Осталось сказать несколько слов о влиянии безупречности на характер действий субъекта и на функциональное развитие его энергетического тела. Становление безупречности как особого состояния восприятия себя и внешнего поля в конечном итоге, приводит к усовершенствованию практических возможностей субъекта. Этот эффект — самый очевидный. Его можно свидетельствовать со стороны, что и заставило толтеков назвать культивируемое состояние именно "безупречностью" — если состояние обладает необходимой глубиной и не прерывается, воин никогда не совершает ошибок. Он оптимален во внешних поступках и во внутренних реакциях.
Измененное поведение и необычный характер действия — вот непосредственный результат психической и физической активности человека, полностью использующего ресурсы упорядоченного осознания, но при этом лишенного характерной для нашего вида рефлексии. Чтобы осмыслить это парадоксальное положение, надо сказать несколько слов о соотношении действия и ощущения.
Прежде всего, ощущения, постоянно достигающие нашего осознания, — это результат биологической и социальной целесообразности. И в этом смысле наши ощущения и действия обусловлены друг другом, связаны самым жестким и непосредственным образом (хоть и не всегда эта связь бывает очевидной). А определение целесообразности формируется из данной нам в опыте картины мира, то есть целесообразность строится тоналем, естественным центром которого является позиция точки сборки.
С функциональной точки зрения будет справедливо сказать, что "не-безупречность" — та схема реагирования, которая естественным образом отражает комплекс сложившихся целесообразностей для вполне определенного режима восприятия — того режима восприятия, что является плодом нашей бессознательной или полусознательной эволюции в мире. Каковое ощущение проходит через систему фильтров, сотворенных рефлексией, и сам факт его переживания говорит о том, что данное ощущение зачем-то необходимо тоналю в мире первого внимания. Не только толтекским магам, но и академическим психологам известно, что давление необходимости осуществляется через ощущения и эмоции, а эмоции образуют интегральные мотивирующие силы, которые принято называть чувствами.
Итак, мы действуем только тогда, когда испытываем некие чувства, провоцирующие нас к действию. Интеллект, как это ни странно, никакой особой роли в этом механизме не исполняет. Как всегда, он занят понятиями и логическими связками, объединяющими понятия в дискурс. И в этом заключается сложность — между тоналем думающим (внутренним) и тоналем действующим (внешним) имеется пропасть, мешающая человеку осуществить собственные идеалы и убеждения. Его умственная искренность натыкается на эмоциональную пустоту — и все заканчивается одними разговорами. Психологи в таком случае говорят об отсутствии или недостатке мотивации.
Когда мы рассуждаем о реальных (энергетических) фактах, эта внутренняя пропасть оказывается сущностью нашего бессилия и нашей ограниченности. Порочный круг замыкается — мы не чувствуем и потому не действуем, мы не действуем и потому не чувствуем. Энергетическое тело человека реализует себя строго в рамках заданной целесообразности. Например, чтобы организму выжить в условиях давления того диапазона эманаций, который является насущным полем наших переживаний, содержит основные источники энергии, требующие к себе специального внимания (т. е. возобновляемые лишь посредством специальных действий), он должен видеть, слышать, иметь осязание и обоняние. Кроме того, он обязательно должен перемещаться, а потому иметь представление о положении организма в системе координат, опирающейся на поле тяготения планеты, — то есть тело должно иметь чувство равновесия. И тональ организует себя в соответствии с этими структурными потребностями.
Извне это выглядит следующим образом. Мы получаем поток сенсорного материала через поверхность энергетического тела, а точка сборки организует полученный материал по тем каналам, которые мы называем органами чувств, — поскольку те переживания, что непрерывно достигают осознания, нуждаются в классификации. На самом деле подобная классификация может быть откровенно условной — тому свидетельством являются случаи синестезии, парестезии и прочих отклонений сигналов от принятого маршрута. Для нас подобные отклонения всегда кажутся свидетельствами помрачения сознания и галлюцинирования. Но тональ при этом исходит совсем не из принципа реальности-нереальности впечатлений; ибо этот критерий для тоналя всегда абстрактен. Нет, тональ как продукт эволюции выживания опирается на возможность-невозможность действия, использования сенсориума в целях полезного энергообмена. Говоря проще, мы видим, слышим и осязаем только то, что может повлиять на способность нашего тела к выживанию. Ну а поскольку тело энергетическое и есть то силовое поле, которое является почвой для формирования организма, то мы обретаем в нашем пузыре восприятия соответствующие этой ограниченной целесообразности органы — глаза, уши, нос, нервные окончания в тканях, вестибулярный аппарат.
В данном случае я вовсе не стремлюсь повторить известные всем идеи позитивистов, которые непринужденно подводят нас к сумеркам солипсизма — мол, существует лишь нематериальное "Я", которое, сообразуясь с самовнушенной галлюцинацией, строит кажущееся тело и кажущийся мир, в котором это тело обитает. Этот субъективный экстремизм совсем не характерен для толтекского знания. Безусловно, есть объективность со своими непререкаемыми требованиями, но эта объективность построена так последовательно, что вызывает полную, безоговорочную иллюзию замкнутой на себе зависимости.
Пузырь восприятия обслуживает сам себя — полностью и последовательно. Именно по этой причине человеческий интеллект, его анализирующий, склонен лишь к двум вариантам интерпретации данного поля опыта — либо это и есть вся реальность (что порождает материализм, исчерпывающий собой все существующее), либо это все есть продукт психики — индивидуальной (солипсизм) или универсальной (объективный идеализм). Этим исчерпывается сегодняшняя парадигма тонального мышления. Либо реальность соответствует органам восприятия и нашим возможностям, либо, наоборот, — органы и возможности сотворены психическим полем.
Толтекский взгляд предполагает третий вариант. Этот вариант, как мне кажется, не ведет к бегству от реальности и одновременно не ограничивает реальность полем данного ныне опыта. И именно безупречность открывает перед нами не умственную, а вполне чувственную реальность этого подлинно диалектического отношения.
Дон-хуановское знание демонстрирует зависимость зоны ощущения и действия от качества осознания. Безупречность эмпирическим путем показывает, что ничто в нас не завершено. Мы вдруг открываем области чувствительности, которые были вытеснены или вообще никогда не являлись сферой данного нам прагматизма.
Самым ярким и доступным примером здесь оказывается сновидение. Тональ от века позиционировал сновидение как нечто, не имеющее для человека жизненно важного значения. Следовательно, энергетическое тело либо категорически игнорировало этот вид опыта, либо овладевало им в самой минимальной степени, полностью зависящей от хаотических иррациональных импульсов, вызванных ошибками в идентификации. Иными словами, тональ реально действовал в сновидении лишь тогда, когда ошибался и на пару секунд принимал сновидческий опыт за реальность. Ошибки такого рода вызывали конвульсии энергетического тела, кратковременные эпизоды действующей осознанности — и этого хватало, чтобы поддерживать смутное недоумение по поводу реальности-нереальности некоторых сновидческих похождений. Небезупречность (которая часто кажется нам банальной системой отношений с миром, не более) оказывалась тем энергетическим и перцептивным заслоном, что ограждал нас от всяких иррациональных, бессмысленных допущений и выключал новые типы чувствительности, а значит, безусловно ограничивал возможность действия. Поэтому энергетическое тело в сновидении никогда не обретало соответствующих этому режиму перцепции органов чувств и способностей действовать.
