– Там на обложке, – хитрил он, – тоже одна штука интересная есть.

– Где? – попадалась на уловку тетка Наталья и возвращалась к картине художника Самохвалова.

– Вот, – Петька неопределенно проводил рукой по обложке и быстро менял тактику. – Ну так чо? Где юбку-то белую взять?

– Нигде. Нету такой в Разгуляевке.

– А чо делать?

– Платье пошьем.

– Платье? – удивлялся Петька. – Целое платье?

– Не боись, я уже все придумала. У меня ситца белого есть кусок. Синий платок ишшо дам. Как в песне. Сдохнут твои танкисты, точно тебе говорю.

Она манерно отводила в сторону руку и начинала петь:

– А скока ты его шить будешь? – перебивал Петька.

– Скока-скока… Завтра к утру пошью.

– Так мне носки завтра отдавать надо.

– Значит, подождут до послезавтра.

– А туфли?

– Тьфу на тебя! Да в кого ж ты такой неугомонный?

Как будто сама не знала в кого.

* * *

На следующее утро в самом начале девятого Петька уже тащил за околицу упиравшуюся мамку. Одной рукой она придерживала роскошный тетки-Натальин платок, а другую пыталась освободить из цепкой Петькиной хватки.

– Не пущу, – повторял он и упрямо продолжал тянуть ее на звук танковых моторов. – Сама потом еще спасибочки скажешь. Тоже мне, королевна нашлась…

Петькина мамка и в самом деле выглядела как королева. Тетка Наталья, накинув ей под утро на плечи платок, отошла на два шага в сторону, оценила свою работу и даже как будто слегка всплакнула.

– Ну, надо же, Нюра… Какая красавица…

– Я? – растерянно сказала Петькина мамка и осторожно заглянула в зеркало.

Правда, с туфлями получилось не совсем ладно. Петька их по совету тетки Натальи хоть и нашел и даже успел один вечер за них отработать, но все же злился теперь, что они оказались малы. Мамка хромала в этих крошечных белых лодочках, как будто прошла в них сто километров.

– Ладно, ты их пока сними, – смилостивился наконец Петька. – Но, как на место придем, обратно наденешь.

– А может, я и там как-нибудь… Без них?

– Нет, – сурово отрезал Петька. – Босиком нельзя. Я за них еще два дня у Кирилловых на огороде вкалывать должен. Чо, думаешь, легко?

Она скинула надоевшие туфли, а Петька поднял их, оглядел и бережно сдул с них пыль.

– Налипло всякой дряни, – проворчал он, и они двинулись дальше.

Жаркое забайкальское солнце уже выглядывало из-за сосен, мягко подталкивая в спину этих двоих.

* * *

Выйдя на край оврага, в котором рычали моторы и над которым поднимался сизый выхлопной дым, Петька остановился, разинув от удивления рот. Его мамка тоже остановилась, но не от удивления, а от того, что остановился Петька.

– Американские, – разочарованно протянул он. – Не наши танки… Они на этом говне, что ли, собираются воевать?

В овраге стояло несколько новеньких танков «Шерман», полученных от союзников по ленд-лизу. Вокруг этих несуразно высоких машин с короткими смешными стволами суетилось много людей. Танкисты пихали в стволы какие-то длинные палки, смеялись, выглядывали из башен, и Петька, захваченный врасплох всей этой картиной, не сразу заметил старшего лейтенанта Одинцова.

– Эй, Петька! – закричал тот, махнув рукой. – Иди сюда!

Петьке стало обидно, что он так и не увидит настоящих «Т-34», о которых так долго мечтал, но потом он вспомнил, зачем пришел, перестал злиться и потянул мамку за собой вниз по склону оврага.

«Ладно, пусть будут американские, – скрепя сердце решил он. – Главное, чтобы она выбросила из головы свою дурь. Вон тут сколько танкистов. С ними не задуришь».

Петька еще не совсем понимал, каким образом танкисты должны помочь мамке, но чувствовал, что они могут.

– Здрасьте, – сказал он, протягивая руку Одинцову. – А это вот моя мамка. Нюрой зовут…

– Здрасьте, здрасьте, – проговорила тетка Алена, неожиданно выходя из-за ближайшего танка. – Ты погляди, кого принесло. Висельников, что ли, с кладбища отпустили?

Она прыснула со смеху, показывая пальцем на одинаковые темные полоски, которые пересекали горло у Петьки и у его мамки.

Оба они от растерянности одновременно прикрыли свои полоски рукой, а тетку Алену это развеселило еще больше.

– Дефективные, – засмеялась она. – Сидели бы на своем кладбище!

– А у меня тоже тут шрам, – густым низким голосом сказал лысый майор, подходя к ним и расстегивая верхнюю пуговицу гимнастерки. – Вот, смотри.

Он склонился к Петьке и показал ему широкий рубец, который пересекал его шею чуть ниже огромного кадыка.

– Тросом однажды прихватило. Думал, совсем башню снесет. А у тебя от чего?

– Фигня, – махнул рукой Петька, не сводя взгляда с орденов на груди майора. – Неважно.

– Понятно, – тот выпрямился и с интересом посмотрел на Петькину мамку, которая плотно закрывала свое горло тетки-Натальиным синим платком. – Позавтракаете с нами?

– Да, – сказал Петька, хотя майор смотрел вовсе не на него.

– Тогда прошу всех к столу, – майор застегнул гимнастерку и протянул широкую крепкую ладонь Петькиной мамке. – Очень приятно познакомиться. Майор Баландин.

Тетка Алена, старший лейтенант Одинцов, а следом за ними и Петька с мамкой направились в сторону сколоченного на скорую руку большого стола, а перепачканные в смазке танкисты, которые суетились вокруг своих тяжелых машин, остановились и на секунду замерли, щурясь от солнца и глядя вслед женщинам в легких платьях.

* * *

– Чего уставился? – пробурчала тетка Алена, заметив, что Петька не сводит с нее глаз. – Только попробуй кинь в меня чем-нибудь. Захлестну засранца.

Но Петька даже не собирался. Все они сидели теперь под широким длинным навесом и ели наваристые щи. Неподалеку танкисты продолжали выдавливать из танковых стволов застывший смазочный материал, который, как объяснил Петьке товарищ майор, залили туда американцы.

– Для транспортировки, – пояснил он. – Чтобы на море вода в стволы не попала.

Петька быстро доел свои щи, повертел головой, наблюдая за танкистами с их длиннющими палками, погладил свежеструганую лавку, помечтал немного о том, чтобы тетке Алене в зад воткнулась заноза, а потом стал смотреть за тем, кто как ест.

Мамка не ела никак. Просто держала в правой руке ложку и смотрела в стол прямо перед собой. Костяшки пальцев у нее слегка побелели, как будто она зажала в кулаке не ложку, а, например, гранату. Но Петька с самого начала знал, что приблизительно так и будет, поэтому расстраиваться не стал. Главное, что ему удалось ее сюда притащить.

Майор Баландин ел обстоятельно, подолгу прожевывая капусту и мясо, постукивая ложкой по дну тарелки, по-бычьи опуская огромную, как башня у танка, лысую голову. Время от времени он поглядывал на своих гостей и подчиненных. Подмигивал Петьке, смотрел на его мамку, а потом снова переводил взгляд на него и вопросительно поднимал брови. В ответ Петька делал успокаивающий жест, слегка раскрывая левую ладонь и незаметно для остальных показывая майору эту пустую ладошку, словно говорил: «Все нормально. Все хорошо».

Тетка Алена ела, жеманясь и выламывая из себя культурную. Ложку держала не всеми пальцами, а только тремя, оттопырив мизинец и даже безымянный так далеко в сторону, что Петька удивлялся, как это ей вообще удается донести до рта хоть чего-нибудь. Время от времени она томно вздыхала и культурно закатывала глаза, как артистки в трофейном кино. Правда, кроме Петьки, на нее никто не смотрел, и потому было неясно – кому она тут показывает всю эту красоту.

Поймав на себе наконец удивленный Петькин взгляд, она даже поперхнулась.

– Чего уставился?

Но Петька не стал отвечать. Скорчив ей рожу, он дождался, когда она продолжит есть, а потом покосился на старшего лейтенанта Одинцова.

Тот ел, нахмурившись, как будто отчитывал кого-то или как будто щи ему сильно не нравились, но он должен был их непременно доесть. Локоть правой руки, в которой старший лейтенант держал ложку, почти не двигался, и от этого Петька вспомнил, как однажды из райцентра в разгуляевскую школу приехал врач и всем по очереди ставил под мышку стеклянный градусник, и каждый сидел вот так же, как Одинцов, с прижатым локтем и напряженным лицом, а все остальные стояли вокруг и ждали своей очереди, потому что градусник был один.