Неловко чувствуют себя в англоязычных странах наши соотечественники с такими довольно распространёнными фамилиями, как

Логинов и Строгинов, воспринимаемыми при представлении как характеристики их половой активности. Дело в том, что на английское ухо их фамилии звучат как "весьма длинный" и "достаточно крепкий" и вызывают у местных женщин или румянец смущения на щеках, или неподдельный интерес в глазах. А скажем, мой дружок по фамилии

Лапин, проживая в командировке в Париже, заказал себе визитку с морковкой перед фамилией, потому как эта фамилия по-французски и звучит, и пишется точь в точь, как кролик. А у него ещё, на беду, передние верхние зубы по-заячьи крупные.

А братья-болгары со смехом рассказывали о незадачливых русских, пытающихся купить в табачном киоске спички. Пикантность ситуации в том, что по-болгарски слово "спичка" звучит как женский детородный орган (пичка материна). Можно представить реакцию киоскёрши на беспардонный для неё вопрос русского, привыкшего, что его там везде понимают без перевода, "Спички у вас есть?". Но и мы, помнится, были несколько ошарашены, когда в Софии, зайдя позавтракать в кафешку, первым в меню узрели блюдо "Яйца на очи", что оказалось ничем иным, как яичницей-глазуньей.

Сам я в чешском городе Писек не бывал, но от очевидца слышал, что у русских, туда попадающих, всегда вызывает восторг вывеска на фронтоне здания в центре: "Производственный комбинат Писек". Что там в действительности производят, остаётся тайной, так как на экскурсию туда не водят. Ну и притчей во языцех для побывавших в Праге русских навсегда остаётся чешское слово "pozor", которое нами воспринимается с содроганием, а по-чешски означает лишь "Внимание!". Но изюминка ещё и в том, что русское слово "позор" чехами воспринимается как

"шкода". Так что при случае не напоритесь на неверное восприятие.

Зато легко запомнить чешское слово "биллиардная", которое звучит для русского уха как "херня".

Многое в словесной эквилибристике почерпнул я в годы учёбы в

Институте восточных языков (теперешний Институт стран Азии и

Африки). На первом курсе после распределения восточных языков вошло в моду вставлять в речь словечки из них. Ну и представьте моё впечатление, когда начинающий китаист попрощался со мной такими словами: "Нахуй хино!". Оказалось, что это всего-навсего "Спокойной ночи!".

В покое я приятеля не оставил и тут же выяснил, что "До свидания!" по-китайски тоже звучит очень мило – "Хуй цзянь!". Но добил он меня мудрой китайской поговоркой "Ибу ибуди – хуйдао муди", а по-нашему – "Шаг за шагом можно достигнуть цели". Но это не всё.

Случайно услышавший урок моего обучения его преподаватель китайского добавил, что по-китайски "Серая лиса медленно возвращается в общежитие" звучит как "Хуй лю-лю хули ибу-ибу хуй суши".

Я думаю, вы не сомневаетесь, как уже на следующий день прощались ребята нашего курса. Но, как говорится, лиха беда начало. Скоро выяснилось, что арабисты начинают свой урок словами "Здравствуй, учитель!", что по-арабски звучит как "Собакахер мударусен!", а если сказать о России, что она самая красивая страна, то прозвучит это как "атъебу билядина". А вот как звучит сфабрикованная явно самими арабистами фраза "Семья моего брата – лучшая в стране": "Усрат ахуй отъябифи биляди".

Тут же подсуетились и японисты, с гордостью сообщив, что любимый

– это "суки", суббота – "доеби", а "сосимасё" означает

"договорились". Не слишком большой урожай, но зато им вспомнилось ещё и подлинное японское имя – Уебу Ногами. Кто-то бегал по коридору и поздравлял всех с добрым утром на африканос – то есть "Хуемора!", кто-то оповещал, что на иврите девочка (бывает же такое?) – "ялда", а столовая – "тамхуй", не говоря уже о том, что "обеспокоен" значит

"мудак". Наконец вспомнили, что, кроме восточных, мы ещё учили и английский с французским и испанским. И пошло… Придумывались целые фразы, ну например: "Chop is dish?" (как это на русское ухо звучит, сами разберётесь, а в переводе – "Отбивная – это блюдо"). А вот вам и целый диалог, якобы услышанный в баре ресторана:

Бармен:

– More dark? (т. е. "Вам пива потемнее?").

Посетитель:

– Some more dark! ("Хотелось бы немного потемнее…").

А вот и ещё один диалог, студенческий:

– А я знаю, как будет по-английски "блюдо мира"…

– Peace dish?

– Да нет, честно, знаю!

А вот ещё, что уж точно было – сам слышал от нашего студента, сопровождавшего в качестве переводчика английского профессора, приехавшего с ознакомительным визитом в МГУ. Когда его отвели на химфак, он после разговоров со студентами и преподавателями на ушко своему толмачу прошептал: "А почему все у вас говорят постоянно

"химфак"? Ведь правильно по-английски говорить "Fuck him!"…

А ещё помню, как арабист Виталик после очередного урока английского языка оповестил всех нас, что знает значение слова

"bond", и правильнее называть агента 007 Джеймсом Облигация. А вот эстонец Эрик Лааст из турецкой группы, знаменитой уже тогда выходками шумливого студента Жириновского, сообщил, что по-фински

Дед Мороз – Ёлопукки. Ходила по институту и такая байка. Якобы один первокурсник перевёл первые фразы учебника "How do you do?" и "It's all right" следующим образом: "Как вы это делаете?" и соответственно

"Да всё больше правой". И он же перевёл слово "merry-go-round"

(по-нашему карусель) как "Девушка Мэри пошла по кругу".

Вот с французским получилось посложнее. Как я не тужился, а нашёл только одно весёленькое словцо – "пистданволь" (piste d`envol), что означает взлётную полосу. Пытался куда-нибудь пристроить сову

(по-французски – "ибу"), но ничего не получилось. От досады я даже выругался по-французски – "Merde!" (по-нашему дерьмо). И тут же меня как будто озарило – да это же от нашего "смердеть". Но потом всё же пришлось себе признаться, что скорее наоборот – это наши заносчивые дворяне, оттолкнувшись от французского дерьма, сотворили слово

"смердеть", а потом и наших трудящихся крестьян стали называть смердами, намекая на запашок известного удобрения.

Зато узнал, как сказать по-немецки "Я хорошо сохранился" – "Их бляйбе зер гуд". Это сообщила мне заговорщицким шёпотом на ушко учившаяся на нашем курсе по обмену немка Ингрид. Преподаватель испанского, свой в доску парень с Кубы, соорудил что-то совсем невообразимое: "Трахе негро пара ми ниета", что означало всего-навсего "чёрное платье для моей внучки". Вдогонку на "ура" прошёл наш блин, который, как оказалось, звучит как "охуэла".

Внёс свой вклад и зашедший как-то на огонёк студент с соседнего филфака. Оказалось, что кое-что есть и в изучаемом им португальском.

Особенно запомнилось, как звучит фраза "Объесться блинчиками" -

"Пидарас охуелос". А случившийся тут же его дружок из шведской группы, как ни тужился, родил только каку, так будет по-шведски пирожное. Кстати, впоследствии этот любитель кулинарии с тал послом в Швеции.

А теперь переместимся напоследок на минутку в Азию, а конкретно в

СРВ, куда я загремел ещё до окончания института, на практику. В военное время во Вьетнаме наши многочисленные советники проживали в гостинице на окраине Ханоя. Отправляясь после ужина на обязательный тогда кинопросмотр или политинформацию в посольство и часто будучи чуть-чуть под хмельком, они таксисту-вьетнамцу в шутку говорили (в вольном изложении): "Давай, жми к такой-то матери!", что им воспринималось как название советского посольства и надолго закрепилось во вьетнамском языке в качестве такового.

Понимая буквально расхожую шутку наших спецов об умении пользоваться главными орудиями труда: молотом, зубилом и матюгом, – вьетнамцы в характеристиках на полном серьёзе отмечали это высокое мастерство наших людей. Вообще, русский мат широко вошел в те годы во вьетнамскую лексику, особенно у тех, кто общался с нашими технарями. Это вызывало постоянные нарекания наших партийных органов, особенно после того, как вьетнамский слесарь, вызванный в посольский особняк, по окончании работы вежливо сказал жене посла: