"авоську", каску с нацарапанными на ней моими инициалами.
Касочка-то меня как-то раз и спасла, когда я, направляясь к
Посольству, ненароком зазевался. Остренький осколок с неба подпортил букву "А" в инициалах, тут ещё вслед за ним рухнул недалеко от меня и сбитый ракетой самолёт. Я было побежал к нему, но отвлёк меня вид спускавшегося на парашюте лётчика. Америкос приземлился профессионально на ноги, хлопнул по бляхе на груди, лямки соскочили и он со всей дури помчался наутёк. Я, конечно, за ним, но не успел догнать, как ниоткуда взявшиеся вьетнамские вояки схватили его, настучали по тыкве, бросили в газик и умчали.
Скажу, кстати, что таких лётчиков у вьетнамцев накопилось довольно много. Те, которые соглашались выступить перед камерой с покаянием и обличением агрессивной сущности империализма, использовались в пропагандистских целях (иных даже отпускали), а часть американских пленников использовали в качестве "живого заградительного щита", к примеру, сажали, вручив сборник статей Хо
Ши Мина от скуки, на мосту через Красную реку. В результате этот красивый ажурный мост, содеянный ещё знаменитым своей парижской башней инженером Эйфелем, не бомбили.
Я в досаде от неудачи в поимке пилота побрёл к догоравшим обломкам самолёта в надежде отчекрыжить какой-нибудь сувенир в дополнение к тому осколочку, что грел мою ляжку, лёжа в кармане штанов. Наткнулся на самолётное колесо и уж было покатил его к
Торгпредству, да постеснялся при виде вьетнамцев, героически вытаскивавших из огня какие-то бочки, на которые свалился самолёт, и ретировался.
Вы, небось, подумаете, что я зациклился на сувенирах, и будете правы. Я уже тогда накопил много железок, часть которых раздаривал друзьям. Но слава моя пошла в основном от неразорвавшихся шариковых бомб, которые я сам и находил в поездках (а ездил много) и разряжал.
Уважали меня, правда, ещё и за то, что был бардом фронтового фольклора.
Страсть к сбору бомб меня и подвела. Принёс мне один геолог великолепный образец, бомбу ярко-оранжевого цвета, схожую с шариковой, но раз в пять её больше, с откидными стабилизаторами. Мне было предложено как раз и обменять её на пять разряженных шариковых бомб, на что я с радостью согласился. После свершения сделки я смотался к своему другу, директору-экскурсоводу в Музее национально-освободительной армии, одноногому майору.
Но тот, внимательно осмотрев предполагаемый сувенир, сказал, что называется бомба ананасовой, но как разряжается, не знает, а потому лучше утопить её от греха подальше в городском озере Хо Тэй.
Вернувшись несолоно хлебавши, позвонил в посольство другу своему доработчику Васе в звании майора. Тот наказал ждать его и ничего не предпринимать. Через пять минут он был уже у меня, сунул в руки тазик и приказал налить в него воды.
Погрузив туда бомбу, он объяснил, что, судя по виду, она замедленного действия и взрывается, когда высыхает заложенная внутри картонная плашка. Его совет меня не удивил – поехать на озеро Хо Тэй и далее по тексту. Но, узрев слёзы в моих глазах, смилостивился и согласился попробовать. В четыре трясущиеся руки мы кое-как отвинтили верхнюю крышку ананасной бомбы и, о боже… её уж минимум как месяц использовали в качестве пепельницы. Подшутил надо мной геолог, а Васёк ещё и раструбил об этом на потеху всей колонии. Но
"ананас" и поныне красуется в моей коллекции, гордо стоя на ножках-стабилизаторах.
Комплимент
Коллега по Внешторгу по возвращении из командировки в Бельгию среди прочего рассказал следующий забавный случай:
Едем со знакомым из нашего торгпредства в Брюсселе в автобусе и продолжаем дискуссию на тему, чьи бабы лучше, наши или местные. Я говорю: "Что ты зациклился на бельгийках, да они все здесь тощие, ни рыба ни мясо, кожа да кости, доска два соска. А вот за тобой стоит и исключение, которое правило только подтверждает. У этой всё в порядке. Хоть ты вид заслоняешь, я по видимому кусочку всю картину могу восстановить, глаз-то намётан. Попка как две думки-подушечки, ножки плотненькие с ямочкой на коленках, грудные железы хорошего наполнения, животик как батут для шустрого попрыгунчика, ниже…"
Тут вдруг объект моего обследования поворачивается и на чистейшем русском молвит: "Мальчики, вы бы поостереглись на скользкие темы говорить, не думайте, что никто здесь не поймёт".
Мы смутились, не нашли, что сказать, а девушка тем временем вышла. Товарищ и говорит: "Это наша, из посольства. Придется тебе извиняться. Дуй за цветами, адресок я узнаю". Вечером с цветами иду каяться. Открыла дверь, улыбается. Я ножкой шаркаю, прошу пардону за бестактность. А она мне: "Что же вы за комплимент извиняетесь? Я, право слово, польщена была". В общем, посидели, поговорили, милейший человек оказался.
Год прошел. Я уж забыл рассказанную историю, да тут встречаю на
Арбате этого коллегу, идет с миленькой полнушкой. "Знакомься, – говорит, – это моя жена. Да ты должен помнить, я тебе рассказывал, как мы познакомились". Возникла пауза, а потом мы все дружно расхохотались.
Поверье
В конце 60-х годов пришлось мне начинать трудовую деятельность в
Ханое, тогда еще столице только Северного Вьетнама. Время было тяжелое, на Юге шла война с американцами, авиация США регулярно бомбила Ханой. Передвигались в основном мелкими перебежками, в солдатских касках, так что по городу особенно не погуляешь. Только во время "перемирий", объявляемых американцами для очередной попытки договориться с северовьетнамским руководством, можно было расслабиться.
Тогда шли к озеру Хо Хуан Кием (возвращенного меча), что в самом центре Ханоя. С названием озера связана легенда, по которой простой рыбак получил из пасти всплывшей из глубины огромной черепахи священный меч, с помощью которого отбил, возглавив вьетнамское войско, очередную попытку могучего северного соседа, Поднебесной империи, захватить страну. За это был коронован, а меч до новой надобности вернул озеру.
Красивая легенда, но вот что удивительно – ханойцы свято верили, что в озере действительно скрываются какие-то крупные, мордой на черепаху похожие, животные, время от времени поднимающиеся на поверхность. И время, а вернее война подтвердила эту народную молву.
В марте 1967 г. американский лётчик, видно, здорово промахнувшись, зафинделил НУРСом (для непросвещённых: неуправляемый ракетный снаряд) в озеро. В результате всплыла почившая черепаха огромного размера, дожившая (по оценке учёных) до 400 лет. А это в аккурат подтвердило правдивость легенды.
На том же озере, у дальнего от центра берега расположен маленький островок с пагодой, называемой храмом литературы. У входа стоит большой каменный обелиск в форме кисточки для письма тушью. Всё это в честь уже не легендарных, а документально подтверждаемых исторических событий.
В храме в стародавние времена раз в год устраивались экзамены на звание мандарина. Каждый, независимо от рода и звания, мог прийти сюда и попытать счастья. Абитуриентов размещали по кельям со стражем у входа, чтобы ни подсказки, ни шпаргалки, снабжали рисовой бумагой и тушью с кисточкой, пропитанием и обязывали за месяц написать философский трактат на заданную тему. Прошедшие экзамен назначались чиновниками-мандаринами и возвращались в свои провинции, неся королевскую волю, закон и свет просвещения.
В Ханое есть ещё одно озеро, Хо Тэй, что означает Западное, знаменитое стоящей на его берегу пагодой, в которой хранится, по уверениям монахов, сандалия Будды. С ней и связана не менее удивительная история.
Если не ошибаюсь, в 1968 году в Ханой приехала почтенная пожилая чета наших маститых геологов для консультирования местных поисковиков. На приёме в их честь, на котором довелось быть и мне, вьетнамский министр в ходе застолья поинтересовался, среди прочего, сколько детей в их семье. Геологи, смутившись, признались, что детей
