Мефистофель шел, гуляя,

По кладбищу, вдоль могил…

Теплый, яркий полдень мая

Лик усталый золотил.

Мусор, хворост, тьма опенок,

Гниль какого-то ручья…

Видит: брошенный ребенок

В свертке грязного тряпья.

Жив! он взял ребенка в руки,

Под терновником присел

И, подделавшись под звуки

Детской песенки, запел:

«Ты расти и добр, и честен:

Мать отыщешь — уважай;

Будь терпением известен,

Не воруй, не убивай!

Бога, самого большого,

Одного в душе имей;

Не желай жены другого;

День субботний чти, говей…

Ты евангельское слово

Так, как должно, исполняй,

Как себя люби другого;

Бьют — так щеку подставляй!

Пусть блистает добродетель

Несгорающим огнем…

Amen! Amen![1] Бог свидетель,

Люб ты будешь мне по нем!

Нынче время наступило,

Новой мудрости пора…

Что ж бы впрямь со мною было,

Если б не было добра?!

Для меня добро бесценно!

Нет добра, так нет борьбы!

Нужны мне, и несомненно,

Добродетелей горбы…

Будь же добр!» Покончив с пеньем,

Он ребенка положил

И своим благословеньем

В свертке тряпок осенил!