Перепечатка из «Системик эпистемолоджи», т. XIV

Эдна закрыла дверь за крупным седовласым мужчиной. Он был импозантен, в дорогом угольно-черном костюме с не подходящим по цвету зеленым галстуком, в черных ботинках, начищенных до армейского блеска. Но он не был военным. Острый взгляд серых глаз небрежно обежал обстановку, будто Гарри здесь и не было, оценил ее с ленивым презрением. Наконец его взгляд остановился на Гарри.

- Мистер Кармайкл?

Гарри встал и вышел из-за стола. Это было неожиданное появление.

- Да, - сказал он, протягивая руку. - Доброе утро, профессор.

Посетитель сделал вид, что не видит руки.

Это был Майкл Пападопулос, декан философского факультета Оксфорда, почетный член Королевского общества, действительный член Союза философов, автор полудюжины основополагающих работ, в том числе классической «Божественность и судьба». Гарри ощутил в его поведении что-то от барабанной дроби.

Профессор оглядел Гарри как экземпляр, не представляющий особого интереса.

- Доброе утро и вам, сэр.

- Прощу вас, садитесь, профессор. Чем могу быть вам полезен?

Пападопулос остался стоять.

- Вы можете убедить меня, что здесь хоть кто-нибудь понимает значение передачи с Геркулеса.

- Об этом вам нет необходимости беспокоиться, - дружелюбно ответил Гарри. - Мы знаем, что она значит.

- Счастлив это слышать. К сожалению, из ваших действий это не следует. НАСА получила сигнал с Геркулеса утром семнадцатого сентября и решила, непонятно по каким причинам, скрыть его существование до пятницы десятого ноября. Вам не кажется это несколько безответственным, мистер Кармайкл?

Гарри смущенно поежился.

- Мне кажется, - начал он, - что безответственно было бы делать преждевременное заявление, пока мы не были уверены во всех фактах. Мы сочли такое решение наилучшим.

- В этом я не сомневаюсь. И именно об этом решении сейчас и идет беседа.

Пападопулос был мужчина крупный - вполне подходящий контейнер для трезвого подхода к неокантианскому материализму, который и создал профессору репутацию сначала в научных кругах, потом и вообще в мире. С лица его не сходило выражение бесстрастной скуки, тон всегда был сух и официален. Чем-то он напомнил Гарри старый фолиант по метафизике - сухой, пыльный, подавляющий просто своим присутствием.

- Я с грустью констатирую, - продолжал профессор, - что, вероятно, последует совершенно аналогичный образ действий, если будет принято продолжение передачи. - Он сделал паузу и среагировал на что-то в лице Гарри. - Итак, произошло еще что-то? Вы опять скрываете информацию?

- Мы обнародовали все, что у нас есть, - ответил Гарри.

- Не пытайтесь, пожалуйста, отвечать уклончиво, мистер Кармайкл. - Пападопулос наклонился через стол, выразив на лице скучающее раздражение и легкое отвращение. Такого человека, подумал Гарри, легко невзлюбить с первого взгляда. Под этой самоуверенностью, вопреки его репутации и достижениям, скрывалась болезненная тяга самоутвердиться. Он все время боялся, что его оценят не так высоко, как он того заслуживает. - Итак, происходит ли сейчас что-то такое, о чем миру следует знать?

«Когда будет время, я вам скажу».

- Нет.

Черт бы побрал Розенблюма. И президента вместе с ним.

- Понимаю. И почему же я не верю вам, мистер Кармайкл? - Он облюбовал кресло и опустил себя в него. - К вашей чести надо сказать, что вы неумелый лжец. - Тяжело отдуваясь, будто после долгой ходьбы, профессор Пападопулос прервал речь, чтобы собраться с силами. - Секретность - безусловный рефлекс в этой стране, как и в моей. Она душит мысль, тормозит научный прогресс и разрушает целостность. - Профессор подался вперед. - Уничтожает ее. - Глаза Пападо-пулоса сощурились в щелки; он созерцал невежественное самодовольство окружающего мира. - Я предположил, что единственной причиной опубликования информации явилось то, что передача, очевидно, кончилась и ничего более не поступало. Такой факт имеет место?

- Профессор, все это нас ни к чему не приведет. Я отмечу ваш протест и доведу его до сведения моего начальства.

- В этом я не сомневаюсь. Таким образом, как я понимаю, дальнейшая передача имела место?Это была текстовая передача? Вы достигли каких-либо успехов в ее расшифровке?

- Если будут какие-либо дальнейшие передачи, - сказал Гарри,- мы обнародуем информацию.

- Истинные слова ливрейного лакея. - Пападопулос поднял глаза на портрет Роберта X. Годдарда, висевший на стене за столом Гарри. - Ему, знаете ли, все это было бы крайне неприятно.

Гарри встал.

- Очень любезно было с вашей стороны посетить нас, профессор.

Пападопулос кивнул и опустил глаза. «Вы, Кармайкл, не стоите, чтобы я на вас время тратил». Гарри как профессиональный чиновник жил взаимопониманием и компромиссом. Конфликты, которые никак не могут оказаться продуктивными, были совсем не по его части.

- Что случилось, то случилось, - заключил Пападопулос. - Меня же теперь волнует будущее. Я намеревался спросить вас, какова будет ваша позиция в случае, если из Геркулеса будет передано еще что-нибудь. Ваша позиция, мистер Кармайкл, а не правительства. Я опечален, что получил подобный ответ.

Гарри сделал несколько шагов к двери, приглашая профессора покинуть кабинет.

Пападопулос остался сидеть в кресле.

- Даже у чиновника должна быть совесть. Люди, на которых вы, мистер Кармайкл, работаете, заинтересованы только в одном: в политических преимуществах, которые можно извлечь из ситуации. Позвольте мне напомнить, что ваш долг прежде всего перед нами всеми, а не перед вашими закоснелыми нанимателями. Восстаньте против этих негодяев! - Он возвысил голос. - Вы обязаны так поступить ради всех, кто пытается понять природу мира, в котором мы живем. И ради себя самого.

- Профессор, у меня действительно нет больше… Пападопулос продолжал вещать:

- Спустя много лет, когда и вы, и я давно сойдем со сцены, вас #163;ще будут помнить за вашу храбрость и вклад в общее дело. Промолчите, покоритесь вашим жалким хозяевам, и я заверяю вас, что вы более чем заслужите забвение, в которое и уйдете. - Он сунул руку в жилетный карман. - Это моя карточка, мистер Кармайкл. Звоните не колеблясь, если я смогу быть вам полезным. - Он встал и направился к двери. - И прошу вас не сомневаться, что я буду счастлив встать на вашу сторону.

Вся передача была записана, и техники сделали несколько копий на компакт-дисках, каждая с этикеткой и в герметической пластиковой упаковке.

Бейнс записал один набор дисков на себя и еще час провел у себя в кабинете, просто листая вводную инструкцию, разглядывая геометрические узоры, пытаясь воспринять ту реальность, что эти фигуры были составлены мозгами, не принадлежащими людям. Это знание в буквальном смысле подняло его на новый эмоциональный уровень.

Теперь он, конечно, будет работать круглые сутки. И ему нужен будет экземпляр полной записи дома, на квартире. Так будет куда удобнее. Он пошарил вокруг и нашел несколько болванок дисков.

Вернувшись в офис, он сдублировал набор, вернул оригиналы на место и унес копии с собой. Через час он уже был у себя на вилле, сидя над раскрытым ноутбуком, готовый к первому серьезному погружению в потусторонний мир внеземной передачи.

На улице неугомонный ветер облизывал деревья.

Гарри ворвался в кабинет Гамбини, описал разговор с Пападопулосом, выслушал от хозяина пару аналогичных историй, и они друг другу посочувствовали.

- Кому-то надо поговорить с президентом, - сказал Гамбини, наливая Гарри кофе. - Он слышит только одну сторону, соображения безопасности. Людей вроде Мэлони да политических консерваторов, которые только о том и думают, как бы чего не вышло. Дальше собственного носа они не видят. Гарри, я не хочу быть объектом политической возни.