Все они, разумеется, знали где она и понимали, что взялась она за эту миссию по воле Президента. С тех пор, как Джошуа Кристиан стартовал из Холломана, чтобы штурмом взять Америку, в жизнь всех, кто работал по программе Исследований, вошло немало перемен. Милли правила Сектором железной рукой Она не допускала не только утечки информации, но и простого обмена новостями между сослуживцами. И заставила всех прикусить языки. Пока доктор Кристиан колесил по глубинке, бедный старый Сэм Абрахам был сослан еще дальше – в Каракас преподавать. Однако, основные их исследовательские кадры все еще состояли при Департаменте в распоряжении Чейзена.
А тут еще Марш Тысячелетия Идея не просто ошеломила Чейзена, – ужаснула Блеск, помпа, мишура – вот какой она увиделась ему. Позже, сворачивая в рулон метровую ленту компьютерного телекса, посланного Карриол откуда-то из Омахи и его собственный терминал, он изменил свое мнение. В конце концов, Джошуа Кристиан сможет наполнить человеческим содержанием и эту затею, превратив ее в достойное и полезное дело. Ради Джошуа не жаль потратить время и силы – не ради Джудит. Ради Джошуа. Не ради Джудит. Он любил ее всегда – как идеального руководителя; иногда – как друга. Иногда жалел. Жалость к человеку много значила для Чейзена. Из жалости он мог совершить геркулесовы подвиги. Из жалости был готов простить то, чего не простил бы даже из любви. Набожный еврей, но при этом – самый верный христианин, сам он грешил чисто по оплошности или по беспечности, или неспособности к восприятию. Но за блеском карьеры Джудит Карриол он видел то, чего не видели другие: нищету духа, раздавленного эгоизмом.
Тем не менее, сомнения не помешали ему погрузиться в работу по планированию Марша Тысячелетия Его разработки были переданы Милли Хемингуэй, снабдившей их примечаниями и дополнениями, а затем посланы Карриол кодированными компьютерными телексами. Карриол выработала окончательный вариант, часами просиживая в автомобилях и гостиницах в ожидании, когда Кристиан вернется из очередного странствия. Результатом этих трудов явилось нечто действительно эпохальное по размаху и отточенности.
Право возвестить о Марше Тысячелетия было предоставлено Бобу Смиту, который и сообщил эту новость в своем специальном, юбилейном выпуске шоу «Сегодня вечером» в конце февраля 2033 года. Боб считал себя крестным отцом доктора Кристиана. И каждую неделю в своем шоу пускал в эфир видеосюжет из очередного пункта на пути доктора, заканчивая его краткими беседами с теми, кто встречался и говорил с Кристианом во время его походов. Для студии был заказан новый задник: огромная светящаяся карта Соединенных Штатов, вся юго-восточная, центральная и северо-западная часть которой была изборождена изумрудно-зелеными трассами переходов доктора Кристиана, а города, которые он посетил, сияли малиновыми звездочками. Закрашенные розовым штаты, где он уже побывал, контрастировали с белыми пятнами территории, только еще ждавших прихода Мессии.
В течение всего марта и апреля шла рекламная кампания, тщательно разработанная мозговым центром Департамента, который закупил рекламное время на всех каналах. Превозносился общий настрой Марша Тысячелетия, в мельчайших деталях перечислялись все возможные трудности для его участников, давалось исчерпывающее описание того, как государство намерено эти трудности устранять. Короткие и выразительные рекламные ролики и клипы настраивали участников на нужный лад. Им объясняли, как экипироваться, как духовно и физически подготовиться к Маршу. Прилавки супермаркетов и магазинов были завалены бесплатными проспектами, в которых имелись маршрут похода, транспортные схемы, указания, какой дорожкой выйти из дома и какой вернуться домой, листки с советами, что взять с собой в дорогу, а что оставить дома, и как лучше обуться, и что на себя надеть, и какой лучше выбрать головной убор. Была предусмотрена даже на редкость зажигательная песенка, исполняемая на счет «два-четыре» и называвшаяся просто «Марш Тысячелетия»; сочинил ее по специальному заказу Сальваторе д'Эстрагон, новый оперный гений, получивший в музыкальных кругах прозвище Водка-с-Пивом. И будь он хоть каким кутилой, – решил про себя Моше Чейзен, прослушав сие произведение, – но, несомненно, это лучшее музыкальное выражение патриотизма, какое только было сочинено с тех пор, как Элгар написал свои «Блеск и Торжественность».
Джошуа Кристиана доставили в Нью-Йорк в середине мая, когда ветер еще завывал на мрачных улицах и последний снег лежал на промерзлых газонах, – ведь зима была такой длинной и холодной… От краткой поездки из Нью-Йорка к себе домой в Холломан он отказался, хотя Мама и умоляла. Все его занятия в Нью-Йорке сводились к тому, что он сидел у окна своей комнаты в высотном здании на улице Пьер и считал дорожки, вьющиеся по Сентрал-Парку до пешеходов на этих дорожках. И, конечно же, ходил. Хождений своих он не оставил.
– Джудит, он так болен, – сказала Мама, когда он лег спать в первую свою ночь в Нью-Йорке. – Что нам делать?
– Ничего, Мама. Ничего не поделаешь.
– А больница? Он ведь мог бы полечиться? – спросила она без особой надежды.
– Болен… Вряд ли это подходящее слово, – сказала Карриол. – Он просто отошел от нас. Не знаю – куда, да и сам он едва ли знает. Но можно ли назвать это болезнью? Даже душевной? Никогда не слышала о таком заболевании. Знаю одно: от чего бы он ни страдал, – вылечить себя сможет только он сам. Вот закончится Марш, и он, надеюсь, согласится куда-нибудь уехать, чтобы хорошенько отдохнуть. Шутка ли – восемь месяцев без отдыха!
Говоря это, Карриол уже прекрасно знала, что Кристиан действительно собирается отдохнуть. Все уже было подготовлено: частный санаторий в Палм Спрингсе, сбалансированный режим, диета и гимнастика, набор развлечений. Спустя неделю после случая на водопаде Сайск она отослала своих «ангелов» назад в Вашингтон; в них не было необходимости. Она, конечно, ругала себя за эту безумную вспышку, но та, без сомнения, сослужила свою службу: притушила в Кристиане источник пламени, который постоянно грозил стать вулканом.
