Возница оказался не один, и когда телега уже почти поравнялась с нами, из-за его плеча выглянул молоденький парнишка лет шестнадцати. Сильно заспанное лицо и остатки соломы в волосах вполне объяснили то, отчего мы не заметили его раньше. Я совершенно по-идиотски продолжал улыбаться и только когда телега, не останавливаясь, проползла мимо, я перестал скалиться. И как это понимать? Возница хоть и покосился в нашу сторону (а его сынок так вообще чуть глаза не сломал), но останавливать свою клячу явно не собирался. Это такое у них сибирское гостеприимство что ли? Если так, то проблем у нас в городе явно будет больше, чем я рассчитывал.

— Эй, любезный! — Крикнул я в след удаляющейся телеге с двумя седоками. — У вас всех гостей так встречают, или только из Петербурга?

— А на тебе написано что ли, что ты из Петербурга? — Проворчал возница, но всё же натянул вожжи. — Тпрууууу, окаянная. Вас подвезти что ли?

— Если не сложно.

— Чего уж там. — Буркнул себе в усы мужик. — Садитесь.

Пока мы подходили к телеге, Сонька успела дёрнуть меня за рукав и прошипеть:

— Ты помягче с ними, мы втираемся в доверие, не забыл?

Я, конечно, не забыл, вот только не рассчитывал, что подвозить нас будут крестьяне. Какой прок втираться в доверие к крестьянам? А то, что это крестьяне, я уже не сомневался: старая разбитая телега со скрипящими от отсутствия смазки колёсами, грязная солома и залатанные зипуны на отце с сыном. Тем не менее, усевшись на телегу, я поблагодарил их.

— Спасибо. — Вслед за мной повторила Сонька.

Некоторое время проехали молча. Наконец Сонька не выдержала и начала воплощать в жизнь план, который мы разрабатывали — втереться в доверие:

— А мы вот от экспедиции отстали.

— Не то, чтобы отстали. — Поправил я и начал на ходу сочинять, пытаясь изобразить помешанного на науке учёного. — Просто заезжали в Иркутск к профессору Подъяпольскому. Вы знаете, он такие гипотезы случившегося выдвигал, что дух захватывает. Конечно, половину мы сразу отсеяли, но…

— От какой экспедиции? — Прервал меня даже не обернувшись, крестьянин. — Тут их за последнее время с десяток проходило.

— Простите? — Переспросил я только лишь для того, чтобы протянуть время и вспомнить хоть одно научное общество Петербурга. В самом деле, из какой мы можем быть экспедиции?

Спасла меня Сонька, выдав, на мой взгляд, не самую удачную версию, но зато не получилось неудобной и подозрительной паузы:

— Научное географическое общество.

— Было что-то подобное. — К моему немалому удивлению согласился Крестьянин.

— А ты-то, откуда знаешь? — Вырвалось у меня, и Сонька ткнула меня локтем в бок.

— Так я, барин, на конюшне работаю при постоялом дворе купца Зацепина. Вот и Прохор мне помогает. — Ткнул он в бок своего сына. — Так почитай весь ваш научный люд через нас прошёл. Знаете, то встреть, то отвези.

Прохор шмыгнул носом и покивал головой, словно китайский болванчик, а я в душе усмехнулся — надо же, барин! Как непривычно и нелепо это прозвучало для меня, жителя двадцать первого века.

— А давно они ушли? — Поинтересовалась Сонька, делая вид, что очень волнуется о том, что не сумели догнать. — Догнать сумеем?

— Ушли дня два как. — Крестьянин хлестнул вконец замедлившуюся лошадь. — А догнать…

— Три. — Перебил его Прохор. — Три дня назад они ушли.

— Не перебивай, когда старшие говорят. — Отвесил ему подзатыльник отец. — Сказано, два, значит два.

— Триии. — Заканючил Прохор. — Тогда понедельник был, мы ещё из-за них за колбасой к Виннику не успели.

— Слушай, а ведь точно. — Обрадовался крестьянин и ткнул сына в бок. — Вот ведь шельма, всё помнит. Да, память совсем не та стала, стареем.

Хорошее настроение возницы тут же сменилось на какое-то печально-философское и о Сонькином вопросе он забыл

— Так что, догнать сможем? — Отвлёк я его от грустных дум.

— Прости, барин, задумался. — Крестьянин вновь хлестнул кобылу. — Если на резвых лошадок пересядете, то дней через пять догоните, у них ведь приборов всяких много, большая подвода, так что ползут медленно, дороги сами видите какие.

— Да уж, это не Питер. — Хмыкнул я.

— Что? — Оглянулся с удивлённым видом Крестьянин.

— В Питербурге, говорю, по другому. — Поправился я и дал себе зарок следующий раз сперва думать, а потом языком чесать.

— Ну да, ну да. — Покивал головой крестьянин, а Сонька вновь ткнула меня в бок.

Ехали мы если и быстрее, чем шли бы пешком, то не на много. Так и подмывало попросить возницу похлестать свою лошадку, но я сдерживался. Неизвестно как он отреагирует, да и не факт, что эта кляча сможет ехать быстрее. Тем не менее, старая поговорка, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, вполне себя оправдывала — и ботинки целее будут, и ноги не устанут. Немного жаль было потраченного на ожидание повозки времени, но тут уж ничего не поделаешь.

В город мы въехали, когда уже солнце коснулось краем диска тёмных сосен и по мостовой стелились длинные тени. К моему немалому удивлению народу на улицах небольшого городка было довольно много. Деревянные мазанки быстро сменились одно- и двухэтажными домами из толстых брёвен. За несколькими заборами я заметил даже каменные хоромы видимо совсем уж богатых помещиков или властьимущих.

— А что, уважаемый. — Вновь обратился я к вознице, когда мы свернули во двор двухэтажного дома, над дверью которого были прибиты большие буквы, составляющие слово «ДВОРЪ» — Есть где ещё остановиться кроме постоялого двора твоего барина?

— Есть, как не быть? — Спрыгнул с телеги крестьянин, и мы последовали его примеру и принялись разминать затёкшие ноги. — Пройдёте по этой улице до перекрёстка, повернёте налево и третий двор по правую руку и будет постоялым. Только я бы вам не советовал там останавливаться.

Прикрикнув на сына, чтоб тот не рассиживался, а распряг да накормил кобылу, крестьянин, чьего имени мы так и не узнали, быстро скрылся в доме, оставив нас с Сонькой в молчаливом недоумении. Прохор увёл лошадь с телегой за дом, и мы переглянулись, не торопясь входить в помещение.

— Как думаешь, что он имел в виду? — Сонька сняла рюкзак и поставила его на крыльцо. — Большие цены или нечистого на руку содержателя постоялого двора?

— Не знаю. — Почесал я макушку. — Может этот крестьянин вообще процент с постояльцев имеет, вот и запугивает, чтобы здесь остались.

— Не говори ерунды. — Поморщилась Сонька. — Какой нормальный барин крестьянину процент отстёгивать будет?

— Нормальный не будет. — Согласился я и принял решение. — Пойдем, посмотрим, что здесь, как и почём, а потом туда сходим, чтобы было из чего выбрать. Кстати, если тот владелец ведёт тёмные делишки, то нам это только на руку, через него выйдем на того, кто сможет нам сделать документы.

— Точно! — Согласилась Сонька и начала вновь прилаживать свой рюкзак за спину, но я забрал его и повесил на одно плечо свой, а на другое её рюкзак. Она возражать не стала и, поднявшись по крыльцу, открыла дверь, пропуская меня вперёд.

Внутри всё оказалось намного приятнее глазу, чем снаружи: несколько массивных столов и лавок, сбитых из морёных досок, составляли, видимо обеденную залу. Слева от входа располагалась небольшая стойка скорее администратора, нежели бармена, за которой виднелась широкая дверь, ведущая, вероятнее всего на кухню, так как никакой другой двери я не заметил. Не на втором же этаже, куда вела широкая устланная тканой дорожкой лестница, у них готовят? На стенах под самым потолком висела высушенная голова медведя и большого вепря. Впрочем, до Зоновских секачей ему было ещё расти и расти. Что-то я не помнил, чтобы на Руси так делали, не иначе хозяин постоялого двора за границей успел побывать.

Над дверью коротко звякнул небольшой бронзовый колокольчик, и из-за кухонной двери сразу выглянула не то служанка, не то повариха. Я уже открыл, было, рот, чтобы попросить её позвать хозяина заведения, но женщина сразу вновь скрылась за дверью.