Джеймс молча разглядывал комнату.

Всё было также, как при жизни Сьюзен. Видимо Майкл всё ещё не пришёл в себя. А, может – и не хотел этого, и сохранил ту же обстановку, с которой они жили последнее время со Сьюзен, и которая напоминала ему о счастливых днях в прошлом.

Майкл, с отсутствующим взглядом, чуть дрогнувшим голосом нарушил молчание:

– Ты знаешь, наверное, что я – потерял Сьюзен полгода назад.

Джеймс кивнул, молча опустив голову. Искренне сочувствуя другу, он не знал, что надо говорить в таких случаях. Майкл – всегда такой энергичный, спортивного сложения и весёлого нрава человек – очень сдал в последнее время. И Джеймс в глубине души надеялся, что предстоящая работа вернёт ему его прежнее состояние.

Помолчав, Майкл продолжал:

– Она каждую ночь снится мне, зовёт – к себе во сне. И как это не странно, я жду этого момента с облегчением. И предчувствую, что недолго осталось… Всё дело в том, что я хочу, в случае чего-то непредвиденного, чтобы моё тело похоронили рядом с ней – на Земле, а не оставили болтаться где-то в космосе. Если бы ты мог дать мне в этом гарантию…

– Это я тебе со всей ответственностью обещаю… – Джеймс осёкся, поняв что спорол ерунду.

Даже другу было нетактично говорить такое, тем более что разговор был не шуточный.

Но Майкл усмехнулся, первый раз за этот вечер, и вполне непринуждённой улыбкой. Он понял состояние Джеймса, хотевшего угодить ему. И это его немного рассмешило.

– Хоть на этом спасибо! Тогда по рукам! Кто со мной полетит?

Джеймс рассеяно протянул ему краткие данные и фотографии остальных членов экипажа. Он не понял, что развеселило старого друга. Но был доволен этим, видя, как преображается тот на глазах.

Заметив как Майкл остановился взглядом на Катрин, он в шутливой интонации поиронизировал:

– Это Третий пилот. Симпатичная женщина, правда? Впрочем, ты для неё староват. Тем более, что в команде есть конкуренты на этот счёт и помоложе. …Она студентка, занимается… Проще говоря, она экстрасенс.

– Скорее экстра-секс! – Майкл расплылся в улыбке. Грустные мысли уходили из головы. – Они, что, оба не летали ещё?

– Да, это так. У них обоих приземлённые профессии. В том смысле, что опыта полётов в космосе – ноль. Хотя по полёту фантазии они дадут нам сто очков вперёд. …Особенно, наверное, этот… – Джеймс показал на Второго пилота, вспомнив при этом название «Гамбургер». – Я как раз хотел попросить тебя подготовить их лично. До старта осталось полгода. Заодно бы и познакомились. В центре подготовки уже все в курсе. Можешь вылетать туда хоть завтра. Они прибудут, как говорится, на днях или раньше. Дело только в их согласии.

– Ну, меня же ты уговорил. А их начальство уболтает. Я завтра же и отправлюсь. …Действительно надо сменить обстановку, а то раскис тут в одиночестве.

Выговорившись, Майкл почувствовал облегчение, как будто сбросил тяжёлый груз с души. Он был благодарен товарищу за это.

…Они просидели до самого утра, вспоминая то со смехом, то с грустью прошедшие события и годы…

Утром, выйдя в одни двери – они разлетелись по делам, с сознанием того, что вскоре увидятся.

Джеймсу срочно надо было лететь на Марс.

Майкл же направлялся в знакомый ему Центр по подготовке космонавтов.

Майкл нисколько не обижался на Джеймса за ореол недосказанности, связанный с событиями предшествующими его появление. Обстоятельства бывают разными. Он отлично понимал это. И не сомневался в искренности друга, когда тот посетовал, что не может об этом рассказать.

Майклу предстояло знакомство с будущими коллегами по экипажу. И их подготовка, в успехе которой он не сомневался. Тем более, что опыта в этом деле у него было ни занимать.

Силой воли Дмитрий заставил себя проснуться. Холодный пот мгновенно прошиб его до самых кончиков пальцев ног. То ли от страха, то ли от чувства необъяснимости приснившегося.

Он вспомнил, как в юности летал во сне. Тогда душа, казалось – оставляла своё тяжёлое тело. И в тоже время всё-таки чувствовалось, что это – он сам. Что – мысли, память, ощущения и даже плоть были его собственными. Только очень лёгкими и безмятежными.

Он словно плыл по воздуху от земли, набирая высоту. С той лишь разницей, что это было намного легче и эффективнее, чем в воде. И расправив руки словно крылья – он парил вниз, чувствуя как сливается его невесомое тело с потоком воздуха. И у самой земной поверхности, изгибаясь всем телом – взмывал снова ввысь.

Он с благоговением созерцал с высоты птичьего полёта – весь тот ландшафт местности, где он родился и вырос. С извилистыми родниковыми речушками. И зелёной, словно изумрудной, кроной деревьев. И цвета были более контрастными, как после грозы насыщенного озоном раннего майского утра.

Неописуемый восторг овладевал им тогда. Восторг настоящего полёта. В отличии от того, который испытываешь за бортом летательного аппарата.

Иногда он осознавал, что спит. Но бывало – всё было настолько правдоподобно, что он даже пытался ущипнуть себя, теша надеждой, что всё это не иллюзия.

Но сон уходил. И пробуждение было лёгким и свободным. И тело, полное жизненной энергии, радовалось новому дню…

Сейчас же было всё по-другому.

Часть его души собиралась покинуть его. Он спал и видел, разделившись на три составляющих, что одно его «Я» – уходит, лёгким облаком отдаляясь от уснувшей плоти.

А другая часть заметалась между ним – основным, спящим на кровати и – тем прозрачным, который с сомнением завис под потолком. Она старалась примирить – неразрывное до сих пор.

Он понял тогда, сам не зная почему, понял без слов: что если тот «Третий» сейчас улетит, то это навсегда.

Он смотрел на себя со всех сторон – глазами своего расстроившегося образа.

Его первое «Я» лежало в своей плоти с ощущением какого-то странного облегчения своего бренного тела. И с застывшим вопросом в тревожных глазах.

Он разговаривал с самим собой бессловесными фразами. Мгновенья длился этот диалог. Но сколько ёмкой информации нёс он.

Тот, над ним – полупрозрачный, в синеватой дымке и такой невесомый – с немым укором и сомнением в глазах задавал вопрос: «Зачем я тебе? Без меня будет спокойней. Ты перестанешь мучить себя ненужными эмоциями. Тебе легче будет жить и разбираться в повседневных мелочах. Наконец ты станешь „таким как все“ – хладнокровным и расчетливым…».

Он и сам осознавал – что здесь внизу его больше. Что всё это правда – ушли какие-то нервозные ощущения. Которые постоянно будят в сознании те чувства, казалось бы ненужные в бесконечном водовороте дней и без которых можно было бы вполне обойтись, руководствуясь здравым смыслом и холодным рассудком.

Но вместе с тем где-то в подсознании жила мысль: что с этим всем – уйдёт что-то ещё большее, без которого жизнь становится предсказуемой и скучной. Все те праздники и огорчения души, которые пробуждают в тебе воображение, заставляют мечтать, любить; и иногда против твоей же воли.

Эта мысль росла и тяжелела, затеняя все прочие доводы. Заполняя пространство вокруг. И заставляя слиться воедино – всё, что ещё мгновенье назад было таким хрупким и зыбким. Связь тела и разума – с душой и эмоциями…

…Открыв глаза, Дмитрий физически ощутил присутствие себя – в этом мире реальности. В котором он жил. И любил. С чувством благодарности за возможность занимать своё место на Земле.

Помотав головой, он стряхнул с себя остатки сна. И потянувшись, выключил домашнюю голограмму.

Иллюзия картины зелёного летнего леса, со всеми присущими этому времени года запахами – медленно растаяла, осветив внешнюю прозрачную стену его жилья.

Там, за стеной – шёл снег, падая крупными лёгкими хлопьями. Небольшой мороз и безветренная погода разрисовали по окну причудливые узоры зимнего леса.

Дмитрий специально отключал на ночь внешний обогрев стены, чтобы утром любоваться неповторяющимися картинами сибирской зимы, нарисованными морозом на окне – кристалликами льда. Такими реальными, словно перенесёнными из далёких просторов заснеженной тайги; и одновременно фантастическими – кристаллическими пейзажами. И каждый раз новыми, бесцветными, полупрозрачными, и в холодном инее. Они будоражили воображение, и будили в глубине души чувства прекрасного – созерцание одного из чудес природы, неподдающегося воспроизведению техникой или рукой художника.