Глава 2
ПОНЕДЕЛЬНИК, 3 АПРЕЛЯ
Глаз смотрел на Эллери, долго не мигая, прежде чем Эллери заставил себя задуматься над этим феноменом. Глаз немедленно превратился в отверстие в доске от выпавшего сучка.
— Довольно этой чепухи! — твердо сказал он, садясь.
От резкого движения выцветшее стеганое одеяло соскользнуло на пол. Расстояние было небольшим, поскольку Эллери спал на овчине, лежащей на тюке с соломой, — об этом неопровержимо свидетельствовали запахи. Не оказался ли он в конце концов в каком-нибудь примитивном мотеле?
Вместе с этой мыслью вернулась память.
Как случалось прежде, Эллери встал, уверенный, что полностью отдохнул. Боль в костях он приписывал сну без привычных матраса и пружин кровати.
Эллери машинально огляделся в поисках душа, но не увидел никаких признаков водопровода. В грубо сколоченном коттедже были три маленькие комнаты, скудно обставленные мебелью, такой же примитивной и нераскрашенной, как и сам дом. Но все дерево поблескивало патиной, издававшей какой-то запах. Эллери понюхал стул. Воск...
На одном из столов находились самодельное мыло, отрез чистой ткани в качестве полотенца, кувшин с водой, таз и чашка. Багаж Эллери был аккуратно сложен в углу комнаты.
Эллери умылся холодной водой, надел все чистое, затем почистил зубы и причесался. Побриться не позволяло отсутствие горячей воды.
Со стороны двери донесся стук дерева о дерево.
— Входите, — сказал Эллери.
Вошел Учитель. В одной руке он держал посох, а в другой корзину.
— Да будет благословен Вор'д за то, что благословил твой приезд, — нараспев произнес старик и улыбнулся.
Ответная улыбка Эллери отчасти была вызвана мыслью, что ношей старика может быть только волшебная корзинка с яствами. К его удивлению, так и оказалось.
— Обычно я принимаю пищу в одиночестве, — продолжал Учитель. — А ты, возможно, иногда захочешь есть вместе с общиной в столовой. Но эту первую пищу я хочу разделить с тобой здесь.
Фруктовый сок был незнаком Эллери (позднее он узнал, что это смесь шелковицы и кактусовой груши) — его мягкий вкус щадил чувствительный по утрам желудок. На тарелке лежали оладьи из кукурузной муки с маслом и сиропом — вероятно, из сорго[15]. Эллери не хватало кофе, но теплое овечье молоко и тыква-бутыль травяного чая, подслащенного медом, оказались интересной заменой.
Если не считать молитв, которые шептал старик во время мытья рук, еды и питья, трапеза проходила в молчании.
— Ты доволен пищей? — спросил наконец Учитель.
— Очень доволен, — ответил Эллери.
— Да будет благословен Вор'д. Мы все ему благодарны... Теперь мы можем идти.
Он смахнул со стола крошки, уложил в корзину посуду и салфетки и встал.
Они направились по освещенной солнцем аллее, усаженной по обеим сторонам невысокими деревьями, к зданию из серого камня, откуда доносились детские голоса. Маленькие комнаты, в каждой из которых находились стол и две скамьи, выходили в зал, где собрались дети.
Наверняка, подумал Эллери, если он Учитель, то это — школа.
Самые маленькие сидели впереди на самой низкой скамье — девочки с одной стороны, мальчики с другой. Все встали при виде Учителя. Эллери изучал их лица — робко улыбающиеся, серьезные, любознательные, но только не скучающие и не дерзкие — ряд за рядом, вплоть до подростков на задних скамьях.
— Дети мои, — обратился к ним Учитель. — Давайте, поблагодарим Вор'д.
Ни одна голова не опустилась, ни один глаз не закрылся, ни одно слово не было произнесено. В зале воцарилось молчание. Даже пылинки, пляшущие в проникающих сквозь незастекленные окна солнечных лучах, казалось, стали двигаться медленнее. Где-то неподалеку запела птица.
— Произошло великое событие, — продолжал Учитель. — Вы все бывали в гостях друг у друга. А сейчас у нас общий гость — гость всего Квинана. Его прибытие — огромный дар всем нам. Теперь могу сообщить вам, что оно было предсказано. Вы будете свидетелями того, что ему предстоит совершить. Возблагодарим Вор'д за то, что прислал его. Вот весь сегодняшний урок. Этот день будет выходным. Сейчас вы можете идти домой играть, учиться или помогать родителям. Да будет благословен Вор'д.
Он зашагал мимо них, касаясь головы одного, плеча другого, щеки третьего... Дети с интересом смотрели на Эллери, но не заговаривали с ним. Мальчики были одеты как Сторикаи, спутник Учителя в магазине «Край света», — в рубашки без воротничков и короткие брюки; девочки носили длинные платья.
Все были босиком. Вскоре Эллери предстояло увидеть, как они выходят из своих домов, подобно фигуркам в картинах на библейский сюжет, но без всякого намека на маскарад; некоторые — с цветами в руках.
Эллери шагал по деревне рядом со стариком, с удивлением принимая цветы, которые предлагали ему даже старшие мальчики.
— У вас бывает много гостей из... снаружи, Учитель? — спросил Эллери.
— Нет, — ответил старик.
— Совсем нет? Даже в прошлом?
— Никогда. Ты первый — как предсказано. Мы мало знаем о том, что происходит во внешнем мире, а там ничего не знают о нас.
«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его...»[16]
Эллери с растущим интересом изучал деревню.
Стоящие среди садиков маленькие коттеджи не имели никаких украшений, кроме виноградных лоз, увивающих стены. Некрашеное дерево казалось то серебристо-серым, то желтоватым; зелень винограда и травы, многокрасочность цветов дополняли хроматическую гармонию и радовали глаз. Контраст вносили несколько более крупных общественных зданий из грубого камня.
Дома словно вырастали из земли, и в этом, подумал Эллери, был урок для архитекторов. Казалось, искусство (или искусность) не заглядывало сюда. Во всем ощущалась наивная простота и естественный конструктивизм, заставляющие Эллери морщиться при мысли о городских коробках в стиле «Баухауз»[17] или монстрах, сооруженных Ле Корбюзье[18].
Не было ни мостовых, ни электричества, ни телефонных проводов. На фермах и пастбищах отсутствовали машины — даже плуги были в основном из дерева. И тем не менее везде ощущалось изобилие. Было трудно представить себе, что за кругом холмов — Холмом Испытаний, как называл их старик — нет ничего, кроме мертвой пустыни.
Женщины то и дело выходили на крыльцо, приветствуя Учителя с почтительностью, которая смешивалась с чем-то вроде смущения, как будто интерес к гостю внезапно перевесил все остальные чувства. Мужчины, идущие в поле или возвращающиеся домой с грязными ногами, мотыгами на плечах и тыквенными бутылями в руках, также здороваясь с Учителем, бросали быстрые удивленные взгляды на вновь прибывшего.
Кроме детей, которым предоставили выходной, все были чем-то заняты, но нигде не чувствовались напряженность и подавленность, так часто вызываемые тяжким трудом. Все, что видел Эллери, дышало счастьем и покоем.
Несмотря на пощипывающих кое-где траву животных, улицы казались на удивление чистыми — этот феномен получил объяснение, когда они проходили мимо деревенского «департамента оздоровления». Он состоял из очень старого мужчины и очень молодой женщины, которые выметали грязь с дорог, аккуратно складывая ветки, листья и экскременты животных в запряженную ослом телегу.
При взгляде на Эллери в глазах очень старого мужчины и очень молодой женщины появилось то же удивление.
Впрочем, это чувство переполняло не только жителей Квинана, но и самого Эллери. Поистине, вокруг было царство покоя.
Во всяком случае, так казалось.
* * *
— Здесь мы должны задержаться, — сказал Учитель, остановившись перед массивным зданием, похожим на огромный амбар.