ским аэропортом, и получила разрешение на посадку. Когда дверь самолета распахнулась и духовой оркестр грянул «Королевский марш», его величество попытался припомнить, что же такого, собственно, сказал. Почему комэск, внезапно озверев, расстрелял Сэнди Декстера над Ла-Маншем? Как ужасно всегда находиться в центре общественного внимания; самые безобидные слова понимают не так. Тем временем командир эскадрильи гадал, кто и как умудрился заменить холостые патроны боевыми.
Отряд дюжих парашютистов в раздутых кринолинах, с плетеными корзинками, которые были доверху наполнены резиновыми, надежно склеенными яйцами, слетел с безветренных небес к деревенской общинной лужайке, что расстилалась перед Букингемским дворцом.
— Господи ты Бетси! — взревел с трибуны сэр Джек. Его величество, стоявший рядом, изнывал от усталости.
День был жаркий; кроме того, на дне его души все еще не утихали угрызения совести из-за вчерашнего воздушного боя с Сэнди Декстером. Дениза, правда, головы не потеряла; молодец Дениза — лучший друг, товарищ и сестр. Но сам король втайне чуть-чуть расстроился — все-таки нехорошо сбивать журналистов — и даже спросил своего референта, нельзя ли помочь вдове Декстера анонимным пожертвованием. Референт обратился к пресс-секретарю, который доложил, что к семейным узам Декстер, судя по всему, не стремился — если честно, кое-какие его наклонности этому препятствовали, — что несколько утешило его величество.
Плюс — торжественная встреча в аэропорту; конечно, Остров — место необычное, вот только приветствие сэра Джека Питмена мало чем отличалось от приветствий некоторых президентов, чьи имена он тактично утаит… хорошо еще, Питмен не полез целоваться. Потом прокатились на вертолете. Остров с птичьего полета — ну, это было еще ничего, забавно. Этакий видеодайджест Англии: вот Биг Бен, и тут же — музей Шекспира в доме Анны Хэтуэй, а рядышком меловые скалы Дувра, стадион Уэмбли, Стоунхендж, родной старый Дворец и Шервудский лес. Робин Гуду они послали сообщение на пейджер; в ответ разбойники обстреляли вертолет из луков.
— Бессовестные канальи, — проорал Питмен, — сладу с ними нет.
Его величество засмеялся первым и, выказывая свое знаменитое королевское хладнокровие, сострил в ответ:
— Хорошо еще, вы им зениток не дали.
Потом был бесконечный строй рук, протягиваемых для пожатия, всякой твари минимум по штуке — Шекспир и Фрэнсис Дрейк, ослик Мафии и ветераны из госпиталя в Челси, и целая футбольная команда, и доктор Джонсон (кошмарный, кажись, тип), Нелл Гвинн, Боадицея и больше сотни далматинцев, мать их за ногу. Странное это дело — здороваться за руку с собственной прапра-не-упомнишь-сколько-прабабкой, тем более когда она шуток не понимает и строит из себя Королеву-Императрицу. И кстати, еще неясно, хорошо ли это — представлять ему Оливера Кромвеля. В сущности, большой моветон. А вот Нелл Гвинн — ого-го-девка, подумал он, эта самая штучка с вырезом и апельсины, знаете ли… Но Дениза умудрилась как-то так спросить: «Думаешь, они настоящие?» — словно холодной водой обдала. Все-таки стервоза она, эта Дениза; лучший друг, товарищ и сестр, но иногда стервенеет чисто так. Если бы не ее острый нюх на косметическую коррекцию… а в том, что касалось косметической коррекции, его величество был человеком старой закалки, то есть мог любоваться красотой лишь в той мере, в какой не подозревал об ее рукотворном происхождении. Перед его мысленным взором развернулась сцена: шаловливая возня, апельсины катятся под кровать, дружище Хорек-Королек заявляет… как там говорят лягушатники?… право сеньора… и в самый неподходящий момент в голове всплывают слова Денизы: «Думаешь, они настоящие?» Вот облом бы вышел.
Ленч. Куда ни приезжаешь, от ленча никуда не деться. Данный прошел бы лучше, если бы ему поменьше подливали эджстоунского вина, которым, как заключил его величество, Остров гордится зря. Затем — многочасовое стояние на почетной трибуне под жгучими лучами солнца. Мимо промаршировали гвардейцы, проехала колонна празднично украшенных лондонских такси (откровенно говоря, все равно что у окна в Бук-Хаузе стоять), проползли исторические «живые картины» и карнавальные колесницы, стонущие под грузом мифов. Он увидел бифитеров и малиновок шестифутового роста, слаженно пляшущих на снегу, который почему-то не таял от зноя. Он внимал духовым и симфоническим оркестрам, рок-группам и оперным дивам — все это были виртуальные проекции. Прогарцевала на коне леди Годива, и из невинного любопытства он поднес к глазам бинокль — надо же было проверить, виртуальная она или нет? Получив тычок в левый бок, он повелительно поднял царственную шуйцу, призывая королеву к молчанию. Впрочем, на людях Дениза знала свое место, и обошлось без гадких фразочек о целлюлите и подтяжках. Да, леди Годива — это класс.
— Повезло лошадке, — шепнул он мистеру Питмену, стоявшему справа.
— Верно, ваше величество. Но, позвольте добавить, я сам человек семейный.
Бли-и-ин! Что ж это на него сегодня все ополчились? Вот и утром, когда облетали Остров, специально сделали крюк к какому-то Мемориальному пруду. Подумаешь, деревенский пруд с утками и плакучими ивами! Но толстяк хозяин, закатив глаза, понес байду не хуже Архиепископа Кентерберийского.
И вот теперь эти спецназовцы, или кто они там, все как один наряженные бабами, держа корзинки яиц, спускались на парашютах чуть ли не ему на голову под звуки какой-то патриотической фонограммы. Поди знай, кого они изображают — нить сюжета он давно уже потерял. Сперва был типа как «Королевский турнир» [23], а потом вообще чушь собачья. Он вовсе не удивился бы, если бы все человечество плюс весь мир животных и еще миллион человек в костюмах растений прошли мимо него гуськом, требуя, чтобы он поздоровался с каждым за руку и словесно, одновременно вешая на всякую шею по медали. Эджстоунское бурлило в желудке; музыка рвала уши.
Но гены Виндзоров были даны ему не зря. Предки передали по наследству несколько профессиональных хитростей. «Не откладывай визит в уборную на потом» — гласило Правило Номер Раз. Правило Номер Два: «Переступай с ноги на ногу — пока на одну опираешься, другая отдыхает». Правило Номер Три открыла Дениза: «Всегда хвали то, что не откажешься позднее принять в подарок». А Правило Номер Четыре изобрел он сам: «Когда вконец затошнит от всей этой мутотени, когда совсем уже подохнешь со скуки, повернись к хозяину, — тут он повернулся к Питмену, — и скажи погромче, чтобы вокруг все слышали: «Отличное шоу».
— Спасибо, ваше величество.
Покончив с комплиментами, король понизил голос:
— И отличная, извините за дерзость, леди Годива. Просто класс.
Сэр Джек продолжал глядеть перед собой, наблюдая, как трансвеститы из спецназа сворачивают свои парашюты. И всякий подумал бы, что сэр Джек именно их имел в виду, когда сказал:
— Она большая Ваша поклонница, ваше величество, если Вы меня извините за дерзость.
Фу-ты ну-ты! Старый ханжа. Что ж, авось день не пропадет зазря. Возможно, Денизе понадобится раньше срока вылететь домой.
— Никаких речей ни при какой погоде, — продолжал сэр Джек по-прежнему вполголоса. Вот ведь хрень какая! Дедуля буквально мысли читает! — Ну разве что сами захотите. Никаких налогов. Никакой желтой прессы. Нерегулярные появления королевских особ на публике, хотя большую часть бремени возьмут на себя отлично подготовленные двойники. Никаких занудных встреч на высшем уровне. Разве что сами захотите повидаться с кем-то, и я вполне пойму: родственный долг — дело серьезное. И разумеется, СТРОГО никаких велосипедов.
Короля предостерегали от каких бы то ни было прямых переговоров с Питменом, прослывшим скользким типом, а потому его величество ограничился фразой:
— Знаете, в велосипедах есть что-то весьма неприличное. Колени, знаете, как-то так торчат…
— Двойное остекление, — продолжал сэр Джек, указав подбородком на Букингемский дворец. Как ни странно, в половинную величину здание смотрелось лучше. — Спутниковая антенна, кабель, цифровое телевидение. Бесплатная телефонная связь со всем миром.
