Красные командиры задерживали беглецов и поворачивали назад. Вскоре следовала контратака – и всё повторялось, только в обратном направлении. Такие эпизоды в общем-то были характерны для Гражданской войны. До кровавых штыковых схваток дело доходило нечасто. Когда же Дианово решили взять окончательно и подбросили туда подкрепления, оказалось, что и к большевикам подошли свежие силы. Так что Дианово за ними и осталось.[1285]

Белое командование, в свою очередь, решило создать плацдарм на левом берегу. 13 октября оренбургские казаки переправились через Тобол и захватили деревню Предино южнее Кургана.[1286] Дитерихс знал, что красные готовят наступление, но надеялся их опередить.

В ночь на 14 октября красные переправились через Тобол сразу в четырёх местах, а наутро началось наступление со стороны плацдармов – на севере (деревни Песчаная и Дианово) и на юге (от Звериноголовской). Одна из переправ с самого начала оказалась неудачной: подошли подкрепления, и красные были отброшены за Тобол. Ижевцы вскоре тоже заставили противника переправиться обратно. В другом месте красным удалось закрепиться и немного продвинуться. Наконец, в четвёртом месте переправившийся отряд вёл себя пассивно. В свою очередь белые произвели демонстрацию: переправившись на левый берег, выбили красных из деревни Вороново, захватили пленных и трофеи и вернулись назад.[1287] Почти на всём протяжении фронта закипело Тобольское сражение.

Правый берег Тобола удобен для обороны, но укрепить его не успели. Удерживать позиции можно было только путём активной обороны. Однако белые войска были слишком растянуты, и это не позволяло создавать ударные группы в том или ином месте. Дня три, как вспоминал генерал Петров, борьба шла с переменным успехом. Затем белые стали сдавать свои опорные пункты.[1288] Согласно оперативной сводке красных за 19 октября, к этому времени они продвинулись на восток по некоторым направлениям на 40 и более вёрст. В других местах успех был менее значительным и белые переходили в контрнаступление.[1289] Тем не менее отход белых уже явственно обозначился.

«Во время этих боёв, – вспоминал Петров, – я воочию убедился, как слабы наши части в обороне даже выгодных пунктов; противник ещё далеко и чуть наметился какой-либо обход, начинается нервничанье, а затем и отход. Требовались громадные усилия командного состава, чтобы удерживать людей от преждевременного отхода (вне сферы досягаемости ружейного огня) и для организации противодействия обходам. Это не всегда удавалось». И далее он добавлял: «А эти же люди при наступлении бежали вперёд безостановочно под таким же огнём противника».[1290] И наступление, и отступление имеют свою инерцию, переломить которую трудно. Остановка на Тоболе погасила у красных возникшую инерцию отступления, а у белых – наступления. Особо неустойчивы в обороне оказались конные части. Слишком велик соблазн, имея коня, удрать от наступающего противника.

Советский военный историк Н. Е. Какурин с окончанием Тобольского сражения связывал начало катастрофы Белого движения в Сибири. К такому же выводу склоняется и современный исследователь И. Ф. Плотников.[1291] Может быть, это и не совсем так. Впереди ещё была отчаянная схватка за Петропавловск. И ещё стоял «державный» Омск. Однако бои на Тоболе всё же оказались последним большим сражением на Восточном фронте и прологом надвигающейся драмы.

Петропавловск (около 300 вёрст от Омска по железной дороге) – городок маленький, похожий на деревню: кое-где плетни вместо заборов, свиньи чешут бока об изгородь, по утрам заливаются петухи. Дитерихс приказал защищать этот город во что бы то ни стало. Но 29 октября лихим внезапным налётом красные почти его захватили.

На следующий день в городе разыгралось кровопролитное сражение. Волжская группа под командованием Каппеля старалась отрезать прорвавшиеся в город части от переправ через Ишим, окружить их и уничтожить. Красные, в свою очередь, удерживая переправы и центр города, пытались захватить южную окраину и вокзал. В бою участвовали конные части и артиллерия. Некоторые городские районы несколько раз переходили из рук в руки. Во многих местах начались пожары.

В первой половине дня инициатива и успех были у белых. Но к противнику подходили резервы. Каппель же подкреплений почти не получил. Не смогла пробиться на выручку Ижевская дивизия. Другие части слишком поздно получили приказ и не успели подойти из-за дальности расстояния. Так сорвался намеченный Дитерихсом удар по Петропавловску всеми силами.

К вечеру 30 октября Каппель должен был уже думать не о том, как окружить противника, а о том, как самому не попасть в окружение. Пришлось отойти к железнодорожной станции. 31 октября была сделана ещё одна попытка овладеть городом. Удача белым не сопутствовала, и 1 ноября они оставили станцию.[1292]

В эти же дни 2-я армия вела упорные бои западнее города Ишима, на Екатеринбургской линии железной дороги. У белых активно действовали бронепоезда, и потому красные взяли Ишим лишь 3 ноября, после трёхдневного боя.[1293] Обе железнодорожные линии, из Петропавловска и Ишима, сходились в Омске. Белая столица оказалась под ударом с двух сторон.

В конце октября Дитерихс побывал у командующих всех трёх армий. Было очевидно, что боевой дух всюду упал. Посовещавшись с командующими, Дитерихс решил начать глубокое отступление со сдачей Омска. 1-ю армию, наиболее неблагополучную, командующий фронтом направил в тыл. План Дитерихса, скрепя сердце, одобрил и верховный правитель. Ещё ранее, 28 октября, за его подписью был издан приказ о разгрузке Омска. 30 октября он вновь подтвердил этот приказ, постановив считать все распоряжения начальника по разгрузке генерала П. А. Белова отданными от его, верховного правителя, имени.[1294] Началась эвакуация. Главная проблема состояла в переброске в Иркутск непомерно раздутого правительственного аппарата и в вывозе складов оружия и боеприпасов. «Работать в Омске было невозможно, – вспоминал Гинс. – Он был военным лагерем. Правительство только мешало своим присутствием, а между тем тыл всё более отрывался от власти. В Иркутске была избрана социалистическая городская дума, в Благовещенске тоже… Можно было предвидеть, что правительство опоздает и с переездом, что раньше, чем оно приедет, на востоке образуется другое».[1295]

Колчак торопил правительство с отъездом, не обращая внимания на горячие речи некоторых его членов (С. Н. Третьякова, недавно приехавшего с юга и ставшего министром торговли и промышленности) о решимости защищать город до конца и повторить Ледяной поход Л. Г. Корнилова. Но в отношении сдачи Омска в настроениях Адмирала вскоре стал происходить перелом.

26 октября Вологодский беседовал с чешским представителем майором Тайным. Речь шла о возвращении на фронт чехословацких дивизий. Учитывая ранее высказанные пожелания легионеров, председатель Совета министров обещал, что жалованье им будет выплачиваться серебром, их деньги, вложенные в сберегательные кассы, будут защищены от инфляции, а пожелавшие остаться в Сибири получат льготы в наделении землёй и занятиях торговлей и промышленностью. Майор обещал передать содержание разговора в Иркутск, Б. Павлу, политическому представителю Чехословакии, и Я. Сыровому, командиру Чехословацкого корпуса.[1296]