Как из них любой,

Не на слёзы смотреть -

Ублажить взор свой

Копий блеском, величием битвы, жестокой её красотой.

ХОР

Весть дошла до ушей

Народов всех стран,

Свет летит вслед за ней,

Шум звенит, как фонтан,

От реки золотого руна до глубоких снегов северян.

МЕЛЕАГР

Ради Бога, меня унесите

Отсюда скорей;

Песчаный курган мне насыпьте

Меж двух морей,

В Херсонесе, где шуму Боспора вторит Понт сильней и грозней.

ЭЙНЕЙ

Ты смеёшься над нами,

Над людьми, что, любя,

Неустанно, часами

Восхваляли тебя,

Средь родимых полей Калидона о сыне царском скорбя?

МЕЛЕАГР

Мертвецу дома нет;

Не лучше ли плыть

Пенным цветком по волне,

Всё земное забыть,

Нарядиться волною свободной, в ткань течений обёрнутым быть?

ХОР

Кто тебя там найдёт,

Сможет час тот вернуть,

Когда голубя лёт

Указал вёслам путь

В Симплегады, что, двигаясь, Пропонтиду мутили, стараясь замкнуть?

МЕЛЕАГР

Увенчать ли могилу,

Имя короновать,

Коли нет моей силы,

Плоти дух не поймать?

В море их, чтоб хвалой иль хулой могли люди меня поминать.

ХОР

Обернись, посмотри,

Как восставший от сна;

Хоть сгорел ты внутри,

Возвратит жизнь волна,

Бурей омоет на бреге понтийском, когда день встаёт ото сна?

МЕЛЕАГР

Разве ветер меня вернёт,

Вал прикатит домой?

Ах, дорога свернёт

Под могучей сосной,

Что учит шуметь надменных богов морских в пене волны ледяной!

ХОР

Исполнить бог может

Всё, что пожелает;

Тело под кожей

Душу скрывает;

Но что можно взять милой жизни взамен, что навек исчезает?

МЕЛЕАГР

Не жизнь наших вен,

Не плоть сознающую,

Приму милость взамен,

Красоту, нас влекущую

В жизнь росы на листе, дождя среди трав, к растворению в сущем.

ХОР

Ты был воин и вождь;

Превратятся ли вмиг

Твои члены в дождь,

В цветы — твой лик,

Дух пойдёт ли к богам, что казнят нас, кровь вольётся в родник?

МЕЛЕАГР

Голодны годы,

Пожрут каждый из дней,

Сердятся боги,

Устав слушать людей,

Кто ж замкнёт им уста? Кто собьёт их с привычных путей?

ХОР

Бог над всеми занёс

Меч или кнут;

Свет надежды унёс,

Могилы нас ждут;

Будет выполнен этот закон неуклонно, не избегнуть нам пут.

МЕЛЕАГР

Блаженный царь Эйней, взгляни на сына,

Чужой виной виновного, и грех

Принявшего за гибель своих близких;

Их кровь пролив, я умираю, и моя

Кровь с нею так смешалась нераздельно,

Что смерть от родичей меня не отличит.

Всё ж с чистым сердцем и руками умираю,

И без позора; ты же сохрани любовь ко мне,

Меня приветь, и приноси мне жертвы,

Как всем умершим, ибо часто лучший

Страдает там; однако я без страха

Иду туда, где страха быть не может,

Твою любовь храня и доброе участье,

Отец, среди загробных мрачных мест.

ЭЙНЕЙ

Дитя, привет тебе! С разбитым сердцем,

Слезами я готовлю похороны, как герою

В боях, и доброму хозяину в дни мира.

Дарует бог тебе благую участь в доме смерти,

А мне — дни краткие и путь к тебе ближайший.

МЕЛЕАГР

А я тебе желаю жизни долгой пред кончиной,

Спокойствия и мирного правленья, видя,

Что после смерти счастья нет и нет надежды,

Нельзя ведь никогда увидеть свет дневной

Или зажечь светильник там, куда иду.

Ты насладись дней полнотой, угасни,

Когда пора придёт, о смерти не заботься,

Да не случится в царстве больше злое.

И ты, несчастная, ты, мать — чума

Для тела моего больного — ты, царица,

Источник и итог, посев и жатва,

Дождь благодатный и жестокий зной,

Песок зыбучий и творящая весна,

Что создаёт и разрушает — ты, Алфея,

Знай, что с тех пор как плуг отца

Взрыхлил своей супруги роковое поле,

Засеял, и росток пшеничный робкий,

Питаясь солнца и дождя могучей силой,

Стал мной, впервые выглянул наружу,

О мать, и до мгновенья смерти лютой

Язык мой похвалы тебе возносит как святой,

Хоть не свята, порочна ты; и на коленях

Хвалил бы, но коварный твой огонь

Испепелил мне их; ведь были члены

Легки как пыль, хрупки как черепки

Пред пламенем твоим, моё лицо -

Как лист сухой иль на снегу следы

Покойника, а тело рухнуло как древо,

Сухое древо, что когда-то было крепким,

Но все цветы его осыпались, увяли,

А мышцы, что подобны божьим силой,

Усохли, как у старика, и жилы подвели,

Вся жизнь моя рассыпалась золой.

Я предпочёл бы жизнь, но боги против,

Судьба, и перемен тяжёлая стопа,

И время: жить не дали мне, порвали нить,

Не ты сама; любила ведь меня ты,

А я — тебя, но жизнь смешалась с смертью,

С началом — мой конец; причина эта

Меня убила, лишь она, не мать.

Пусть всяк, сестра и брат, умерят горе,

Не выльют своё сердце слёз потоком,

Ведь непомерная печаль или любовь

Богов великих сердят, от большой любви

Себя погубят люди и других; а этот дом

Узнает лучших сыновей: зачем им плакать?

Умеренно пусть жизни проживут свои.

Забытым я теперь уйду, и только ты,

О мать, одна не забывай меня совсем,

Держи в уме мой образ после смерти,

Поскольку первый сын я был; в душе

Меня жалей, хотя ушёл я к мёртвым,

Хоть вызвал гнев, и пусть ты принесёшь

Счастливее сынов, и каждый вновь рождённый

Тебе ценнее будет; ты не забывай

Меня, стыду не поддавайся: я твой сын.

Когда-то не был я твоим стыдом, когда-то

Я думал жизнью заслужить тебе почёт,

Дела вершить славнее прочих; но они

Живут, а я умру сейчас; что дальше будет,

Не знаю точно; но молю тебя — взгляни

На мёртвеца, люби его не меньше,

Люби меня, о мать; богами заклинаю,

Отцом моим, твоей святою грудью,

Той, что меня вскормила, жизнь вдохнула,

Люби по-прежнему ты первенца, и пусть

Мне достаётся горе, а всем прочим радость,

Особенно тебе; спроси у глаз своих

Святых, спроси у светлого чела — узнаешь,

Что хоть грешна была душа моя, поймешь,

Что пусть не преклонял перед тобой колена,

Но поклонялся я губами, сердцем припадал

К ногам любимым, я тебя боготворил

Теперь прощайте вы, мои друзья, и вы,

Сородичи, меня моложе и славнее,

Двоюродные братья; все прощайте

Кто был со мной в Колхиде, побеждал

В волнах и битвах; хоть иные времена

Настали, и хоть стану скоро я ничем,

Между собой не забывайте, что я совершил

В благие годы: этими годами заклинаю,

И годом нынешним, и жизнью ваших душ,

И светом, счастьем всех живущих,

И этой жалкою добычей, и собой самим,

Что угасает — пусть хоть имя не умрёт.

А ты, любимая, руками — лепестками обними,

Закрой мне веки долгим поцелуем,

Устами горькими; сожми в объятьях,

Губами прикоснись к ослабшей плоти,

Источенной рукой тяжелою судьбы,

Из глаз девичьих чистых урони слезу,

Слезу — росинку на того, что мёртв,

И что любил тебя; гляди — безгрешен