— Пусть тридцать. Мало?
— А налог на наследство? Знаешь, сколько он у тебя сожрет? Почти девяносто процентов! Так что если у тебя останется чистыми три лимона — это еще хорошо.
Томас понимал, что Краб самым нахальным образом вешает ему на уши лапшу. Как это может быть, чтобы налог на наследство составлял девяносто процентов? Это же грабеж среди бела дня. Впрочем, от государства всего можно ожидать. Эти падлы в правительстве сидят и только и думают, как ограбить простого человека. Но с Томасом у них этот номер не пройдет. Девяносто процентов. А ху-ху не хо-хо? Разогнались. Притормози, сникерсни!
Томас даже развеселился, представив, как ловко он нагнул этих дармоедов.
Краб молчал, попыхивал сигарой, ждал ответа.
— А мне и три лимона за глаза хватит, — вполне искренне сообщил ему Томас.
— А когда ты их получишь? И как? У тебя есть бабки на адвокатов? Я тебе предлагаю дело. Пятнадцать процентов акций — это даже больше трех лимонов. Ты их сразу можешь продать на бирже. А лучше не продавать, а получать дивиденды. Это двенадцать процентов годовых, как минимум. Плюс две штуки в месяц будешь иметь как член совета директоров. Думай, Фитиль.
Томас произвел в уме быстрый подсчет. Двенадцать процентов от трех миллионов — это триста шестьдесят тысяч баксов в год. Плюс две штуки в месяц зарплаты. Плюс пятьсот баксов стипендии от национал-патриотов, если Янсен не кинет. Это сколько же набегает? Пресвятая Дева Мария!
Краб сверлил Томаса своими крабьими глазками, и Томас отметил, что они сейчас совсем не тусклые.
— Ты выбрал не ту профессию, — сказал Томас. — Тебе бы, Краб, заниматься политикой, а не торговлей. Умеешь ты рисовать увлекательные перспективы. Избиратели это любят. Понимают, что полная херня, но слушать все равно приятно. Особенно в такое вот утро.
— Даю бонус, — решительно заявил Краб, как бы выбрасывая главный козырь.
Он положил кейс на журнальный столик, раскрыл его и повернул так, чтобы Томасу было видно его содержимое.
— Здесь — сто штук баксов. Не в счет акций, не в счет дивидендов. Чистый бонус. Говоришь «да» — и они твои. Прямо сейчас. А потом подпишем бумаги. Я даже купчие у тебя не потребую. Просто дашь обязательство внести наследство деда в уставный капитал компании. И все. Ну?
Это был очень неожиданный поворот сюжета. Так. Очень.
У Томаса даже пульс участился. Акции и дивиденды — все это была некая игра. А сто штук наличняком — это была уже не игра. Вот они, лежат пачечками в черном кейсе. Зелененькие, как листья молодого салата.
Будь Томас моложе, он бы рискнул. Но груз прожитых лет властно предостерегал: не лезь. Краб, конечно, жулик и сука. С ним бы и надо поступить как с жуликом. Но чем отличается порядочный человек от непорядочного человека? Тем, что он и с жуликом поступает, как с честным человеком. Бабок от этого не имеет, но имеет чувство морального превосходства. Да и нужно ему бегать от головорезов Краба, когда тот обнаружит, что никаких купчих не существует? Нет, не нужно.
Моральная победа была одержана. Томас подошел к журнальному столику, небрежно перебрал пачки и опустился в глубокое кресло.
— Закрой и убери, — сказал он. — Сделки не будет.
— Пролетишь, Фитиль, — предупредил Краб. — Больше тебе никто не даст.
— Мне вообще никто ничего не даст. Потому что купчих нет.
— Как это нет? — удивился Краб.
— А вот так. Они пропали.
— Погоди, блин! Что ты несешь? Куда они пропали?
Неторопливо, испытывая даже удовольствие от смакования подробностей, Томас рассказал ему о памятной дискуссии с пикетчиками у входа в гостиницу «Вира», в результате которой он лишился наследства своего названного дедули.
У Краба от огорчения даже открылся рот.
— Да как же это ты, блин, а? — спросил он. — Фитиль! Бляха-муха! Ты что, не мог спокойно пройти мимо? Тебя кто-то за язык тянул?
— Не мог, Краб, не мог, — подтвердил Томас. — «Но пассаран» — лозунг пораженческий. Я всегда это говорил. Это пораженческий лозунг, Краб. А я человек такой, что истина для меня дороже правды.
— Да, много я видел мудаков, — с некоторым даже уважением констатировал Краб. — Много. Но такого, как ты, вижу первый раз. И больше уже никогда не увижу. Ладно, Фитиль, ништяк. Я найду купчие. Я тебе говорю — найду. Их копии есть в нотариате.
— Но самого нотариата нет. Его разбомбили в войну, и весь архив сгорел.
— Все равно найду! — заорал Краб. Он вскочил и забегал по кабинету, размахивая сигарой и рассыпая вокруг искры, как паровоз в момент шуровки топки. — Весь Таллин на ноги подниму! Все перерою! Найду, бляха-муха, или я буду не я!
Томас поморщился. Ну нельзя же с такой фальшивой театральностью выражать свои чувства, даже самые искренние. Понятно, что ты расстроен и не можешь сразу смириться с мыслью о том, что пролетел мимо денег. Но зачем же орать и метаться по кабинету, как кенгуру?
— Найдешь, найдешь, — успокаивающе проговорил Томас. — Не тряси пепел на пол. Когда найдешь, тогда и приходи, продолжим этот деловой разговор.
— Ну нет! — заявил Краб, нависая над Томасом и размахивая перед его лицом «гаваной». — Нет, Фитиль! Я найду твои бумаги, а ты потом меня кинешь? Не пойдет, бляха-муха! Давай эти дела решать сейчас. Я должен знать, за что стараюсь!
— Сядь и успокойся, — посоветовал Томас. — И ты сам поймешь, что решать нечего. Что сейчас можно решать? У нас нет предмета для разговора.
Краб швырнул свое короткое тяжелое тело в кресло, попыхтел сигарой и предложил:
— Сделаем так. Мой риск возрастает, так? Поэтому и условия будут другие. Не пятнадцать процентов акций, а пять. Годится? И за место в совете директоров не две штуки в месяц, а одна.
— А бонус? — полюбопытствовал Томас.
— Бонус, — повторил Краб и пожевал сигару. — Да, бонус. О каком бонусе, блин, теперь может идти речь?
— Я так и подумал. Все, Краб. Бери свой кейс и вали. Ты и так отнял у меня лишние полчаса.
— Ладно, — поколебавшись, решился Краб. — Будет тебе бонус. — Он вынул из кейса пачку и шлепнул ее на стол. — Вот. Пять штук. Можешь не пересчитывать, час назад из банка.
Томас задумался. Что-то тут было не то. Пять штук баксов ни за хрен собачий это совсем неплохо. Но больно уж легко Краб решил с ними расстаться. Да чтобы он взял и вот так запросто выложил такие бабки?!
