В пакете оказалось сто две тысячи американских долларов и коротенькое письмецо:

"Возьми себе две тысячи, а остальные сохрани до моего приезда.

Шеф." Соколов покрылся потом и задрожал всем телом. Что он будет делать с этими деньгами, куда запрячет? Его же убьют за такие деньги.

С этого часа Соколов жил в постоянном страхе. Ему казалось, что на него подозрительно смотрят соседи по дому, люди на улице. Решил поставить на дверь дорогой замок со специальным ключом, и во время установки пожилой сосед, немец из Казахстана, проходя по коридору, заметил.

— Этот замок до фени. Удар ногой и дверь вылетает. И что это у тебя Фима такое есть, что ты боишься? Замок, небось, марок сто стоит. Это пять бутылок водяры.

— Тебе только о водяре и думать. А замок не помешает.

— Купи штабу на дверь, тогда ногой не вышибить.

— Ну да, она четыреста марок стоит. Иди, не мешай работать.

Иногда, проснувшись среди ночи он смотрел на балконную дверь и ему казалось, что на балконе кто-то стоит. Ефим несколько раз перекладывал пакет с места на место, но ему казалось, что воры полезут за деньгами в первую очередь именно туда, где они лежат.

Его несколько раз приглашала к себе фрау Миллер и уточняла некоторые детали, необходимые для дела. Соколов подумал, что может лучше забрать своё заявление в суд, и спросил об этом адвоката, но она ответила, что слишком поздно, дело раскручено и материалы находятся в суде, и если он заберёт заявление, то все расходы должен оплатить из своего кармана и назвала астрономическую сумму.

Работы Соколову прибавлялось, и он уже не успевал своей машиной обслуживать всё больше прибывающих экипажей и ему передали автобус и документы на него. Для Ефима начались новые проблемы. Он не хотел, чтобы соседи видели его за рулём автобуса, поэтому ставил его далеко от дома на бесплатной стоянке. И ездил туда и обратно на своей легковушке. Ему неплохо платили наличными деньгами, но каждый раз, расписываясь в ведомости, спрашивал, а не попадёт ли его фамилия в картотеку людей, уклоняющихся от налогов. Ему отвечали, что эта ведомость никакого отношения к Германии не имеет и нужна для бухгалтерии в Одессе. Частенько Ефим брал пассажиров с рейсов, прибывающих со стран СНГ, и отвозил их в город. Случались и другие подработки, и Ефим от них не отказывался. Иногда подумывал, а не уйти ли ему из социала, но когда прикидывал, сколько он потеряет денег от того, что нужно будет самому платить за квартиру, медицинскую страховку, налоги, то сразу отбрасывал эту мысль, как неприемлемую. Так и жил, постоянно думая о том, что если его поймают с этими заработками, то потеряет всё, что заработал, если не больше.

Фрау Миллер позвонила Соколову и сообщила, что суд состоится через месяц, такого-то числа, и чтобы герр Соколов в это день прибыл в городской суд к десяти утра к комнату 23, и посоветовала раньше побывать там, потому, что если он быстро не найдёт эту комнату, или опоздает, то суд перенесут, а виновника оштрафуют. Ефим так и сделал. Здание городского суда находилось в центре города и было одно из самых красивых, по всей вероятности восстановленное и отреставрированное после второй мировой войны. Ефим поднялся на второй этаж, нашёл 23 комнату, хотел заглянуть в неё, но человек, сидевший у двери, сказал, что там идёт суд и заходить нельзя.

Вечером раздался звонок. Звонили из Одессы и предупредили, чтобы Соколов обязательно встречал завтрашний рейс без опозданий. Ефим переспросил, почему такое предупреждение, и услышал ответ:

— Увидишь.

Самолёт прибыл вовремя, командир корабля вышел, как обычно подошёл к Ефиму, поздоровался за руку, и Ефим хотел спросить, зачем его вчера предупреждали, но боковым зрением увидел, что по бокам стоят два человека. Он посмотрел налево — незнакомый, рослый, молодой мужчина смотрел на него каким-то отсутствующим взглядом так, что у Соколова ёкнуло внизу живота и он повернул голову направо.

Какое-то мгновенье Соколов не понял, кто перед ним стоит и вдруг сообразил. Смешанное чувство страха, уважения, заискивания промелькнуло в сознании Ефима, и он, глупо улыбаясь, растянуто произнёс:

— Ше-еф?!

— Что, не похож?

— Похож, только вроде стал старше.

— Моложе никто не становиться, пошли заберём багаж. Где это?

— Нужно опустится вниз по эскалатору, мне туда нельзя, я вас встречу на выходе после таможенного досмотра. Правда, какой тут досмотр?

— А что?

— Почти не проверяют никого. Да и вывозить в Германию можно почти всё кроме сигарет, наркотиков, оружия.

— Ладно, мы пошли.

Минут через двадцать шеф и его сопровождающий вышли к автобусу с четырьмя чемоданами. Когда они сели, шеф кивнул в сторону парня:

— Его зовут Костя. На людях я для тебя, как всегда, Юра. Где пакет, который тебе передали?

— У меня дома.

— Поехали к тебе, я хочу часть забрать.

— Ради Бога, забери всё, а то я уже весь изнервничался, боюсь, что его свиснут или меня замочат из-за него.

— Кому ты нужен?

— Не скажи, тут одного полиция арестовала, хотел меня ограбить.

— А кто мог узнать, что у тебя пакет? Проболтался? — насторожился и с тревогой в голосе спросил шеф.

— Это было ещё до того, как ты передал деньги.

— А-а, смотри внимательно за дорогой, потом расскажешь, — сразу охладел к вопросу шеф.

Когда приехали на Бонамес, машину оставили у шлагбаума, перекрывающему въезд во двор.

— Подожди меня в машине, — сказал шеф Косте и вышел.

Пока Соколов выходил из машины, к шефу подошла старушка и спросила?

— Entschuldigen Sie bitte, wo ist Hausnummer 56 (Извините пожалуйста, где здесь дом номер 56?)

— Ich bin hier auch erste Mal. Ein Moment (Я здесь тоже первый раз, минутку), — ответил шеф и обратился к Соколову, — Скажи, где находится пятьдесят шестой дом?

— М-м, — подумал Ефим, — и указал пальцем, — Ein hundert Meter gerade (сто метров прямо).

— Vielen Dank! (Премного благодарна) — сказала старушка и пошла в указанном направлении.

— Шеф, ты не только английский, но и немецкий знаешь!? — удивился Соколов. — Откуда?

— Учили. И меньше задавай вопросов. Забыл уже?

Ефим повёл шефа в свой подъезд. Навстречу им прошла негритянка с ребёнком. В лифте шеф обратил внимание на хулиганские надписи на его стенках и заметил:

— Да, у тебя здесь Гарлем.

— Что у меня?

— Мозгов, как не было, так и нет.

Ефим надулся и больше вопросов не задавал. Он почему-то стал нервничать, не мог попасть ключом в замочную скважину. Шеф сморщился от спёртого воздуха давно не убранной квартиры и отказался сесть на предложенный Ефимом стул.

— Давай деньги скорее.

Ефим полез в шкаф, где, как он помнил, последний раз положил деньги, но их там не было. Его бросило в пот и он поднял матрац на кровати, но и там их не было. Он стал дрожать всем телом и бормотать:

— Я же их здесь ложил.

— Успокойся и вспомни, спокойно сказал шеф.

Он понимал, что Соколов не рискнул бы присвоить деньги, тем боле такую сумму. Ефим ещё немного постоял, стал на стул и снял пакет со шкафа. Он глупо улыбался.

— Фу! Я подумал уже, что украли. Ты бы меня убил, наверное?

— Ты сам себя убьёшь когда-нибудь, — сказал пророческим тоном шеф.

Слова, брошенные шефом, как бы вскользь, запомнились Соколову, и как он ни хотел их забыть, они буравом ввинчивались в память и выдернуть их можно было только вместе с мозгом, как выдёргивается пробка из бутылки.

Шеф открыл пакет, взял пять стодолларовых пачек, положил в дипломат, а остаток отдал Ефиму.

— Остальные я скоро заберу или отдашь Косте.

— Хорошо.

— Пошли в машину. Довезёшь нас до ближайшего банка, где можно поменять деньги и уезжай.

— А где ты остановишься?

Шеф ничего не ответил, и Ефим больше вопросов не задавал, хотя их было очень много.

— Я высажу вас возле Констаблервахе, там большая Frankfurter Sparkasse, там я менял доллары, которые ты мне передал.

Шеф только кивнул головой. Когда остановились, Шеф сказал Соколову: