Мне казалось, что из-за поворота вот-вот вылетит на нас, лоб в лоб огромный автобус. Я почти видел его тупую морду, оскал решетки радиатора, бешеные глаза противотуманных фар. И ухмыляющуюся от уха до уха обезьяну за рулем.
Чтобы сбросить наваждение, я на миг закрыл глаза. А когда открыл их, заверещал так, что заглушил и Вик и Флинта.
– Машина!
Прямо на нас неслась желтая «Хонда». Она бешено сигналила нам. Но Вик не обратила на нее никакого внимания. Только покрепче стиснула руль и наклонила голову.
У меня не было сил даже закрыть лицо руками. Я сидел и как зачарованный смотрел на стремительно приближавшееся желтое пятно. Сто метров… Пятьдесят… Двадцать.
Чья-то ледяная ладонь сгребла мои внутренности и сжала так, словно хотела выжать из них сок.
Мои глаза вылезают из орбит.
Мой рот распахнут в немом крике.
Мои мышцы сведены судрогой…
«Хонда», визжа тормозами и не переставая сигналить, вильнула в сторону. В окно хлынул поток воды из-под ее колес.
Я обернулся. С «хондой» все было в порядке. Я видел ее габаритные огни. Они быстро растворялись в серой пелене.
– Какого черта ты делаешь?! Какого дерьмового черта ты вытворяешь?!
Я посмотрел на Вик. По ее подбородку из прокушенной губы стекала тонкая струйка крови.
– Прекрати, слышишь?!
Бесполезно. Вик не было в машине. Она была где-то в другом месте. Мне показалось, что через мгновение появится маска.
Но этого не произошло.
Дорога шла в гору. Когда подъем закончился и мы оказались наверху, я увидел впереди целую вереницу машин. Если Вик не затормозит или не вернется на свою полосу сейчас, мы покойники. А вместе с нами еще несколько человек.
Но она и не думала тормозить. Наоборот. Почувствовав спуск, машина только увеличила скорость. Почти двести тридцать километров в час.
Наверное, со стороны мы выглядели как свихнувшаяся черная торпеда.
Целый хор гудков встречал нас внизу.
Перекрывая этот хор и шум ветра, Вик завизжала так, что у меня заложило уши:
– Смерть – это победа![42]
У нее было совершенно безумное лицо. Действительно лицо летчика-камикадзе, бросающего самолет в последний вираж.
Суматошное мигание фар впереди.
Мы мчались прямо на них.
Следующие несколько секунд были наполнены визгом тормозов и воем сирен. Я вертелся в свом кресле, будто пытался увернуться от несущихся на меня машин. Кажется, что-то кричал…
Они бросались врассыпную, как цыплята от лисицы. Это было похоже на безумную компьютерную игру. Только нельзя было нажать на клавишу save.
В какой-то момент я очень ясно понял, что эти секунды могут стать последними в моей жизни. А могут и не стать. Но рано или поздно, так или иначе, они обязательно придут. Это неизбежно. Мне придется пережить их. И случись это даже через сотню лет, они не станут приятнее и легче. Их так же будет наполнять предсмертный ужас. И меня так же будет переполнять желание жить. Я так же буду кричать про себя: «Только не сейчас! Пожалуйста, только не сейчас!!!» Ничего не изменится. Если я уцелею, это будет всего лишь отсрочка. И кто знает, сколько возьмет с меня смерть за нее. Цена может оказаться непомерно высокой.
Может быть, смерть в горящей машине на обочине дороги – это подарок мне.
Может быть, лучше, чтобы все закончилось именно сейчас. И именно так…
Поняв это, я перестал дергаться, как марионетка в руках эпилептика. Поняв это, я перестал цепляться за свою гребаную жизнь. Поняв это, я сказал своей смерти «привет» и улыбнулся.
Все равно я безраздельно принадлежу ей. Какого черта вести себя так, будто я собрался жить вечно?
Оказывается, почувствовать ее рядом с собой вовсе не так страшно. Это гораздо ужаснее… Но в то же время испытываешь огромное облегчение. Нужно только понять, что ты был обречен еще до появления на свет. А будущее – всего лишь иллюзия, рожденная жаждой жизни.
Сколько это продолжалось, я не знал. Мне показалось, прошла целая жизнь, прежде чем Вик, наконец, нашла прореху в потоке и нырнула на свою полосу. Лицо ее было совершенно непроницаемым. Только дрожь, которая сотрясала ее плечи, говорила о том, что она прекрасно осознавала происходящее.
Вик сбросила скорость, закрыла окно и выключила музыку. Я тут же оглох от тишины.
Некоторое время мы ехали молча. У меня не было сил разговаривать. Я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Руки дрожали так, что слышно было, как постукивает браслет часов. С коленями творилось то же самое.
А Вик о чем-то думала. Мокрые волосы налипли на лоб. Рот перепачкан кровью. Но она не замечала этого. Никакого безумия на лице. Оно было умиротворенным. Глаза полуприкрыты, окровавленные губы чуть раздвинулись в улыбке. Плечи перестали подрагивать.
Превращение демона в бодхисатву.
Я не мог поверить собственным глазам. Только что она чуть не угробила нас, а теперь счастливо улыбается. Будто несколько минут назад любовалась цветущей сакурой. Во мне закипало глухое раздражение.
Пережитый страх, загнанный внутрь, хотел вырваться наружу…
– Может, скажешь, что это было? – стараясь казаться спокойным, спросил я.
Вместо ответа она съехала с шоссе и остановила машину на берегу залива. Ни слова не говоря, вышла и захлопнула дверь. Я остался один в салоне.
В салоне угнанной машины, – услужливо подсказал внутренний голос.
Я выскочил из нее, будто услышал тиканье часового механизма бомбы.
Вик неторопливо брела к морю, пиная попадавшиеся на пути камешки. Я догнал ее и схватил за плечо. Ее голова безвольно мотнулась, когда я рывком развернул ее к себе.
– Зачем ты это сделала? Какого черта ты вытворяла там, на дороге? Мы чуть не погибли!
Она, все так же улыбаясь, смотрела мне в глаза и молчала.
Я схватил ее за лацканы вельветовой курточки и несколько раз тряхнул.
Часовой механизм тикал теперь во мне. Я почувствовал, что еще несколько секунд, и будет взрыв.
– Ты. Нас. Чуть. Не. Убила!
Вик начала смеяться. Сначала тихо. Не раскрывая рта. Просто задрожали плечи. Я даже подумал, что она плачет. Но содрогания перешли в смех, а потом в хохот.
И это была вовсе не истерика. Я понял это по ее взгляду.
Она смеялась надо мной. Над пережитым мною ужасом. Над моим желанием жить. Над моей запоздалой трусливой яростью.
Все закружилось у меня перед глазами. Горло сдавило так, что я не мог вздохнуть.
– Заткнись!
Я хватаю ее за плечи и трясу изо всех сил. Ее голова болтается, как у тряпичной куклы.
– Замолчи, слышишь!
У нее подгибаются ноги. Ей не хватает дыхания. Она слабо цепляется за мою одежду.
– Да перестань же ты, чертова сука!
Я бью ее ладонью по лицу. Наотмашь. Прямо по окровавленным губам. Хохочущим окровавленным губам.
– Давай! – кричит она сквозь смех. – Давай! Еще раз!
Я бью ее снова. Перед глазами розовый туман. Хохочущая маска…
– Заткнись!!!
– Бей! Бей! Покажи себя!
Еще один удар. Еще один. Кровь из рассеченных губ заливает ей подбородок. Губы опухли. Они шевелятся, как толстые красные черви.
– Давай! Прикончи меня! Прикончи!
Она падает на колени, не преставая хохотать. Я хватаю ее за волосы и вздергиваю голову вверх. Я хлещу ее по щекам. Проклятый смех не прекращается. Он режет, кромсает внутренности. Выворачивает меня наизнанку.
– Заткнись!!!
– Давай! – падая, хрипит она. – Давай! А теперь еще и трахни меня! Трахни!
– Прекрати!!!
Ее крики сводят меня с ума.
– Трахни меня и прикончи!!!
Она извивается на земле. Кровь сочится из рассеченных губ, кровь льется из разбитого носа. Кровь смешивается с рыхлым влажным песком.
Я больше не могу выносить этот смех.
У меня нет сил выносить это…
– Трахни меня и прикончи!!!
