Мирзоев организовал хорошо отлаженный конвейер по отмыванию средств, полученных незаконным путем.

Обменявшись информацией, сыщики снова пошли по кругу, неторопливо прорабатывая традиционные, проверенные и надежные варианты.

Все эти дни Караваев старался не появляться в райотделе, прикрываясь откомандированием в распоряжение оперативной группы центрального аппарата. Однако в просьбе своего коллеги из территориального отдела о встрече он отказать не смог.

Закрывшись после окончания рабочего дня у него в кабинете, опера распечатали бутылку водки.

Витек очень уважал этого опера. Игорь был обстоятельным оперативником, рано поседевшим, перешедшим в налоговую полицию из московского РУОПа. Приятели часто помогали друг другу, хотя более тесным отношениям мешала банальная нехватка времени и загруженность работой.

– По земле слухи идут, что Свиньин тебя сожрал и через "безпеку" под увольнение подвел. Ребята, конечно, не верят, но сам понимаешь – дыма без огня не бывает. Ты что для себя решил: уйдешь или оборотку давать будешь?

– Не знаю, Игорек, клянусь, не знаю… знаешь, есть такая терапия, которую используют против обширных гнойных ран, когда все традиционные методы исчерпаны, антибиотики на организм уже не действуют и летальный исход неизбежен. На гнойную раневую поверхность запускают личинок жирных зеленых мух – опарышей. Опарыши выделяют энзимы, растворяющие отмершую ткань и гнойные выделения, а затем поглощают эту дрянь, не поражая живую ткань. Очищенная живая ткань начинает восстанавливаться.

Больной, обреченный на смерть, возвращается к жизни. Опарыши спасают ему жизнь. Каково зрелище?!

Караваев привстал и щелчком отправил окурок в форточку.

– Я буквально физически чувствую себя таким опарышем.

Смотрю на себя со стороны, и мне становится мерзко и тошно от отвращения к самому себе. Зачем я здесь копошусь? Еще десять-пятнадцать лет – и пожмут мне благодарно руку за весомый вклад в дело очищения больного, сунут в зубы смехотворную пенсию и отправят к ядреной фене.

– Понимаю тебя.

Игорек разлил водку по стаканам. Выпили не чокаясь.

– Видишь, какая ситуация, – продолжил он. – Вот ты говоришь, что такую работу, как наша, нельзя чистыми руками делать.

Конечно, с говном возишься – обязательно испачкаешься. Но зачем же с головой туда нырять? Не надо. Вот, например, каждого из нас раз по пятьдесят можно посадить за заведомо ложные показания. Что ж делать. Судье ведь свидетелей подавай, а какой дурак станет преступление совершать при свидетелях. Дураков, блин, очень быстро пересажали, одни умные преступники на свободе остались. Но я никогда не стану подтверждать своими показаниями то, чего не было. Вот чего было, но никто не видел, – дру гое дело. Если разобраться, то когда мы закон где-то немножко нарушаем, то только ради торжества того же Закона.

В последние полгода-год приток "левых" в мой карман сильно сократился. И не только в мой, я ж не слепой – вижу общую тенденцию.

У моих коллег-оперов побочных доходов тоже стало намного меньше. Почему? За других расписываться не буду, скажу только о себе. Не хочу я тех "левых" копеечных привесков к зарплате: там не столько выгоды, сколько риска, да и ронять свой авторитет неприятно. Всех денег все равно не заработаешь, да и покой в душе тоже чего-то да стоит…

Пожалуй, основное: меньше стало возможностей "брать" и "хватать". Сегодня все доходные места давно поделены и переподелены, на всех их стало не хватать, в борьбе конкурентов победили сильнейшие – те, кто обладал большими званиями, должностями, возможностями и связями. Что раньше имели сто лейтенантовкапитанов, сейчас получают десятки майоров-полковников, но и их вытесняют генеральские "крыши". В такой ситуации что остается мне, районному оперу?

Конкретный пример: еще пару лет назад "наехал" практически на любого из базарных ларечников и, если не "зарываться" и не наглеть, гребешь оттуда себе на завтрак с обедом, а сейчас "бесхозных " киосков на моей "земле" вообще нет. Но есть группа хозяев, владеющих несколькими киосками, и у каждого из хозяев – своя "крыша" уровнем не ниже зампредседателя райадминистрации, начальника отдела налоговой полиции и так далее. Заявись я туда со своими финансовыми претензиями – не поймут, пошлют на три буквы и "крыше" пожалуются… Понятно, что и тут можно изловчиться – накопить компры побольше на коммерсанта, к стенке его прижать, и деться ему будет некуда, ведь далеко не от каждой неприятности в силах уберечь тебя даже и крутая "крыша "… Она – далеко, а ты рядом – злой, оголодавший и отчаявшийся.

Воевать с тобою зачастую невыгодно, от той войны коммерции будут одни убытки, дешевле откупиться… Но, как уже говорилось, серьезный компромат собирать у меня, районного опера, просто нет ни сил, ни времени.

Да и потом, когда свое кровное люди отдают мне не добром, а под нажимом, не уважают они меня тогда, и друг дружке про меня рассказывают, что сволочь-де я и "беспредельщик". Не поднять мне тогда вовек себе авторитет на своей "земле". А жизнь – штука хитрая: появись завтра у обиженных мною фирмачей хоть малейшая возможность кинуть мне подлянку – сомнут ведь они меня в два счета! Так что на "беспредел" ни я, ни мне подобные никогда не пойдут.

Караваев молча кивнул. Он почувствовал, что начинает хмелеть: сказалась нервотрепка последних недель.

– И последнее, – продолжил Игорь. – раньше я шел на определенный риск с верой, что в случае чего товарищи меня подстрахуют и вытащат из неприятностей, хотя бы из корпоративных соображений:

"сегодня – ты, а завтра – я; отмажем тебя сегодня – завтра и ты нас отмажешь". Короче, опер оперу был тогда друг, товарищ и брат. Нынче – не то. Мои коллеги запуганы бесконечными междусобойчиками "все против всех"; заступись они за меня – и сами попадут "под пресс". оно им надо?!

Начальство-то больше всего боится быть уличенным в собственных неблаговидных делишках. Практически у каждого рыльце в пушку и куча врагов, желающих тебя скушать и отнять твой сегмент кормушки. Заступись начальство за них – могло б и само быть утянутым ко дну, а так, беспощадно расправившись с "взяточниками и коррупционными перерожденцами", наше руководство как бы доказывает, что уж само-то оно – ни-ни, сплошные ангелы в погонах.

Теперь лозунги дня: "Каждый сам за себя!" и "Ты влип – ты и выпутывайся!" В налоговой полиции сегодня, как и в любой стае, больных, раненых и ослабевших добивают! Доходит до маразма. И деньги мне позарез нужны (у жены скоро именины, очередные проверяльщики из центра приезжают с бурчащими от желания выпить и пожрать на халяву желудками), а – не беру, строю из себя херувима, и все только потому, что боюсь! Давай за нас, – Игорь тряхнул головой, – и да черт с ним, этим начальством.

Они коснулись костяшками кулаков, дабы приглушить звон граненых стаканов.

– Мой тебе совет: не спеши уходить. нормальных оперов – по пальцам считать, лучше переводись… а здесь сломают или сам сломаешься.

Имей Свиньин какие-либо железные факты, удостоверяющие злоупотребление Караваевым своим положением или, хуже того, получения мзды, – защищать его никто не решился бы, да никто подобную защиту во внимание бы и не принял. Или же другой вариант: имей куратор из "безпеки" конкретную установку от руководства – "Дай для доклада конкретный пример капитана-мздоимца!

" – и атаку обязательно довели бы до конца, до логической развязки, до его увольнения и, возможно, осуждения…

Но ничего "железного" в обвинениях против Витька не оказалось.

Главная заповедь налоговой полиции: "Делай что угодно, но не "светись", не оставляй видимых следов!" Так вот, он не "засветился", не сделал ни одной грубой промашки в этой истории, а что она неожиданно всплыла наружу – так не по его воле, а исключительно по "наколке" самого Свиньина, причем не нашедшего должного подтверждения документально…