С тоской глянула она на увитые виноградом деревья, на укрытый утренним туманом огород и сад, на причудливые очертания сарая, из которого доносилось призывное мычание коровы.

Когда над горизонтом всплыло солнце, пошла на работу. И, хотя надо было пройти несколько километров, путь не казался ей утомительным: умытое росой разноцветными огнями поблескивало поле, вдоль дороги чуть покачивался камыш; пенье жаворонка, покрякивание уток, отдаленные голоса людей – все вместе создавало чудесную симфонию, название которой "Жизнь".

Вот знакомое здание. Когда-то в нём на широкую ногу жил казак Налыгач. Сараи, конюшни, амбары и сам дом – всё было сделано прочно, на века. Но в гражданскую войну сгинул хозяин в бескрайних степях Кубани. Семью выслали, а стены его дома впервые услышали крепкое слово бедняка. Здесь возникла вера в крестьянское товарищество. Здесь в судорогах и мучениях рождался колхоз.

Раннее утро, но бухгалтерии шумно: у окна горячо спорит с председателем Оксана; Вера Петровна, что-то доказывая учетчикам, сердито трещит счётами. Люба тоже садится за стол.

– Цифры. Цифры… – горько думает она. – Трудодней много, а что получим?

В обеденный перерыв зашел в контору Игнат. По тому, как глянул, Люба поняла: быть беде.

Домой явился поздно и навеселе.

– Я ишачу, – напустился он на жену, – а ты в правлении шуры-муры разводишь!

– Шо ты, Игнат, – взмолилась она, со страхом глядя на мужа.

– Святая! Знаем мы таких! Вот этим ты, зараза, и папаше приглянулась!

– Шо выдумываешь, – заплакала Люба. – Завтра побалакаем!

– Нужна ты мне завтра! Сучка гулящая! Вот у меня на Урале была жена! Таня, Танечка… – еле ворочая языком, пьяно чванился Игнат.

Постепенно речь его превратилась в бессвязное бормотание, и он затих.

– Что делать? – тревожно бился в Любиной голове один и тот же вопрос. – Уйти – страшно остаться одной. Терпеть, покориться – хватит ли сил?

Люба сразу почувствовала, что не смогла увлечь мужа, но все же надеялась вниманием и самоотверженностью заслужить хотя бы доброе отношение к себе.

Утром Игнат встал в хорошем настроении и вёл себя как ни в чём не бывало. А спустя несколько дней вновь устроил скандал, только теперь попросил:

– Уйди, Любочка, из правления. В бригаду ступай, шоб я успокоился.

Люба с трудом разогнулась: впереди, в бескрайней серебристой шири, то наклоняясь, то пропадая в зеленых зарослях, то вновь появляясь, работало звено косарей, монотонно повторяя одни и те же движения.

– Счас упаду, – пожаловалась звеньевой семнадцатилетняя Ольга.

– Хоть ты не ной, еще молодая, кровь с молоком! – с завистью сказала Марфа. – А тут здоровья нэма. На корню засыхаю. Даже язык к зубам прилип!

– Оно и видно, як прилип, – отозвалась Мария. – У тебе, худорбы, все позасыхало, а у меня наоборот…

Колхозницы весело взглянули на звеньевую: по ее лицу, шее, пышной груди катились многочисленные ручейки грязного пота.

– Тетю, – залилась в безумном смехе Варя. – Чого у вас ноги полосати, наверно, они постя…

– Ну и дурна же ты, Варвара! – оборвала ее Мария. – Стыда в тебе ни капли!

Но на Варю не обиделась: все считали ее дурочкой. Никто не знал, откуда появилась в станице эта по-мужски подстриженная женщина. То ли контузило её, то ли надругались над нею фашисты, оттого и тронулась рассудком несчастная.

Никто не обижал Варю, только безусые хлопцы, видя, как пропадают зря женские прелести, старались заманить ее подальше от людей в лесополосу и там брали первые уроки любви. Но работала она за четверых.

– Ну, бабоньки, – докашивая свою полосу, сказала Мария, – ржете вы, шо добрые кобылицы, так что счас не ноги задирайте от радости, шо перерыв начался, а поможем Любе: совсем ухоркалась молодица.

– Не стану ей помогать: сама еле ноги волочу! – рассердилась Татьяна.

– Чёрт с тобой! – вспылила звеньевая. – Мне вон бабоньки помогут.

По инерции махая косой, Люба шла навстречу колхозницам.

– Шо, дорогая, – шутили они, – косить – не в правлении сидеть. Ну як, тяжел трудодень?

– Ох, тяжёл, – страдальчески улыбаясь, отвечала им Люба.

Ступая по мягкой, щекочущей ноги стерне, женщины подошли к одинокой акации.

Неизвестно, откуда взялось в степи это дерево. То ли осенний ураган принёс крошечное семя, то ли добрая рука путника прикопала здесь саженец, и он прижился: поднялся ввысь, раздался вширь и не одно лето спасал от зноя уставших колхозников.

Обычно в полдень под ним отдыхали мужчины, покуривая табачок и перебрасываясь крепким словцом. Теперь же под акацией копошились женщины.

Колхозницы развязали узелки и начали обедать.

– Да, сальца бы сейчас, – кусая картошку, мечтательно протянула беременная Шура.

– А колбаски не хочешь? – засмеялись женщины.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.