"Циник" подходит к службе без иллюзий, шашкой махать не рвется. Как правило, у него свой гешефт (а то и не один), что позволяет ему жить гораздо лучше, чем остальным работникам системы.
Тип третий – "тупица". Это самый страшный человек для всей системы, поскольку, обладая неуемными амбициями и громадным комплексом неполноценности, он использует полученную власть для самоутверждения. Дурак с претензиями опасен прежде всего для своих. Правда, ужас ситуации в том, что нередко именно представители третьего типа дослуживаются до начальников.
Почему – об этом ниже.
Отсев наиболее толковых и честных сотрудников происходит в первые 5-7 лет службы. Хмурый человек в кожаной куртке, с папкой (выдает профессиональную принадлежность не хуже пистолета), взгляд пронзительный, оценивающий, походка уверенная. глядя на него, возникает подспудное ощущение то ли силы, то ли опасности. С такими типажами встречался каждый. Называется "оперативник нормальный".
А вот менее узнаваемый портрет. Одет в дешевый костюм, лицо усталое, взгляд скользит по вам, но ощущение странное: то ли вас отсканировали и сочли недостойным внимания, то ли решили, что к одушевленным существам вы отношения не имеете.
Это типичный портрет "земляного" следователя, или дознавателя.
Для него вы – протокол допроса то ли свидетеля, то ли подозреваемого. Посмотрев на вас, он уже примерно знает, сколько листов будет в уголовном деле. Это фиксируется непроизвольно, мимоходом.
Думает он в это время примерно следующее: "Устал… завтра хоть и суббота, но придется тащиться на работу… деньги… жена хотела купить сапоги, а на что… дома осталась тысяча… сегодня 9-е, зарплата 20-го… Вчера на совещании опять мозги компостировали, рассказывая, что мы не работаем… как это достало… пусть сам попробует – боров раскормленный… сам на совещание на джипе приехал… где деньги берут… блин, взятку, что ли, взять… ну уволят, так хоть отдохну по-человечески… напиться, что ли… нет, вчера пробовал – только хуже… ладно, компромисс: две бутылки пива и спать…" Многие опера в разговоре по душам признавались: мысль пойти на преступление хоть раз, но посещала их. Объясняется это просто: денег нет, уважения нет ни со стороны начальства, ни со стороны тех, кого пытаемся защитить, собирая налоги в казну, а пашем не менее 12 часов в сутки.
Тогда как те, кто пришел в органы ради неофициальных заработков, живут как люди, во всяком случае, не бедствуют.
Как правило, рядовой опер, следователь, офицер отдела налоговых проверок пашут не поднимая головы. Причем по милости начальства большая часть рабочего дня – это мартышкин труд.
Так что не нужно удивляться, когда толковый, молодой, образованный сотрудник, не желающий "доить" торговцев на подшефной территории, уходит из органов с капитанской-майорской должности. Мотивов продолжать службу у него почти не остается. А существующая система практически не оставляет "романтикам" возможностей для карьерного роста: сами они напомнить о себе постесняются, а более проворные про них не вспомнят. Поэтому дольше всех в органах остаются либо "тупицы", которым некуда идти, либо "циники", которые умеют кормиться с должности.
"Циник" будет, как хороший крестьянин, содержать свое хозяйство в порядке. Ему невыгодно привлекать к подшефной территории внимание оперативных служб, поэтому выполнять свои обязанности он будет без души, зато качественно. С серьезным криминалитетом у него, как правило, негласная договоренность:
"Вы не гадите на моей территории, за это я вас не трогаю". К несчастью, когда "циник" получает повышение (как правило, достаточно быстро), территорией заработка становится весь район или область. Самое страшное в этой ситуации то, что такая территория является базой для действительно серьезного криминала, его устраивает отсутствие внезапных проверок и молчаливое попустительство.
В главк, городское или областное управление "циники " идут неохотно – для них важна связь с "землей".
К тому же должность опера, хотя и подразумевает серьезные полномочия, сопряжена с большим риском. Дело в том, что, по сути, каждый опер ходит под статьей. Во-первых, за любым сотрудником числится энное количество незарегистрированных преступлений и незаконных отказов в возбуждении уголовного дела. Увы, невзирая на заверения официальных лиц об изменении принципов отчетности, о прекращении кар и поощрений по "галочкам ", изменений мало. Квалификацию человека зачастую попрежнему измеряют лишь цифрами. Начальство ведь не в глаза будет смотреть, а в бумаги. Во-вторых, любая агентурная работа является занятием сомнительным. Следователи из прокуратуры могут истолковать контакты с информаторами как укрывательство и крышевание.
***
Уставшие от потрясений рабочего дня, Караваев вместе с Бажановым праздно шатались вдоль киосков, с интересом изучая наклейки продуктов алкогольного искусства. Чувствовался взгляд профессионалов, привыкших дегустировать продукт печенью.
Опытный майор некоторым пузырям кивал как старым знакомым, на другие смотрел удивленно, третьи вызывали мрачные воспоминания. Он почти физически осязал всю мерзость содержимого, скрытого под нарядной наклейкой.
Одна бутылка вызвала в нем бурю негодования.
– Кто хозяин? Сертификат качества есть? – толстый палец уперся в стекло.
– Какой сертификат, зачем сертификат?
Здоровый кавказец в кожаной куртке пытался косить под дурачка. Его глаза стали расширяться от ужаса, когда опер одним движением выхватил из-за витрины бутылку и элегантно разбил ее об урну.
– Пр-р-родаешь отраву! – прорычал Бажанов, морщась от резкого запаха сивухи с привкусом аромата ДДТ.
Та же участь постигла вторую бутылку. И снова дух запрещенного Женевской конвенцией отравляющего вещества поплыл над урной.
– Прекрати! – поморщился Караваев. – Позвони в торговую инспекцию, пусть приедут, разберутся, пока мы здесь. Народ потравишь…
– Лады, Борисыч.
Майор всегда ценил конструктивность и, главное, законность при решении подобных проблем. Сам он больше полагался на классовое чутье, подбирая под свою интуицию статью Уголовного кодекса.
Чутье его подводило редко. Но когда подводило, ошибка оставляла неизгладимый след в личном деле. Если бы кадровики обладали литературным даром, синие корочки с золотым тиснением "КГБ СССР" и надписью на машинке "Бажанов Александр Михайлович " можно было бы читать как роман.
К сожалению, люди, связанные с оформлением дел, лишены чувства вечности. заваленные горой бумаг, живя одним днем и сиюминутными заботами, они только оставляют штрихи в личных делах сотрудников. Характеристики унылы и однообразны, аттестации можно было бы разделить на три категории, квалифицирующие офицеров: отличный, хороший и не очень хороший.
Но дело Бажанова имело не штрихи, а шрамы, достойные настоящего бойца. По этим шрамам можно было, как по кольцам могучего дерева, не только определить возраст, но и открыть целую эпоху в жизни поколения оперов. Эта эпоха изобиловала множеством пикантных фактов, ставших легендами. И мало кто знал, передавая их молодым, что многие из них связаны с его именем.
В органы государственной безопасности Бажанов пришел в середине восьмидесятых, когда уходили мамонты оперработы, оставившие после себя вполне зрелую поросль. Опыт и азарт создали уникальную породу опера, сутью которой был не только долг, но и то, что называется кураж. Без куража нельзя решать оперативные задачи, кураж будит воображение и рождает нетрадиционные идеи. Без куража нет настоящего опера, как не может быть испытателя, каскадера, исследователя.
Оперативная хватка, как утверждают настоящие бойцы, знающие майора, родилась раньше его самого. Она была всегда нацелена на конкретный результат, что вызывало уважение руководства и зависть недоброжелателей. В прошлые годы, "при коммунистах", ему было работать легко и комфортно. Он знал, что сзади надежный тыл, и если он ошибется, его накажут, но не сдадут. Он знал, что специальная служба работает там, где существует один из главных принципов: "не попадайся", то есть в узкой щели между правом и бесправием, на грани фола. А потому спецслужба должна работать четко, жестко, выверено и спокойно.