– Поздравляю, поздравляю, Верочка, с Днем твоего рождения…

Счастлив работать с тобой…

Надо бы поблагодарить его за внимание и заботу, но я почему-то всегда боюсь оставаться с ним наедине и открываю дверь в коридор.

Рамзан замечает мой страх и тут же переводит разговор:

– Пойдем, Вера, в пятый "А": тебя ждёт сюрприз…

Входим в классную комнату: Микаил играет на гармошке "Лезгинку", а Ваха, стройный, красивый мальчик, не танцует, а словно плывет в танце, гордо расправив плечи, вскидывая руки, как крылья, то влево, то вправо, то надвигаясь на Милану, то вновь уходя от неё…

Мы садимся за стол и аплодируем детям. Танцы сменяются песнями, и я удивляюсь, как живо здесь народное искусство. Если бы сейчас ребята попросили меня исполнить народный танец, то я бы опозорилась…

После уроков приглашаю детей в лес: дома ведь у меня нет… Вот там раздам им конфеты, побегаем, поиграем, чтобы не замерзнуть…

Пообщаемся часа два и разойдемся. По дороге к нам присоединяется Али.

– Я сам люблю бродить по лесу, когда всё надоест, но сегодня,

Верочка, ничего у тебя не получится: вон гляди: лес оцепили военные, милиция… Кого-то ищут…

– А, может, пропустят?

Подхожу к офицеру со своей просьбой…

– Ты что с ума сошла? – грубо отвечает он. – Из тюрьмы бежал убийца… Где-то тут прячется в лесах… А ты со своими детьми…

Марш отсюда по домам… Всё вас, русских, на приключения тянет…

Мне неловко перед ребятами: они ведь всё понимают…

Извиняясь, раздаю ребятам конфеты, и они неохотно расходятся по домам.

В центре аула многолюдно. У сельсовета на корточках сидят в белых одеждах древние старики, которых раньше я никогда не видела. На площади стоят чёрные "Волги", рядом с ними – высшее начальство

Чечено-Ингушской республики.

– Можешь мне объяснить, что здесь происходит? – спрашиваю Али.

– Ты же сама всё знаешь… Один житель из нашего аула несколько лет назад вырезал семью в соседнем ауле. Его бросили в тюрьму…

Теперь он на свободе… Кто-то из наших ему помогает.

Не выдадим преступника – соседи вырежут наш аул… Вот старейшины и решают… И начальство к ним с поклоном приехало… Что старшие скажут, то и будет…

– Замолчи, Али. Ты специально меня пугаешь?

– Не бойся, – успокаивает меня коллега. – У нас старики мудрые: не станут из-за убийцы жертвовать всем аулом…

Прощаюсь с Али и иду к Наташе: погибать будем вместе.

Но у подруги настоящий праздник. Ей не до событий в ауле: наконец-то явился Сулейман, и она то плачет, то смеется от счастья, рассматривая подарки. Сулейман же прижался к животику Русланчика и тоже шепчет что-то нежное… Я вижу только его черную блестящую шевелюру и слышу его приятный голос. Понимаю, что им сегодня не до меня… Ухожу… И так обидно: они меня даже не заметили…

Возвращаюсь в дом-корабль. А здесь идет стройка: Хусейн, подобный высохшему пауку, бегает по двору и покрикивает на всех. Повеселевшая

Пятимат пытается помочь мужу: видно, угар любви ко второй жене прошёл, и Хусейн стал бывать и у первой жены.

В нашей комнате беспорядок. Марина валяется на неразобранной постели: у неё хандра, и она притворяется, будто спит. Я молча тоже падаю на кровать, отворачиваюсь к стене и вскоре засыпаю.

Вторая четверть… Днём веду уроки, вечером проверяю тетради или нянчу Русланчика. Обожаю этого малыша: люблю его купать, пеленать, кормить, люблю носить его по коридору общежития или по двору, прижимаясь к его мягкой, бархатной щёчке, и целую, целую малыша, понимая, какое это счастье – родить ребенка… Сейчас я завидую

Наташе: Сулеймана она не потеряла: он часто теперь приезжает к ней и заботится о Руслане… Пусть у него есть настоящая жена, но любовь не убьёшь и не скроешь: она в их взглядах, в диком влечении друг к другу, в их сыне… И, когда приезжает Сулейман, чувствую себя лишней и ухожу.

Одиноко бреду по коридору общежития. В какой-то из комнат шум, гвалт, звучат песни, кажется, Муслима Магомаева…

– Что там за праздник? День рождения или заранее отмечают Новый год? – думаю я.

Открывается дверь, и меня приглашают войти коллеги.

– Мало нас, мужчин, в коллективе, но я вас хотел познакомить еще с одним. Кубанскому гостю наш рог, – приподнимаясь из-за стола, весело приветствует меня Рамзан.

Вспоминаю, как на просьбы завуча проводить его, утверждала, что я казак, и отправляла с ним "жен своих", Марину или Наташу… Так что теперь отпираться нечего… Ну, казак так казак… Казаки никогда не сдаются… Беру стакан и медленно тяну отвратительную, горькую жидкость.

– Быстрей пей! Меня скоро замутит! – брезгливо скривившись, кричит Марина.

– Не пей глотками – иначе свалишься, – сочувственно советует мне

Али.

Глотаю и глотаю, как отраву, проклятую водку… Наконец, стакан пуст, и я демонстративно переворачиваю его вверх дном.

– Вот это казак, – смеется Рамзан.

Удивляюсь ему: сам не пьет, пытается жить по своим законам, а нас, русских, спаивает… Или это делает специально, чтоб я свалилась… Но ничего у него не выйдет…

– Только б не опьянеть! Пора уносить ноги! – мысленно приказываю себе, чувствуя, как мгновенно деревенеет язык и немеют губы.

– Бежать… Бежать… – шепчу я, пытаясь выбраться из этой комнаты, и натыкаюсь на чью-то фигуру.

– Рамзан… – обреченно думаю я. – Все: поймана птица…

– Верочка, разреши пригласить на танец? – это приглашение звучит как насмешка, потому что мужчина прекрасно знает, что ни отказать ему, ни оттолкнуть его я не в состоянии. Водка парализовала мою волю, мое тело, и, если бы не сильные руки Рамзана, я бы упала…

Он изо всей силы прижимает меня к себе, и мы сливаемся в одну фигуру. Танцуя, Рамзан подносит меня к двери, в коридоре впивается в пытающиеся сказать "не надо, отпусти" губы и несет в свою комнату…

Он долго и страстно целует меня, что-то говорит о любви, но я уже ничего не понимаю и не чувствую… Мне все равно…

Очнулась я на рассвете и не сразу поняла, где нахожусь. Чьи-то волосатые руки змеями обвивают мою фигуру и судорожно прижимают к себе…

– Рамзан! – молнией поражает меня мысль. – Прославилась… Да, недаром нас чеченцы называют гулящими… Хотела быть другой, хотела всем что-то доказать – а очутилась в постели у завуча…

Пытаюсь потихоньку выползти из мужских объятий, но вскоре понимаю, что сделать это незаметно невозможно: при каждом моем движении его руки удавом сжимают мое тело до боли. Значит, уйти не попрощавшись не смогу…

– Рамзан, отпусти, – подаю я голос. – И так опозорилась…

Мужчина прикрывает ладонью мои губы и шепчет:

– Молчи, пожалуйста, молчи… Я об этом мечтал с нашей первой встречи… Люблю тебя… Готов на любые безумства… Хотел даже украсть тебя… Прости, что пришлось поступить так по-зверски…

По-другому не смог к тебе подступиться. Давай жить вместе, – целуя мои руки, говорит он.

– Это невозможно, – возражаю я. – Твои родные никогда не примут меня, а жить так, как Наташа с Сулейманом не хочу…

– У нас все будет по-другому… Уговорю мать, поженимся, будем растить детей… – горячо убеждает меня Рамзан, и в его темно-карих глазах появляется надежда на счастье.

И мне жаль разрушать его мечту, но я прекрасно знаю, что летом возвращусь на Кубань к отцу, что поиски личного счастья окончены: просто я в эту ночь поняла, что ни мужчины, ни секс меня больше не интересуют… Если такой парень, как Рамзан, не смог разбудить во мне женщину, то, видно, это сделать невозможно…

– Тебе надо забыть меня, – советую я Рамзану, одеваясь.

– Нет, не смогу…

– Сможешь… Всё со временем проходит…

Я тихонько выскальзываю в коридор, надеясь, что меня никто не увидит. Но мои старания напрасны: сначала сталкиваюсь с директором школы и съеживаюсь от его улыбки, как от удара, потом ко мне подходит Сулейман и просит зайти к Наташе: у Русланчика заболел животик.

Несмотря на ранний час, подруга с ожесточением трясёт коляску и никак не может успокоить ребенка.