Человек, сидевший на диване, пробежал взглядом по небольшой группе людей, собравшихся в гостиной.

— Джентльмены, — заговорил он, взвешивая каждое слово, — многие из вас уже, наверное, знают, что Дункан отказался баллотироваться вместе со мной. Мы остались без кандидата. Друзья мои, в кратчайшее время мы должны найти кандидата не хуже Дункана, к которому я продолжаю питать глубочайшее уважение, несмотря на печальные открытия о его прошлом, ставшие недавно достоянием общественности.

Заговорил Шнейдер:

— Даже с Дунканом было нелегко договориться, так что и не знаю, кого мы сможем найти. Не будем строить иллюзий — у нас осталось совсем немного времени. Шелман собирается остаться у руля своей фирмы. О Франке не стоит даже говорить, учитывая жалкую репутацию, которую он заработал на посту ректора университета.

— А как насчет Джорджа? — спросил кто-то.

— У Джорджа снова операция — вторая за последние три месяца. Джордж не потянет по здоровью. Это очевидно.

В комнате воцарилось молчание. Затем заговорил О'Флаэрти.

— Кажется, у меня есть кандидатура, — промолвил он. — Что вы скажете насчет Шэнси Сэдовника?

Все взгляды обратились к человеку на диване.

Тот отхлебнул из чашечки кофе и сказал:

— Шэнси Сэдовник? Но мы же о нем ничего не знаем! Наши люди не смогли ни черта про него выяснить. И сам он о себе ни словом не обмолвился с тех пор, как въехал в дом к Рендам четыре дня назад…

— Отлично. Это только поднимает его шансы в моих глазах! — воскликнул О'Флаэрти.

— Почему? — раздалось сразу несколько изумленных голосов.

О'Флаэрти пояснил:

— В чем была беда с Дунканом? С Франком, и с Шелманом, и многими-многими другими, которых нам пришлось отвергнуть? Беда в том, черт побери, что у всех у них было прошлое, и еще какое! Прошлое губительно для политика, оно засасывает, как болото! — О'Флаэрти возбужденно размахивал руками. — А посмотрите на Сэдовника! Повторю вслед за нашим уважаемым другом: у Сэдовника нет прошлого. Никто не сможет ничем его скомпрометировать. Он представителен, умеет говорить и телегеничен! И, судя по его высказываниям, разделяет наши убеждения! Вот в чем суть — не важно, кто он, важно, кем он не является. Шэнси Сэдовник — это наш шанс!

Шнейдер раздавил в пепельнице окурок сигары и задумчиво сказал:

— О'Флаэрти высказал умную мысль. Очень умную. Сэдовник… хм… в этом что-то есть…

Вошел официант с подносом горячего кофе, и дискуссия продолжилась.

Шанс пробивался к выходу через плотную толпу танцующих. В глазах у него до сих пор рябило от ярких люстр в зале, подносов с закусками в буфете, огромных букетов живых цветов, разноцветных бутылок и искрящихся хрустальных бокалов на столах. Он заметил где-то в толпе Йе-Йе, которую прижимал к себе высокий генерал, увешанный орденами. Фотографы обступили его со всех сторон, слепя вспышками, но Шанс прошел сквозь них, будто сквозь дым. Все вокруг было ненастоящим, совсем не таким, как в саду.

И сам себе Шанс казался ненастоящим, каким-то другим, незнакомым Шэнси Сэдовником, колеблющимся, как отражение в луже, по которой прохожий ударил тростью.

Шанс пересек наконец зал, подгоняемый потоком холодного воздуха из открытого окна, и толкнул тяжелую стеклянную дверь. Снаружи был сад. На гибких ветвях показались свежие ростки, тугие бутоны налились соками. Сад был спокоен — казалось, что он заснул. Ночные облака пролетали в небе комками ваты и стирали пыль с лунного диска. Шелестела листва, и капли дождевой воды срывались с ветвей на землю. Ветер играл мокрой листвой и умирал в ней. В голове у Шанса было пусто, а на сердце — легко.