Шарнассе, наговорив мне множество подобных вещей, старался дать мне понять, что если я искал денег на карманные расходы, мне следовало бы заняться чем-то иным, а вовсе не тем, за что я ухватился в настоящий момент; но, приняв во внимание, как я по-прежнему настаивал на том, что стоило ему позволить мне приняться за этот труд, как он, может быть, увидит столь великое чудо, о каком и не помышлял, он мне ответил, поскольку я так упрямо остаюсь при своем ослеплении вопреки всем его доводам, так пусть же не он будет ответственен за то, что я из него не вылезу; поскольку речь шла только о том, чтобы сказать мне, какой он готов преподнести подарок, так он разделит пирог пополам и даже отдаст мне две трети, если угодно; ведь одно не обойдется ему дороже другого, поскольку мы никогда не получим ни единого су, ни он, ни я. Я прекрасно видел, что, говоря в таком роде, он все еще оставался при своей недоверчивости, и так как я был совсем не таков, как он, я ему заметил, — что бы он ни смог мне на это сказать, я не сочту себя битым, пока не узнаю, действительно ли меня побили; я вовсе не желал предложенных им мне двух третей, потому как это было бы несправедливо; я не хотел также и половины, потому как это была бы слишком крупная цена за одно слово; но за треть, поскольку это не было чем-то непомерным, я охотно соглашусь, лишь бы он пожелал пообещать мне ее по доброй воле. Он заметил, что обещает мне это не только по доброй воле, но еще и от всего сердца; итак, мне остается лишь поставить печь пирог, если уж я так этого захотел; но пусть уж и я не цепляюсь к нему, когда все у меня сгорит. Я ему ответил на это, что после заботы, взятой им на себя, позволить мне приняться за труд, я не настолько несправедлив, чтобы цепляться к кому-либо, кроме себя самого, если попаду впросак; тем не менее, я надеюсь, такого со мной не случится, и долго ли, коротко ли, но я добьюсь своего.
/Что называется добрым уведомлением. / Я в то же самое время отправился к Месье Кардиналу и сказал ему, что воспользовался его добрым уведомлением, и теперь только от него зависит позволить мне выиграть двадцать пять тысяч франков. Он мне ответил, что надо бы рассмотреть, в чем оно состоит, потому как все податели уведомлений частенько ошибаются в их расчетах; может быть, и я ошибся в моем, точно так же, как это делали остальные. Я ответил, насколько я был далек от того, чтобы в это поверить, я убежден — ничто не могло быть более ясным и более чистым, чем то, что я имею честь предложить ему в настоящий момент. Я тут же объяснил ему мое дело; но он вовсе не нашел его таким, каким я его себе вообразил. Напротив, он принялся смеяться и сказал мне, что я назвал добрым уведомлением такую вещь, какая менее всего достойна такого сорта наименования; должно быть, я совсем не знал, что называется уведомлением, раз уж заговорил так, как я это сделал, а называется этим словом лишь то, что приносит деньги, и отнюдь не то, что их лишает; я назвал все это ясным и чистым, потому что Король задолжал эту сумму; но мне надо знать, что если бы Его Величество оплачивал все свои долги, никогда не было бы худшего состояния, чем его собственное, во всем Королевстве.
Я не стал и спрашивать его ни о чем остальном после ответа вроде этого, и, устыдившись идти искать Шарнассе после того, как я так самодовольно расхвастался перед ним, ждал случая поговорить с ним, но так, чтобы я смог абсолютно оправдаться. Такой случай вскоре представился. Так как мы оба состояли на службе у одного и того же мэтра, и обязанности наших должностей вынуждали нас непременно и во всякий день находиться подле него, мы с ним встретились на следующий же день в зале Гвардейцев. Я бы уклонился от такой встречи, если бы только мог; но, поразмыслив над тем, что не будь это в сегодняшний день, я все-таки столкнусь с ним в один из последующих, я укрепился духом, дабы выдержать удар, какого я опасался от него. Итак, направившись, смеясь, к нему навстречу, я сказал ему, что, очевидно, стоящие при дверях знают намного меньше тех, кто вхожи в зал; он был совершенно прав, сказав мне, что Кардинал не согласится устроить ради меня это дело, и, действительно, тот отказал мне наотрез. Он расхохотался, услышав от меня такого сорта речи, и ответил, что когда я похвалялся добиться того, что не удалось ему самому, я, видимо, не знал, что он принадлежал к добрым друзьям Месье Фуке; естественно, он не преминул пожелать использовать при этом и его, но так как тот разбирался в обстановке, как никто другой, тот ответил ему сейчас же, если в этом заключается его единственный источник к жизни, ему в самую пору решиться идти просить подаяния; ему не понадобилось ничего большего, чтобы считать это дело для себя потерянным; потому я мог бы распрекрасно увидеть по манере, в какой он со мной говорил и с какой он принял мое предложение, что у него не имелось больше на этот счет никакой иной мысли.
/Лейтенант Мушкетеров Короля. / Деба, кто был уже стар и весь разбит усталостью от войн, недолго сохранял свою должность и предоставил этим Месье Кардиналу возможность проявить ко мне его добрую волю. Его Преосвященство отдал ее мне и добавил к этому благодеянию в подарок двух превосходных коней из его конюшни; я был обязан пользоваться ими на моей новой службе. Он попросил меня в качестве всей моей благодарности привить его племяннику вкус к ремеслу. Обращаться ко мне с такой просьбой означало молить меня о моем же бесчестье, меня, кто находил бесконечное удовольствие в презрении, какое он, казалось, испытывал к своей должности, которая в свою очередь должна была бы обратиться в ничто, так сказать, с момента, когда бы он пожелал дать себе труд исполнять ее, как должно. В самом деле, я имел честь во всякий день разговаривать с Королем, кто принимал совершенно особое участие к этой новой Роте. Он сам отдавал мне приказы по поводу всего, что ему угодно было там осуществить, не передавая мне их через Герцога де Невера, потому как он знал, что этот Герцог почитал все эти мелочи ниже своего достоинства. Я ничуть не сомневаюсь, что он разжаловал бы его сей же час, не питай он такого почтения к его дяде; как бы то ни было, имея достаточно обязательств перед Его Преосвященством, дабы соблюдать его интересы в ущерб моим собственным, я не остановился на том, что мне льстило, но на том, что должно было засвидетельствовать мою к нему признательность. Я сказал Герцогу, каким бы великим Сеньором он ни был, человек всегда мал, когда он не хорош по отношению к своему мэтру; Месье Кардинал уже дал ему огромное достояние и значительную должность вместе с возможностью чудесного доступа прямо к Его Величеству; он даже своими заслугами расположил душу этого Монарха в его пользу, но, наконец, все это станет ничем, если он не поможет себе сам.
