– Маренко, – окликнул он шофера, – позвони суперинтенданту на виллу, спроси, как там дела.

Грация повернулась, откинулась на спинку, а Маренко снял трубку радиотелефона и стал звонить на Центральную, выясняя, какой номер сотового у суперинтенданта.

– Что, по-вашему, я должен был делать? – продолжал Брудзини. – Ведь я не командую армией. Тут у нас в Сабаудии то партийные митинги, то вдруг начальство в Латине объявляет облаву на проституток всех цветов радуги, а откажешься участвовать – не видать тебе повышения. Попробуйте-ка поддерживать общественный порядок с такими допотопными машинами. Больше одного патруля я просто никак не мог выделить. И потом, простите, кто конкретно угрожает адвокату Д'Оррико?

– Доктор, суперинтендант не отвечает.

Грация так крепко вцепилась в подлокотники, что костяшки пальцев побелели.

– Да ладно… – протянул Брудзини. – Наверное, отключил мобильник.

– Нет, доктор. Звонки есть, но никто не отвечает.

Грация снова повернулась назад, на этот раз встала на сиденье коленками, как это делают дети, и вцепилась в спинку обеими руками.

– Доктор… – начала она.

– Забыл его где-нибудь, – рассуждал Брудзини. – В машине, например, выясни номер и позвони на виллу. Уж там-то мы их наверняка застанем.

– Доктор, быстрее, быстрее, пожалуйста!

Брудзини отодвинулся от спинки сиденья и одернул пиджак. Он нервничал. Что-то такое было в этой девчонке. Что-то будоражащее.

– Черт, – произнес он, – там трое мужчин, взрослых мужчин, не мальчишек. Суперинтендант Барра, агент-отличник Пистокки и Карлини, агент, ассистент… не помню. Это полицейские, что, по-вашему, с ними может случиться?

Грация помотала головой. Села нормально. Вытащила из кармана куртки сотовый телефон, большим пальцем откинула крышку. Два раза нажала на кнопку вызова, потому что последним номером, по которому она звонила, был номер Саррины.

– Сарри, ставьте мигалку, включайте сирену и мчитесь во весь дух на виллу адвоката. Прямо, по этой дороге.

Она закрыла сотовый, подложила его под себя и оглянулась: увидела, как рука Матеры высунулась из окошка и поставила на крышу автомобиля синюю мигалку на электромагните. Брудзини посмотрел сначала на Грацию, потом на автомобиль, рывком обогнавший их, встроившийся перед ними в ряд и с воем сирены умчавшийся вдаль.

– Да что вы себе позволяете! – забормотал он. – Что вы позволяете себе? Какого черта?

– Доктор, на вилле тоже никто не подходит.

Брудзини разинул рот. Нагнулся к переднему сиденью, схватил Маренко за плечо.

– Почему? – бессмысленно твердил он. – Где они? Куда подевались? Куда их черт унес? Мои люди…

– Помолчите, доктор. – Грация сунула руку под сиденье в поисках мигалки. – Ваши люди мертвы.

Вилла находилась почти на берегу, от нее по грязной песчаной дюне, кое-где поросшей высохшей, пожелтевшей травой, к дороге были протянуты деревянные мостки. На дороге, зарыв одно колесо в песок, уже стояла машина Матеры и Саррины, со все еще включенной мигалкой и распахнутыми дверцами. Они только что прибыли и остановились у мостков, сжимая в руках пистолеты. Маренко припарковал «альфу» немного поодаль, в глубине площадки, отходившей от шоссе, не из страха, а просто потому, что слишком разогнался и раньше не смог притормозить. Грация выскочила из машины и побежала к своим. Тоже выхватила пистолет, но пока поднимать не стала.

– Смотрите! – Брудзини показал на бело-голубой капот патрульной машины, который выглядывал из-за виллы, там, где кончались две полоски утоптанного песка. – Вот они, видите?

Грация даже не взглянула на него. Она взвела курок «беретты» и пошла по мосткам, держа оружие наготове.

Саррина, идущий следом, держал пистолет обеими руками, наставляя его на виллу. Матера, сокращая путь, двинулся прямо по песку, тоже сжимая обеими руками пистолет.

Вилла представляла собой белое квадратное строение. С дороги она казалась крошечной, чуть больше хибарки, без окон и дверей, притулившейся к шоссе, но достаточно было завернуть за угол, как становилось понятно, что первое впечатление обманчиво. Вилла на цоколе из почерневшего дерева. Увиденная сбоку, она также не отличалась красотой и все равно была похожа на хибару, но на хибару порядочных размеров. Мостки тянулись вдоль всего здания, заканчиваясь на берегу, и над ними виднелся ряд закрытых окон, от которых Грации было не по себе. Вход, должно быть, находился с другой стороны, со стороны моря.

Солнце садилось. Лучи его приобрели какой-то металлический блеск, и даже соленый морской ветерок, терпкий от перегнивших водорослей, казалось, отдавал железом. Матера по песку добежал до угла и с великой осторожностью заглянул в первое окно, бросил взгляд внутрь и тут же отскочил. Саррина остановился, припал к мосткам, наставив пистолет. Грация шла, не замедляя шага.

– Пистокки! Суперинтендант Барра!

Грация присела так резко, что стукнулась ягодицами о пятки. Если бы она держала палец на курке, а не на рукоятке, пистолет бы выстрелил. Она видела, как Саррина яростно замахал руками на Брудзини, который перестал орать и замер у входа на мостки. Потом повернулась к вилле и в таком положении, почти сидя на досках, занесенных песком, заметила что-то впереди, за дюной. Поднялась, добежала до края мостков, там встала на цыпочки и, щурясь от солнечного света, отражавшегося от волн, разглядела то, что боялась увидеть и что не раз уже видела. Агент-отличник Пистокки лежал на спине, закрывая руками лицо, ноги его были раскинуты, а торс разворочен до самых легких. Судя по следам сапог на песке и по положению берета, он, должно быть, летел по меньшей мере метра два.

– Мать твою! – пробормотала Грация, знаком подозвала Саррину и кинулась к двери виллы, которая была приоткрыта.

Саррина с Матерой побежали следом, Матера прислонился к стене, тяжело дыша.

– Осторожно, один прямо за дверью, в прихожей. Кажется, мертв.

Он и в самом деле был мертв. Грация его увидела, как только чуть-чуть потянула на себя дверь и выглянула из-за створки. Суперинтендант Барра. Он свесился со стула, руки за спиной. На чистых кирпичах, сверкающих в красноватом закатном свете, валялись гильзы, оставшиеся от автоматной очереди, которая пробуравила полицейскому спину до самых костей.

Быстро темнело, однако белые льняные покрывала, наброшенные на диваны и кресла в гостиной, отражали последние лучи солнца, создавая причудливую игру теней, которые все сгущались и, наконец, пропали в сплошном слепящем полумраке.

– Включить свет? – спросил Саррина.

– Лучше не надо, – отозвался Матера.

Грация ступила в гостиную, словно возникла прямо из зеркальной двери. Другие тоже проскользнули внутрь. Матера, который заглядывал в окна, повел всех через гостиную и дальше по коридору. По левую сторону располагались три комнаты, все три пустые. Матера их уже рассмотрел снаружи. Оставалась одна, по правую сторону, в глубине. Этой комнаты Матера не видел.

Все трое двигались в темноте, которая становилась все гуще. Грация вспомнила гильзы, которые видела на полу рядом с Баррой. Автомат. Если Питбуль внезапно выскочит из той комнаты, им некуда будет деваться, он их всех уложит одной очередью. Потом кто-то рядом с ней поскользнулся, плюхнулся на пол с влажным всплеском. Грация непроизвольно опустилась на колени, вытянула руки вперед, схватилась за упавшего, словно в детской игре: я тебя застукала, тебе водить, выходите все!

– Дерьмо! – завизжал Саррина, почти в истерике. – Вот пакость! Я упал на труп! Тут один из наших! Я весь в крови перемазался! Черт! Черт! Черт!

– Карлини, – подытожила Грация. – Остается Д'Оррико. Мать твою! Опять одни трупы!

– По крайней мере, их не укокошили прямо у нас под носом, – пробормотал Матера. – Ну, вперед, вот последняя комната.

Они с Грацией вошли вдвоем. Саррина все скользил в крови и никак не мог подняться. Едва переступив порог, они увидели неподвижный силуэт, слившийся с чем-то похожим на кресло, чернеющий на фоне окна, выходившего на кроваво-красный закат. Со вздохом облегчения они опустили оружие, и Матера включил свет.