Военные планы, о коих доложил в Челябинске Лебедев, были составлены со знанием дела, но грешили недооценкой сил и возможностей противника. На большевиков по-прежнему смотрели как на анархистов, умеющих только разрушать и не умеющих строить. Поэтому главные операции готовились не спеша, без должного учёта фактора времени. А кроме того, возникли и непредвиденные задержки.

Главная из них была вызвана наступлением красных на Оренбург, которое началось вскоре после челябинского совещания. Армия Дутова понесла сокрушительное поражение. 21 января Оренбург был оставлен. Красные продвинулись далее на восток и взяли город Орск. Линия фронта Западной армии сильно удлинилась, и генералу Ханжину, командующему армией, пришлось изыскивать силы для прикрытия нового участка.

Ещё одна задержка была связана с тем, что в это же время большевики попытались начать наступление на Кунгур, чтобы отрезать выдвинувшуюся вперёд Пермскую группировку. Здесь им удалось продвинуться лишь на 20–40 вёрст. Но Гайда использовал это как предлог, чтобы затянуть передачу в армию Ханжина 7-й Уральской дивизии горных стрелков, которая должна была войти в состав ударной группировки. Таким образом, операции, считавшиеся подготовительными, начались почти через два месяца после совещания в Челябинске.[1102]

В середине февраля по Уралу и Зауралью прошла череда свирепых буранов – с церквей срывало кресты, заносило дороги и железнодорожные пути. Именно в эти дни Колчак, совсем уже выздоровевший, отправился в свою первую большую поездку в должности верховного правителя. Вскоре, правда, бураны прекратились, наступила ясная, морозная погода. За 18 дней (8—26 февраля) Колчак посетил Курган (9 февраля), Челябинск (10–11 февраля), Златоуст (12 февраля), Троицк (15 февраля), Екатеринбург (16–18 февраля), Нижний Тагил (18 февраля), Пермь (19 февраля), Тюмень (25 февраля).[1103]

Позднее в омской газете «Сибирская речь» была напечатана серия очерков об этой поездке, вышедшая из-под пера петербургского литератора С. А. Ауслендера, племянника поэта М. А. Кузмина. Молодой ещё человек, он до революции писал рассказы из европейской истории XVIII века, а когда началась Гражданская война, пробрался в Омск и, как писал Л. В. Арнольдов, «быстро заразился нашей влюблённостью в Адмирала».[1104]

К пунктам длительных остановок, как сообщал Ауслендер, правительственный поезд обычно подходил в девять часов утра. Вдоль перрона выстраивались шеренги войск и ряды встречающих. Слышалась команда «на караул!», в напряжённом ожидании вытягивались не только военные, но и гражданские, и «в дверях вагона в серой солдатской шинели появлялась фигура верховного правителя».

«Власть – это не радость, не утоление личного честолюбия, это тяжёлое и священное бремя, которое надо уметь нести твёрдо, мужественно и торжественно, – писал Ауслендер, размышляя о стиле общения Колчака с народом, обществом, армией. – Он знает это хорошо и умеет всех, кто увидел его хотя бы раз проходящим медленно вдоль рядов со взглядом пристальным и почему-то всегда печальным, умеет заставить всех почувствовать это почти не передаваемое словами величие и жертвенную тяжесть власти».[1105]

Приняв рапорт начальника гарнизона и поздоровавшись с войсками, Колчак приглашал в свой поезд представителей земств, городских самоуправлений и других общественных организаций. Велись беседы о нуждах местного края. Иногда Колчак приглашал сопровождавших его ответственных чиновников, и некоторые вопросы тут же решались.

Затем Адмирал ехал в город – осматривал войска, посещал госпитали, беседовал с военными властями. Ближе к вечеру надо было присутствовать на объединённых заседаниях земского и городского самоуправлений и на даваемых в его честь обедах. На тех и других часто вставали одни и те же вопросы. Так, например, произошло в Челябинске.

Челябинское земство было по преимуществу крестьянским, и потому сразу встал вопрос об отношении правительства и самого верховного правителя к аграрно-крестьянскому вопросу.

«Возврата к старым земельным отношениям быть не может», – твёрдо заверил Колчак. Но оговорился, что правительство не может взять на себя окончательное решение земельного вопроса – «этот сложнейший вопрос должен быть решён для всей России в целом, должен быть решён будущим национальным Учредительным собранием». В текущей же работе, подчеркнул Колчак, «правительство будет базироваться на принципе желательности мелкого землевладения за счёт крупного». Челябинское земское собрание постановило напечатать речь верховного правителя и распространить её среди крестьян.

После речи верховного правителя вышел настоятель местного собора, сказал о своей глубокой вере в чудо воскресения России и благословил Адмирала, преклонившего колени, образом Спасителя. Эта сцена, как свидетельствовал Ауслендер, произвела глубокое впечатление на всех присутствующих и на самого Колчака.[1106]

А вечером, на торжественном обеде, Колчак поднял тост за русское крестьянство. В пересказе Ауслендера его речь звучала так: «Неумолимый закон чисел говорит, что крестьянство составляет главную основу Российского государства. Крестьянство давало армию, поражавшую весь мир своим беззаветным геройством, вписавшую много славных страниц в историю России. В будущем устройстве государства главная роль будет принадлежать крестьянству. Несмотря на все испытания и искушения, он верит, пламенно и твёрдо верит, что крестьянство, с его крепким, здоровым умом, сумеет выявить… свою волю к строительству государства». Отвечая на другой тост, он сказал, не скрывая волнения, что «счастливейшей минутой его жизни будет та, когда… он сможет передать власть правительству, опирающемуся на национальное Учредительное собрание, выражающее подлинную волю русского народа».[1107]

Двухдневное пребывание в Челябинске верховный правитель и его спутники посчитали очень удачным. Здесь, казалось, было достигнуто полное взаимопонимание и даже единение с общественностью. Каково же было негодование Адмирала, когда он узнал из газет, что сразу же после его отъезда военные власти за какие-то провинности арестовали и выслали из города председателей городской думы и земской управы. Колчак, конечно, тут же отменил эти распоряжения. Но оказалось, что это ещё не всё. В екатеринбургской газете «Отечественные записки» цензурой была снята передовая статья с приветствием верховному правителю по случаю его приезда. Вычеркнута была и информация о его пребывании в Челябинске вместе с речами по крестьянскому вопросу. Прапорщик, занимавший должность военного цензора, сослался на инструкцию, которая запрещала публиковать сведения о поездках начальствующих лиц на фронт с оперативными целями. В Нижнем Тагиле делегации рабочих было отказано в приёме у верховного правителя. Случайно узнав об этом, Колчак распорядился пропустить к нему рабочих.[1108]

Этих примеров было достаточно, чтобы Колчак мог воочию убедиться, насколько справедливы доходившие до него жалобы на то, что военные установили в прифронтовой полосе режим мелочной диктатуры, вмешиваясь во все дела.[1109] А эта полоса тянулась до самого Омска. К сожалению, борьба с этим злом, порождённым Гражданской войной, так и не дала значительных результатов.

С рабочими Колчак встречался не только в Нижнем Тагиле, но и в Перми и Златоусте. В Перми он посетил пушечный завод. В беседе с верховным правителем рабочие с удивлением обнаружили, что он основательно знает заводскую жизнь, условия производства, технику.[1110]