– Что ж, мы получим ответ на нашу петицию не позже чем через две недели. – Оувейн обращался к Райсу, но глаза его тяжело и мрачно смотрели на девушку.
Наконец, не услышав от принца никакого ответа, бородач направился к выходу. Грания поспешила накинуть свой плащ и пошла за ним, не забыв тем не менее на пороге оглянуться и обратиться к остающейся наедине паре:
– Оувейн заодно проводит меня до дома Юнид. – Это было произнесено таким тоном, что никому бы и в голову не пришло сомневаться в этом. – А обратно домой меня доставит Пайвел.
Райс машинально кивнул, весь поглощенный раздумьями о том, чем разумнее занять дни в ожидании столь важного ответа.
Тем временем Оувейн с легкостью поднял корзину одной рукой, а другую, хотя и неохотно, предложил Грании. Та победно положила тонкие пальцы ему на локоть и одарила спутника поневоле благодарной улыбкой. Бородач затаил дыхание, но упорно старался глядеть куда-то в сторону. Грания, торопясь, сама захлопнула дверь покрепче.
Дождь лил не переставая, и первое время упрямая пара шла в полном молчании. Решившийся молчать во что бы то ни стало, Оувейн смотрел куда-то вдаль, а Грания, по-видимому, была занята другим. Место, куда они направлялись, был старый, но еще прочный мазаный домик, сквозь все дыры и щели которого ярко пробивался свет пылавшего внутри очага.
И уже едва ли не около самой цели их путешествия Грания внезапно остановилась и потянула спутника под навес раскидистой ели, весьма сомнительную защиту от дождя.
Бородач был вынужден оторвать взгляд от неведомой дали и посмотреть на женщину, чтобы понять, что происходит. Однако не происходило ничего. Черные брови сурово насупились. Именно этого он и боялся. Грания стояла почти вплотную к нему, распущенные ее волосы выбились из-под капюшона и благоухали весенним дождем, а лицо загадочно освещал падавший из домика свет.
– Ты что, собираешься устроить здесь пикник с ребятишками Юнид? – Оувейн пребывал в полной растерянности и сказал первое, что пришло ему на язык.
Ничуть не смущаясь недоумением и упрямством спутника, Грания чуть слышно рассмеялась и смело положила обе ладони на его широкую грудь.
– Как осаждающие берут даже хорошо укрепленную крепость своим терпением, так и я своей страстью и упорством добьюсь желаемой цели! – горячо прошептала она и, поднявшись на цыпочки, обвила жаркими руками шею бородача и властно прижалась к его губам.
Оувейн издал нечеловеческий звериный рык и уже занес было свободную руку, чтобы оттолкнуть женщину, но предательская рука вместо этого прижала ее к себе еще крепче, а рот потребовал поцелуя еще более сладкого. Грания охотно отдавалась этим желаниям его тела, и Оувейн потерял всякое самообладание. Все его существо стремилось познать эту женщину полностью, до самых таинственных глубин, несмотря на то, что где-то в глубине сознания еще корчилось и кричало здравомыслие, еще теплилась надежда, что Грания все же проиграет это сражение, победа в котором обойдется ей слишком дорого.
Оувейн резко поднял голову и, нечеловеческим усилием заставляя себя дышать спокойно, снова устремил свой взор на темно-зеленый окружающий лес, полный какого-то неизъяснимого соблазна.
– Прекрати же свои попытки сделать меня игрушкой твоих желаний! Эта опасная игра должна быть закончена раз и навсегда! – Наконец он сумел оттолкнуть Гранию и держал ее на расстоянии вытянутой руки. – Твоя победа не принесет нам обоим ничего, кроме великой боли – и великого стыда. И предупреждаю тебя: день твоего возвращения в Ньювид-Фарм станет последним днем моего там пребывания. – И, не дожидаясь ответа, бородач решительно зашагал к домику. Грании оставалось либо последовать за ним, либо остаться в лесу, а ее возлюбленный даже не оглядывался, чтобы узнать, что же она решила делать. Поставив корзину на землю, Оувейн тихо, но уверенно постучал в толстую дубовую дверь, не оставляя Грании ни малейшей возможности продолжить свои попытки.
Женщина отчаянно рванулась к нему, но двери уже открылись, и высокая фигура скрылась в зеленой темноте окружающего леса. Тут же Грания была буквально облеплена визжащими от радости ребятишками, она смеялась и что-то говорила, но во взоре ее горела непримиримая смертельная решимость.
Когда дверь за странной парой была так решительно захлопнута, Линет еще некоторое время стояла молча, переминаясь с ноги на ногу и глядя, как Райс, не мигая, смотрит в огонь.
– Мне кажется, Оувейн уж слишком нелюбезен с твоей сестрой, – пробормотала она, стремясь хотя бы как-то отвлечь Райса от мрачных мыслей или, по крайней мере, перевести их в другое русло. Увы, эта жалкая попытка бесславно провалилась, и провалилась так, что девушке долго еще потом было стыдно за свои необдуманные слова.
– Оувейн никогда не сможет быть с ней любезен, как ты уже давно должна была бы понять, – сухо отрезал Райс, не отрывая глаз от очага. – Он ее пасынок, и в этом – мы знаем оба! – суть и причина столь «нелюбезного» его поведения. – Темные глаза вспыхнули почти отвращением. – И потому, ради своей и ее чести, Оувейн никогда не пойдет навстречу ее желаниям.
Промах, опять промах! Линет плотно обхватила себя руками за плечи и стиснула белую материю. Зачем, зачем она подняла тему, которой лучше бы никому и никогда не касаться, а ей самой просто исчезнуть, превратившись в ничто под суровым взглядом черных с золотом глаз! Было совершенно ясно, что последние слова касались не столько ушедшей пары, сколько ее самой. Однако Линет решила все же попытаться объяснить принцу поведение его сестры.
– Да, пусть любовь их несбыточна, но ведь это не может убить чувства, она просто не властна остановить их, как мы с тобой не в силах сейчас остановить этот хлещущий дождь. – Сама испугавшись горячности своих слов, Линет отпустила платье и махнула рукой, указывая куда-то за окно. – И точно так же я… – продолжила девушка, уже не стыдясь своего признания, – не могу разлюбить тебя… Даже по твоему приказу.
Золотые искры в черных глазах превратились в пламя, готовое сжечь все вокруг. Это дурно, бесчестно, неразумно, но милосердный Господь простит его, ибо эта открыто и доверчиво предлагаемая любовь была именно тем, чего он так безнадежно жаждал все последнее время. Чего же стоят теперь благоразумие и честные намерения?!
И в одно мгновение Райс бросил свое сильное гибкое тело к побледневшей девушке, заключая ее в безумное объятие. Плоть ее, казалось, таяла в его руках, обжигала и нежила, и Райс, не помня себя, рухнул лицом в ее нежные, еще влажные волосы. Линет простонала, бессильно опуская на затуманившиеся глаза тяжелые веки. Все существо ее звенело и пело в предчувствии его поцелуя, а воспоминание об уже пережитых наслаждениях наполняло тело невыразимым упоением.
Губы принца коснулись ее полуоткрытых губ, как грешного запретного плода, столь сладкого, что отказаться невозможно. Райс закрыл глаза, словно отгоняя видение ужасной расплаты за происходящее, но руки все продолжали ласкать узкую гибкую спину, тотчас же судорожно выгнувшуюся под тяжелыми ладонями. Линет дрожала, и сердце ее гулко стучало, призывая Райса прижать ее к себе еще крепче, еще плотнее. Удары эти снова напомнили Райсу ту недавнюю ночь в лесу, когда его отделяла от упругой девической плоти всего лишь тонкая шелковая рубашка, и обжигающие губы в неудержимом порыве устремились вниз, к открытому белому горлу. Линет содрогнулась и жалобно простонала, и стон этот неожиданно отозвался в сердце принца чувством вины перед невинной и доверчивой девушкой. Он молча прижал ее голову к своему плечу и опустил руки.
Сознание того, что она опять, и в который уже раз, отвергнута, парализовало Линет, и, почувствовав это, Райс постарался, несмотря на хрипоту в голосе, как можно мягче объяснить своей юной возлюбленной:
– Пойми, я готов отдать все за твое признание и за обладание тобой, но ценой за это будет только моя честь.
Линет, не шелохнувшись, слушала это страшное признание, навеки лишающее ее даже надежды на счастье. Блики очага заплясали вокруг девушки адским пламенем.
