Кенгуру бежали быстро,

Я еще быстрей.

Кенгуру был очень жирен,

А я его съел.

Пусть руками пламя машет,

Сучьям затрещать пора.

Скоро черные запляшут

Вкруг костра.

Много женщин крепкотелых,

Мне одна мила.

И пьяней, чем водка белых,

Нет вина!

Ай-ай-ай! крепче нет вина!

Будем мы лежать на брюхе

До утра всю ночь.

От костра все злые духи

Уйдут прочь!

Ай-ай-ай! уйдут духи прочь!

<1907>

Город — дом многоколонный,

Залы, храмы, лестниц винт,

Двор, дворцами огражденный,

Сеть проходов, переходов,

Галерей, балконов, сводов,—

Мир в строеньи: Лабиринт!

Яркий мрамор, медь и злато,

Двери в броне серебра,

Роскошь утвари богатой,—

И кипенье жизни сложной,

Ночью — тайной, днем — тревожной,

Буйной с утра до утра.

Там, — при факелах палящих,

Шумно правились пиры;

Девы, в туниках сквозящих,

С хором юношей, в монистах,

В блеске локонов сквозистых,

Круг сплетали для игры;

Там — надменные миносы

Колебали взором мир;

Там — предвечные вопросы

Мудрецы в тиши судили;

Там — под кистью краски жили,

Пели струны вещих лир!

Всё, чем мы живем поныне,—

В древнем городе-дворце

Расцветало в правде линий,

В тайне книг, в узоре чисел;

Человек чело там высил

Гордо, в лавровом венце!

Все, что ведала Эллада,—

Только память, только тень,

Только отзвук Дома-Града;

Песнь Гомера, гимн Орфея —

Это голос твой, Эгейя,

Твой, вторично вставший, день!

Пусть преданья промолчали;

Камень, глина и металл,

Фрески, статуи, эмали

Встали, как живые были,—

Гроб раскрылся, и в могиле

Мы нашли свой идеал!

И, венчая правду сказки,

Облик женщины возник,—

Не она ль в священной пляске,

Шла вдоль длинных коридоров,—

И летели стрелы взоров,

Чтоб в ее вонзиться лик?

Не она ль взбивала кудри,

К блеску зеркала склонясь,

Подбирала гребень к пудре,

Серьги, кольца, украшенья,

Ароматы, умащенья,

Мазь для губ, для щечек мазь?

Минул ряд тысячелетий,

Лабиринт — лишь скудный прах…

Но те кольца, бусы эти,

Геммы, мелочи былого,—

С давним сердце близят снова;

Нить жемчужная в веках!

1917

В пустыне, где царственный Нил

Купает ступени могил;

Где, лаврам колышимым вторя,

Бьют волны Эгейского моря;

Где мир италийских полей

Скрывает этрусских царей;

И там, за чертой океана,

В волшебных краях Юкатана,

Во мгле мексиканских лесов,—

Тревожа округлость холмов

И радостных далей беспечные виды,

Стоят Пирамиды.

Из далей столетий пришли

Ровесницы дряхлой Земли

И встали, как символы, в мире!

В них скрыто — и три, и четыре,

И семь, и двенадцать: в них смысл

Первичных, таинственных числ,

И, в знак, что одно на потребу,

Чело их возносится к небу

Так ты неизменно стремись,

Наш дух, в бесконечную высь!

«Что горе и радость? успех и обиды? —

Твердят Пирамиды.—

Все минет. Как льется вода,

Исчезнут в веках города,

Разрушатся стены в своды,

Пройдут племена и народы;

Но будет звучать наш завет

Сквозь сонмы мятущихся лет!

Что в нас, то навек неизменно.

Все призрачно, бренно и тленно,—

Песнь лиры, созданье резца.

По будем стоять до конца,

Как истина под покрывалом Изиды,

Лишь мы. Пирамиды!

Строители наши в веках

Осилили сумрачный прах,

И тайну природы постигли,

И вечные знаки воздвигли,

Мечтами в грядущем паря.

Пусть канул их мир, как заря

В пыланиях нового века,—

Но смутно душа человека

Хранит в глубине до сих пор,

Что звали — Орфей, Пифагор,

Христос, Моисей, Заратустра, друиды,

И мы. Пирамиды!

Народы! идя по земле,

В сомнениях, в праве и зле,

Живите божественной тайной!

Вы связаны все не случайно

В единую духом семью!

Поймите же общность свою,

Вы, индусы, греки, славяне,

Романцы, туранцы, армяне,

Семиты и все племена!

Мы бросили вам семена.

Когда ж всколосится посев Атлантиды?

Мы ждем. Пирамиды!»

1917

Был он, за шумным простором

Грозных зыбей океана,

Остров, земли властелин.

Тает пред умственным взором

Мгла векового тумана,

Сумрак безмерных глубин.

Было то — утро вселенной,

Счет начинавших столетий,

Праздник всемирной весны.

В радости жизни мгновенной,

Люди там жили, как дети,

С верой в волшебные сны.

Властвуя островом, смело

Царства раздвинул границы

Юный и мощный народ…

С моря далеко горело

Чудо всесветной столицы,

Дивного Города Вод.

Был он — как царь над царями.

Все перед ним было жалко:

Фивы, Мемфис, Вавилон,

Он, опоясан кругами

Меди, свинца, орихалка,

Был — как огнем обнесен!

Высилась в центре громада

Храма Прозрачного Света —

Дерзостной воли мечта,

Мысли и взорам услада,

Костью слоновой одета,

Золотом вся залита.

Статуи, фрески, колонны,

Вязь драгоценных металлов,

Сноп самоцветных камней;

Сонм неисчетный, бессонный,—

В блеск жемчугов и кораллов,

В шелк облаченных людей!

Первенец древнего мира,

Был он единственным чудом,

Город, владыка земель,

Тот, где певучая лира

Вольно царила над людом,

Кисть, и резец, и свирель;

Тот, где издавна привыкли

Чтить мудрецов; где лежали

Ниц перед ними цари;

Тот, где все знанья возникли,

Чтоб обессмертить все дали

Благостью новой зари!

Был — золотой Атлантиды

Остров таинственно-властный,

Ставивший вехи в веках:

Символы числ, пирамиды,—

В Мексике жгуче-прекрасной,

В нильских бесплодных песках.

Был, — но его совершенства

Грани предельной достигли,

Может быть, грань перешли…

И, исчерпав все блаженства,

Всё, что возможно, постигли

Первые дети Земли.

Дерзко умы молодые

Дальше, вперед посягнули,

К целям запретным стремясь…

Грозно восстали стихии,

В буре, и в громе, и в гуле

Мира нарушили связь.

Пламя, и дымы, и пены

Встали, как вихрь урагана;

Рухнули тверди высот;

Рухнули башни и стены,

Всё, — и простор Океана

Хлынул над Городом Вод!

1917