Обыватели нас не любят, криминалы – ненавидят. Собственное начальство плюет нам в души, интересуясь лишь конечными результатами, а не тем, ценой каких неимоверных усилий он был достигнут.

Зарплата – мизер, да и ту не каждый месяц выплачивают, здоровье – ни к черту, времени на семью – нет.

Взглянув на себя свежим взглядом со стороны, в ужас приходишь!

Бежать со службы скорехонько – вот единственный выход!

Но бежать некуда, везде одно и то же (где покруче, где пожиже), да и привык уж к своему ремеслу.

Практически не осталось среди налоговых оперов прежних зубров. Кто-то, пробившись в начальники, сделался для рядовых коллег недоступным, основная же масса незаметно испарилась из органов. Тот – спился, этот – ушел на пенсию, того – посадили (закрыть любого из оперов всегда есть за что!), те – осели там, где меньше требуют и больше платят.

Оперскому молодняку набираться уму-разуму практически не у кого. Учатся лишь на собственных ошибках, причем многие на этом сгорают. Из ста начинающих оперов в итоге получилось бы тридцать-сорок хороших оперов, а так – только двое-трое, да и то, если им повезет.

Ничему не учат, однако конечный результат дай!.. Не сумеешь, завалишь показатели раз, другой, третий – выгонят в два счета; с этим быстро, кадры не берегут и не лелеют. Начальство беспокоят лишь их собственные шкуры.

Ну а если ты хоть как-нибудь, да стараешься, тянешь лямку с 6 утра и до 23 вечера, тогда держат – "так и быть, работай пока", но при этом нагружают сверх меры (да и кто эту меру мерил), требуют несусветное, жмут до упора.

Но если, несмотря на рутину и всеобщую глупость, начнет у тебя что-нибудь получаться, если сумеешь найти нужных людей, нащупать каналы воздействия на них, если будешь не только по рейдам мотаться и морды бить вечно пьяному сброду, но и грамотно вербовать, расследовать, делать что-либо полезное, достигать нужное именно делу, а не бумаге и не твоим начальникам…

Вот тогда, может быть, – повторю, может быть! – почувствуешь в себе неосознанную гордость: "А ведь получается!" Это – исключительно твоя личная победа. Не жди от отцов-командиров слов восхищения и благодарности, поскольку начальство всерьез озабочено лишь двумя вещами: чтоб давал показатели на уровне и чтобы с ним не переругивался, когда ему вздумается в очередной раз тыкать тебе свои ценные указания…

Опера в массе – народ дружный. В одиночку и бандитов не одолеешь, и от начальства не отобьешься.

Есть множество ситуаций, когда лишь от твоего напарника зависит, будешь ли ты в конце концов на коне, или же – раздавлен тяжелым колесом доли. Никому не хочется под колесо, вот локоть о локоть с боевыми побратимами от судьбы-суки и отбиваемся! Все мы – люди одного сорта, примерно одинакового профессионального уровня. Но у каждого – своя особинка, свои плюсы и минусы.

Один – психикой гибче, глубже понимает людей, все внутренние пружины и механизмы людского естества… Незаменим как агентурист и к любому подыщет ключик, свой специфический подход. И на допросах, когда надо разговорить нужного "клиента ", ему равных нет. второй – внимателен к мелочам, подмечает множество подробностей и деталей, которые легко ускользнут от внимания другого человека, им же будут замечены и правильно поняты.

У третьего – интуиция зверская! Бывает так: никаких зацепок, лишь что-то отдаленно маячит в тумане, этакий проблеск во мгле, заметить его невозможно – только почувствовать наличие, вот он и чует первым из всех, а уж затем и остальные, присмотревшись, тоже начинают что-то замечать.

Четвертый – упрямец. Уперся, вцепился как бульдог и держит, не отпускает до конца, в финале глядь – а ведь что-то начало вырисовываться!

Пятый – смелый до безумия, в налоговой полиции шибко отчаянные не нужны, это тебе не ОМОН, но иногда и здесь случаются острые ситуации. тогда есть за кого укрыться, и если даже ничего особо рискового не происходит, все равно приятно знать, что среди нас есть свой Рэмбо.

Итак, живем по-братски, друг на друга начальству не стучим, спины коллег прикрываем, про подлянку товарищу – и думать не моги.

Конфликты? Бывает, где ж без них, но – несерьезные, без долгих обид, злопамятства и двурушничества…

Во всем мы примерно одинаковы – даже в доходах: все практически нищие! Порою придет какой-нибудь новоиспеченный лейтенантик – нос кверху, ездит на подержанном папином "опеле", строит из себя гения оперативных комбинаций, хотя в работе пока что полный ноль.

Проходит время, обкатается новичок в конкретных условиях, и если не исчезнет быстро в неведомом направлении, то приспособится к реалиям, приноровится, притрется.

Сперва с "опелька" как-то незаметно пересядет на менее приметные "Жигули", а там и бумажник в его кармане начнет уменьшаться в объемах и достоинстве ассигнаций.

Иначе – не получается. Иначе – нельзя. Смотреться белой вороной в оперском коллективе – значит становиться всеми нелюбимыми одиночками. А таким у нас ходу нет!

Восемнадцатое марта отпраздновать не удалось. Почти весь день начальник неотлучно находился на месте, и опера бегали на полусогнутых. Собрались двадцатого вечером.

Отмечание праздника проходило в Измайловском парке. О том, чтобы собраться в конторе, не могло быть и речи: Желдак сурово пресекал и куда менее крамольные вещи.

Караваев, вздохнув, согласился. Он подумал, что альтернативой может являться лишь пьянка в конторе, а это чревато начальником райотдела, которого следует опасаться значительно больше, нежели капризов погоды.

Никому не пришла в голову кощунственная мысль вовсе отменить праздничную пьянку. Профессиональный праздник отмечали, даже когда запрещалось вообще все человеческое. Остатки этой практики еще взирали со стен дежурки в виде извлечения из кодекса и грозного приказа, в котором спиртное приравнивалось к ядерному оружию и провозглашались безъядерные принципы – "запрещение проноса, хранения и распития" эликсира радости на территории Федеральной службы налоговой полиции.

Как раз в те жестокие времена и случилась с опером Барановым неприятность, мягко выражаясь, весьма отрицательно сказавшаяся на его служебном росте. Он только-только получил новую долгожданную должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам. Неприятность, как и все неприятности, началась с того, что людям в главке оказалось нечем заняться. В такие минуты тамошние бездельники любят учинять "внезапные проверки".

Посидев немного в управлении и не найдя ничего интересного, проверяющие решили: "А заедем-ка мы в райотдел". Особую пикантность этому решению придавало то, что пути до отделения ровно полчаса на машине. Как только инспекторы ступили за порог, Баранову сообщили по телефону радостную новость: "Инспекция из управы будет у тебя через три минуты! Давай!" Что именно давать, объяснять было некогда, да и незачем. Он кинулся в дежурную часть. Неположенные предметы, несмотря на их субъективную ценность, полетели прямо в форточку, лишние бумаги скрылись в карманах. Скомкав газету, заменявшую операм скатерть, Баранов увидел в окно, как инспекторская машина заруливает во двор отделения. В последний раз обводя взглядом дежурку – не забыл ли чего, он с ужасом заметил, что не убрал самый крупный из компрометирующих предметов. Прямо посреди дежурки безжизненно развалился на табурете опер Белагуров.

Внешний вид налогового полицейского и в особенности исходящий от него запах не оставляли сомнений относительно причин его неподвижности: опер был пьян в то самое место, которое Баранов уже не успевал прикрыть от высокой комиссии. Не слишком опытный в общении с руководством, опер на секунду растерялся, но тут послышался хлопок входной двери, впускающей страшных гостей, и решение моментально нашлось. Баранов подхватил под руки мычащего опера и с трудом запихнул его в каморку дежурного.

– Сиди здесь, будешь задержанным, – злобно прошептал он Белагурову и ринулся навстречу инспекции.