, становился серьёзным и сосредоточенным. Сам по себе здоровенный лоб, он ещё для верности положил в портфель два кирпича, отчего тот приобрёл внушительный объём и вес. Крутя над головой портфель, Гришка зверски таращил свои и без того выкаченные глаза и орал диким голосом:

– Подходи по одному, гниды вонючие!!

Никто подойти не решился. А когда Боря дважды удачно провёл удар ногой в пах, Колькина банда дрогнула и побежала. Отирая кровь с разбитой губы, Лёня бросился следом. Ему не было дела ни до одного из Колькиных дружков, но самого Кольку он догнал и с удовольствием запечатлел ему под правым глазом добротный фингал.

– Присядь, Лёня, и давай поговорим спокойно… – медленно, будто взвешивая на ладони каждое слово, начал Марлен. – Постарайся отнестись серьёзно к тому, что я тебе скажу… Я согласен: Таня – хорошая девушка, может быть, даже очень хорошая…

– Именно поэтому я на ней женюсь! Тем более, если и ты согласен…

– Опять ты со своими шуточками! – поморщился Марлен. – Мне сейчас не до них! Повторяю: Таня – замечательная девушка. Но речь сейчас не о ней.

– А о ком?

– О её папаше.

– Ну причём тут её папаша?! Я и сам его не сильно люблю, но ведь женюсь я не на нём!

– А про то, что яблочко от яблони недалеко падает, слышал? Вот сейчас она, допустим, хорошая, а пройдёт лет пять, или десять, вдруг у неё отцовские гены начнут проявляться! Что тогда? Развод? А у вас, к примеру, дети…

– Нет! – набычился Лёня.- Не могу я в это поверить…

– Не веришь, потому что любишь! А любовь, как известно, слепа. Ты глаза шире открой и посмотри! Вон братец её Колька – подонок отпетый! Не успел школу окончить – сразу в тюрьму! Вот тебе и гены отцовские…

– Ну, ты сравнил!… Колька, наверное, и родился таким. Неизвестно, чьи гены ему достались. А если человек изначально нормальный, подонком он уже не станет никогда. А насчёт папаши я не знаю… Ну, неприятный он тип, но ведь не преступник какой-нибудь, не бандит! Обыкновенный, как все…

– Ошибаешься, сынок… Что ж, делать нечего: придётся тебе рассказать всю правду. Рано или поздно этот момент должен был наступить…

– А что, я ещё не всю правду знаю?

– Не всю… О том, что я сидел и был реабилитирован, ты знаешь. Я рассказал тебе об этом, как только посчитал, что ты стал взрослым. Откуда все мои болячки, ты тоже теперь понимаешь… Но есть ещё одна любопытная деталь, о которой я пока молчал. Думал, может быть, ни к чему… Теперь, вижу, к чему…

– Что за деталь?

– Интересная деталь… В лагере, где я сидел, работал охранником твой будущий тесть. Так что лес я валил под дулом его автомата. Как тебе такое милое совпадение?

Лёня сидел, уставившись в пол. Переварить все это сразу он не мог. Прошла минута, другая… Наконец Лёня разлепил пересохшие губы:

– Ну, служил он… Молодой был… Многие тогда служили… Там… и не все ведь были сволочами…

Не все. А этот – был. Если бы я тебе стал перечислять все эпизоды, когда он над людьми издевался, куражился, зло своё звериное на них срывал, нам бы дня не хватило! Ублюдок он законченный! Так что Кольке было в кого удаться!… Я его, гада, сразу узнал, стоило мне раз прийти в школу на родительское собрание. Почти не изменился, только ещё противней стал. И его часто в школу вызывали из-за сыночка… Ты пойми, Лёня, это – не человек, а пёс цепной, который умеет только рычать и гавкать! Пёс, натасканный на людей, какие у немцев были в концлагерях! Из него, кстати, вышел бы отличный полицай, если бы судьба по-другому сложилась. Ему ведь всё равно кому служить, лишь бы ни хрена не делать и над людьми издеваться. Такая порода! И не будет он жить по-другому! Вот смотри! После Сталина, в конце 50-х, лагеря стали закрываться, всю эту собачью свору стали сокращать. Ну, и куда он пошёл работать?! На завод? На стройку? Дудки! Устроился в охрану. И не куда-нибудь, а на мясокомбинат. Губа не дура! Никогда ничего полезного он людям не сделал и не сделает, только паразитировать может…

– Сын за отца, между прочим, не в ответе, как говорил великий Сталин…