Субъект живет и воспринимает внутри этих трех больших систем — Мира, Жизни и Человека. В этом сложность ситуации. Мы как бы пребываем на вершине пирамиды. Намерение вселенной лежит внутри нас как фундамент, как полево-энергетическая ткань, не знающая никаких иных законов, кроме собственных. Мы не просто состоим из этой ткани, мы пронизаны ее Тайной, ее Силой и ее Магией. В конечном счете все, чем располагает человеческое существо, — всего лишь производная от «магической ткани мира». Именно здесь — сокровенная суть намерения, воли, внимания и даже осознания.
Ибо Жизнь — только продолжение мирового намерения. Она способна сохранять свои уникальные признаки и размножаться. С экзистенциальной точки зрения никаких иных различий мы не найдем. Все представлено в инертном, консервативном виде. «Осознание» перешло в «чувствование», внимание по-прежнему управляемо законами — не физическими, так биологическими. Стихия Жизни мало чем отличается от стихии неживой материи. Ее намерение изменилось лишь формально, но мировая система осталась прежней.
Стихия человека совсем другое дело. С тех пор как осознание стало упорядоченным, мир-для-человека категорически изменился. Свершилась Великая Иллюзия — Мир исчез! Потому что мир-вне-человека больше не существует. Мы, конечно, осведомлены интеллектуально о некоем «двое-мирии» — будто есть «мир-вне-человека» и «мир-для-человека», но в непосредственном психологическом опыте никогда с этим двоемирием не сталкиваемся.
Мы сотворили тональ — один мир, «дневной мир», «мир человека наяву». Мы удалили и выбросили все, что не совпадало с утвержденными шаблонами. И самое главное — точно таким же образом мы поступили со своим внутренним миром.
Мы приближаемся к человеческому намерению через познание бессознательного. Приближаемся, конечно, не к его содержанию, а скорее к процессу, явленности миру и человеку. Иными словами, семантические поля нашего бессознательного сами по себе намерения не содержат, и не нужно на этот счет питать иллюзии. Архетипы, мифологемы, гештальты, базальные стремления, внушенные нам социальностью, — они, конечно, обнажают часть фундамента человеческих идей и выросших из них хотений. На символическом уровне они хранят раннюю историю мирового тоналя и опосредованно выражают склонности, присущие нашей природе.
Глубинное бессознательное не является хранилищем наших атавизмов, как считают некоторые психологи. Оно крайне актуально, приспособлено к нынешней жизни бодрствующего сознания и обеспечивает современную мотивацию исчерпывающим образом. Любой миф и; символ бессознательного — всегда предпосылка для реакции, поступка, поведения; их архаическая форма лишь маскирует злободневность живость эмоционального потенциала. Содержание бессознательно! имеет самое прямое отношение к сегодняшнему человеку. Оно всегда подталкивает нас либо парализует, будучи не просто совокупностью вытесненной семантики, а генератором эмоциональных импульсов, распространенных на все поле актуального опыта.
Толтек исследует свое бессознательное не для того, чтобы удовлетворить научное любопытство, выяснить, какой именно вид имел его тональ в эмбриональном состоянии. Точно так же перепросмотр не является сбором фактов о первых годах собственной биографии.
Бессознательное — это фундамент поведения современного человека; каждый элемент бессознательного имеет силу здесь и сейчас. Он превращается, обретает новую форму, он вновь и вновь обрастает адаптированными интерпретациями, затем — рационализациями, он оправдывает свою активность, прибегая к содержаниям ясного сознания, — но суть неизменна. Если данная мифологема (символ) присутствует в бессознательном, значит, она актуальна и влияет на психологический процесс, — более того, мифологема (символ) каким-то образом участвует в строительстве цивилизации.
Изучив содержания бессознательного, мы узнаем важную вещь — какие формы и маски используются семантическими продуктами психики, чтобы всегда осуществлять намерение человеческого вида. Вот что такое бессознательное — хранилище форм, реквизит для маскарада. Это резерв нашей пластичности. Если человечество в результате какой-нибудь катастрофы вернется в пещеры, оно возродит архаичные формы, мифологию и идеологию первобытного племени, чтобы начать заново свое неотвратимое строительство. Оно будет восходить теми же тропами, комбинируя факты своего бессознательного иначе, но непременно ради того же самого результата.
Это путь намерения человека. Формы несущественны — важнее то, что можно назвать «инвариантом тонального развития».
Например, человек должен обрести речь и письмо, должен существовать группами, организованными иерархически; должен разделить труд на охоту, земледелие и ремесло. Дальнейшее очевидно — ремесленники обречены селиться вместе, создавая таким образом города; иерархия городской жизни приведет к монархии, деспотии или демократии. С этого начнется государство. Государства обречены время от времени воевать, в результате чего появляется особая каста (или класс) «воинов», солдат и военачальников, которые умеют только сражаться, — армия. Наличие армии определяет развитие социума на тысячелетия... И т. д. и т. п.
Всё уже написано в книге судеб человеческого рода. И все формы религиозности, и все виды общественного устройства имеют в бессознательном свою самую объемную, «символическую» представленность. Легко вообразить варианты развития социума, легко нарисовать схемы, по которым идет цивилизация. Кроме того, легко заметить совокупность инвариантов. Но все это, как уже было сказано, показывает нам последствия намерения. Мы видим, что есть некий единый процесс — он всегда ведет человека в одну и ту же сторону.
Но каково содержание движущего импульса? Все, о чем мы говорим, — только эффекты импульса в некотором диапазоне возможных вариаций.
Да, осознание упорядочивается, тональ усложняется, замыкается на себе. Да, восприятие сужается и обретает способность к невиданной для животных концентрации. Это происходит с любым этносом, в любой культуре. Намерение едино. Но каково содержание этого намерения? Или, как говорят чаще, — каков его смысл!
В процессе личностной трансформации вопрос о «смысле жизни» обязательно возникает. Очень часто бывает и так, что как раз озабоченность «смыслом жизни» толкает человека на сам путь духовной (мистической, психоэнергетической) дисциплины либо обращает его к религии. Я многократно был свидетелем эмоциональных дискуссий на эту захватывающую тему. Поскольку проблема «смысла», как мы увидим, неразрывно связана с НАМЕРЕНИЕМ, я скажу по этому поводу несколько слов.
Прежде всего, каждый ищущий развития осознания субъект наталкивается на два представления о «смысле». Условно их можно назвать субъективным смыслом и объективным смыслом. Реальность «субъективного смысла» не вызывает сомнений, ибо это ядро устремлений и фундамент любой мотивации личности. Сюда входят задачи, цели, подчиненные им стратегии и выборы. Это — суть нашей личной жизни. Мы знаем, что сами строим подобные «смыслы» или «цели». Это присуще семантической природе нашего сознания, разума, тоналя. Можно сказать, что субъективный смысл жизни — наше «окончательное делание».
Совсем необязательно представлять себе такой построенный смысл как нечто весьма приземленное и всесторонне обусловленное социальными внушениями. Самая высокая духовность может быть сделана нами по образцам вечных экзистенциальных устремлений человеческого рода. Проблема в том, что слишком часто люди, построившие себе субъективный смысл жизни из духовных идей и представлений, искренне полагают его объективным, реальным, существующим снаружи, в макрокосме без человека, до и после него. Практически все религии мира пали жертвой этого заблуждения (потому они и стали религиями!).
Объективный смысл, тем не менее, взывает к нашему чувству. Никому не нравится аморфная каша, хаос, бесконечная и ни к чему не ведущая вибрация эманации Вселенной. Мы нуждаемся в системе координат, в точке отсчета. Мы хотим найти внешнее целенаправленное движение, чтобы последовать за ним и знать, что исполняем не собственную прихоть, а способствуем сокровенному смыслу человека в Большом Мире. Это дает уверенность, самооценку, чувство собственной важности, позволяет держать тональ в одном зафиксированном режиме, который принимается как оптимальный для достижения объективного смысла жизни. Нас прельщает собственная хитрость — мы можем утверждать, что именно следуя плану по осуществлению «смысла жизни», который придуман не нами, а существует в Большом Мире, мы обретаем экзистенциальную свободу. («Познайте истину, и она сделает вас свободными». )
