Подбежав к нему, Джиджи закричала:

– Фредди!.. Осторожнее, Фредди!

Она помогла ему высвободить ногу из стремени, за которое он, спешиваясь, зацепился каблуком.

– Не беспокойся, все в порядке, – пробормотал молодой человек.

Маркиза взглянула на часы. Фредди обычно приезжал двухчасовым поездом. Сейчас не было и одиннадцати.

– Ты рано. Что-нибудь случилось?

– Все как всегда, – ответил Фредди, неумело привязывая лошадь к дереву. – Просто я не знал, куда себя деть. Вот и сел на ранний поезд. Ты не против?

– Нет-нет, что ты! Я тебе всегда рада.

Бедный Фредди от встречи к встрече; таял; как свечка. У Джиджи защемило сердце. Какой он милый! И как ей хотелось, чтобы он был счастлив!

Она поцеловала его в щеку.

– Как вчера работалось?

– Я почти закончил одеяло для пикника.

– Замечательно, – улыбнулась Джиджи, радуясь за Фредди, как мать радуется за дитя. – А как вещи на одеяле? Как корзинка для пикника, забытая ложка, недоеденное яблоко и раскрытая книга?

– Ты помнишь? – изумился юноша.

Значит, от него не укрылась ее озабоченность. Да и было бы глупо надеяться на обратное.

– Конечно, помню. – Только очень смутно. И то лишь потому, что постоянно его об этом спрашивала. – Как с ними продвигаются дела?

– Бьюсь над книгой. Она наполовину на солнце, наполовину в тени, и я никак не могу определиться с бликами – то ли сделать их желтоватыми, то ли зеленоватыми.

– А какими их видит мисс Карлайл?

– Зеленоватыми. Потому-то я в растерянности. Мне казалось, они должны быть желтоватыми. – Фредди шагнул к ручью. – Мы еще в «Вересковом луге»? Помнится, я раньше не уходил так далеко от дома.

– За ручьем начинаются владения Фэрфордов.

– В один прекрасный день они стали бы твоими.

Маркиза внимательно посмотрела на собеседника.

– Земли мне и без того хватает.

Фредди вздохнул:

– Я имел в виду… Если бы у вас с лордом Тремейном все было хорошо. Или если бы вам удалось забыть прошлые обиды.

– Или если бы седьмой герцог не отдал Богу душу перед нашей свадьбой, – добавила Джиджи. – Жизнь идет не так, как задумано.

– Но о смерти седьмого герцога ты, наверное, жалеешь не так часто, – сказал Фредди.

Джиджи уже открыла рот, чтобы в тысячный раз за последние месяцы развеять его тревогу, как вдруг ее поразила нелепость и абсурдность всей ситуации. Фредди знал. В глубине души он понимал, что все изменилось, даже если открыто этого не признавал.

Его беспокойства не унять словами и не вырвать из сердца даже свадебной церемонией. И оно, словно призрак, будет прятаться в щель при свете дня и выползать, когда за окном спускается ночь или воет буря.

Ее молчание тяжелой гирей повисло в воздухе. Лицо Фредди застыло в недоумении. Наверное, он тоже привык к искусным выдумкам и заверениям, которые она выдавала с производительностью конвейера. Но слишком уж завралась. Замок, который она мысленно возвела для себя и для Фредди, был такой же фальшивкой, как намалеванный на заднике подмостков форт.

Ни слова не сказав, Фредди побрел вдоль ручья, словно стремился отдалиться от нее, чтобы собраться с мыслями. Еще можно было его приласкать и притвориться, что все прекрасно устроится, И в очередной раз обмануть его.

Какой же надо быть самонадеянной и даже наивной, чтобы столько времени твердо верить в свою способность осчастливить Фредди, самой при этом оставаясь несчастной! Так не бывает, чтобы в браке была счастлива только одна сторона. Счастливы либо оба, либо никто.

Маркиза нагнала юношу и взяла его за руку.

– Здесь хорошее освещение, – упавшим голосом проговорил Фредди. Сейчас он походил на творение своих любимых импрессионистов: образ задумчивого и чуть грустного человека на пленэре, в окружении буйной растительности и ярко-голубого неба.

Джиджи указала на ручей:

– Видишь то место, где ивы растут совсем близко к берегу? Там я впервые встретила лорда Тремейна.

Фредди, казалось, еще больше погрустнел.

– Любовь с первого взгляда?

– Почти. С первых суток. – Маркиза вздохнула. Было очевидно, что пришло время объясниться начистоту. – В каком-то смысле я стала жертвой молодости и неопытности: я впервые влюбилась без оглядки и не смогла справиться с напором собственных чувств. Но моим злейшим врагом была я сама – эгоистичная, близорукая и безжалостная к чужим страданиям. Я знала, что поступаю гнусно, когда решила обманом убедить Камдена в том, что его невеста вышла замуж за другого. Но меня это не остановило.

Фредди охнул. Она никогда не рассказывала ему, и вообще никому, куда уходят корни ее злополучного брака. Оно и неудивительно: эта неприглядная история раскрывала ее с той стороны, которая нравилась Джиджи меньше всего.

– Своей низостью я выклянчила у судьбы три недели счастья, но счастье это было с душком. А потом все с треском рухнуло. – Она вздохнула. – Жизнь быстро ставит заносчивых на место.

– Ты не заносчивая, – возразил Фредди. Ох, Фредди, славный Фредди!

– Сейчас у меня заносчивости, может, и поубавилось, но я же с самого начала не снизошла до того, чтобы рассказать тебе правду – о своем браке, о картинах…

Молодой человек пристально посмотрел на нее.

– Ты что, и впрямь думаешь, я полюбил тебя за то, что на твоих стенах висят какие-то картинки? Да я обожал тебя еще до того, как переступил порог твоего дома!

Маркиза сокрушенно покачала головой:

– Ах, жаль. А я-то надеялась, что все дело в картинах. Тогда вы с мисс Карлайл подошли бы друг другу во всех отношениях.

– Анжелика хочет сделать из меня гения. Второго Бугро – самого прославленного художника наших дней. Но меня не привлекают ни известность, ни способность печь картины как пирожки. Да, я медленно рисую, но мне все равно. Я нишу, что мне нравится и когда нравится: И я бы предпочел не ломать голову над тем, какого оттенка должен быть кусочек тени на холсте – желтоватого или зеленоватого.

Джиджи печально улыбнулась:

– Сочувствую. Но мне все равно хотелось бы, чтобы у вас с мисс Карлайл…

– Но люблю я тебя.

– Я тоже тебя обожаю, – сказала она от чистого сердца. – Я не знаю человека лучше тебя. Но если мы поженимся… между нами всегда будет стоять третий. Это нечестно по отношению к тебе. А со временем такое положение станет невыносимым. Я терзалась дни и ночи напролет. Ты ни разу не предал нашу дружбу. Я все спрашивала себя: как я могу тебя подвести, причинить тебе боль? Но в конце концов я поняла, что самым подлым образом обману твое доверие, если и дальше буду делать вид, будто все осталось как прежде. Нет, не в моих силах все изменить, как не в моих силах повернуть реку вспять. Я только могу быть честной с тобой – отныне и навсегда.