Постепенно раскрепостившись, мои друзья, а следом и прочие посетители ресторана подключились к танцу и теперь оживленно отплясывали вместе с ней. По очереди. Я ни разу в жизни не видел танцующей чопорную Николь, но и она сдалась, ведомая возбудившимся Полем, который неожиданно забыл о своей хронической подагре и танцевал не просто бодро, а прямо-таки, скажем, залихватски.

Не танцевал лишь я. Мрачно взирая на веселье, я мечтал как можно скорее избавиться от постигшего меня наваждения. Мысли путались, эмоции переполняли. Противоречивые эмоции. Мое утреннее поражение все еще напоминало о себе горячими наплывами. Я бесился. Я снова любовался ею, ненавидел ее и – не мог дождаться ночи, когда мы вновь останемся наедине.

Наутро очень болела голова. Нет, не болела – разламывалась пополам. Наверное, Зевс, из черепа которого рождалась Афина Паллада, и то чувствовал себя лучше.

– Что ты стонешь, милый? Мигрень?

– Ты еще спрашиваешь?! Проклятье! Это даже не мигрень… Мне же нужно ехать на переговоры! Зачем, зачем я столько выпил?..

– Ой-ой, бедненький, и правда, зачем же ты столько пил? Лучше бы присоединился к нам, танцующим, а не сидел чернее тучи, надираясь в одиночестве.

– Молчи лучше, чертовка, не напоминай даже. Принеси, пожалуйста, холодного «Перье» с лимонным соком… Как же это русские работают после таких попоек? Теперь я, кажется, понимаю, почему у вас в стране такой бардак.

– Ну-ну, не ругайся. На-ка, выпей лучше «Алка-Зельцер». Тебе и полегчает… Да-а, в наших аптеках такого волшебного лекарства нет. Мы справляемся своими, народными средствами.

– Интересно узнать какими?

– Пожалуй, не сто2ит тебе их знать.

– Скажи! Интересно же!

– А вдруг хуже станет? Ты же у нас впечатлительный мальчик…

– Хватит глумиться, что за средства?

– Ну, например, огуречного рассольчика с утречка хлебнуть. А еще лучше – опохмелиться…

– Опохме… что?

– Это значит, сто грамм внутрь – и готово, все как рукой сняло. Может, налить? Куда, куда побежал? Я же предупреждала, что хуже станет! Успел? Ну и звуки… Успел, значит.

На следующий день мы попрощались, и я вернулся к своей обычной – размеренной и отлаженной – жизни.

Я не ведал, пожелаю ли увидеть ее еще когда-либо…

Мои друзья проявили присущую им деликатность, не обсуждая и даже не комментируя тот наш совместный ужин. Им давно было известно, что плутишка Жерар обожает русских женщин и любит экстравагантные развлечения. Это было лишь одним из них.

После очередного планового осмотра мой доктор, как ни странно, остался доволен результатами.

– Вам надо быть внимательнее к своему здоровью, месье. Не запускайте себя, наблюдайтесь почаще. Видите, что значит вовремя начатое лечение?! Итак. Правильный режим, диетическое питание, регулярная половая жизнь. От всей души призываю остепениться – единственная партнерша для вас уже предпочтительнее. Пардон, месье, констатирую как врач… И спорт, спорт, месье!

Шерше ля фам! Знал бы он, в чем состояло мое истинное лечение…

Она наведывалась во Францию еще несколько раз. Независимо от моих желаний-нежеланий.

Порой даже не предупреждая о своем приезде. (Изменила тактику?)

Звонила постфактум, уже из Парижа.

Организовала себе стажировку в учебном театре. (Уму непостижимо – как?)

Завела собственных приятелей в Париже и его окрестностях.

Демонстрировала всеми силами свою независимость. Или просто злила?

Признаться, порой ей это удавалось. Несколько раз я попадался. Вернее, сдавался, шел на поводу. Подключался, например, к ее планам. Организовывал общий досуг… Но это происходило все реже. Я старательно отдалял ее от своей частной жизни. Был всегда начеку.

Ее предприимчивость не знала границ. Временами я всерьез задумывался: а так ли уж ей был нужен я? И так ли уж бескорыстна была ее любовь ко мне? И вообще – любовь ли это, как она уверяла, на самом деле?

Как ни странно, именно эти противоречивые размышления меня страшно заводили, и самые лучшие моменты нашей близости были спровоцированы столкновением парадоксальных пристрастий, хотя заканчивались иной раз бурными размолвками. Наше общение сводилось теперь в основном к единственному процессу, устраивавшему нас обоих. И развивалось оно исключительного в границах одного номера в отеле.

Я бывал порой беспощадным. Смакуя, раскрывал ей подробности своей интимной жизни, дразнил, подзадоривал, возбуждал воображение, подтверждая, возможно, ревнивые догадки. Ее это явно бесило, а я буквально наслаждался плодами этого бешенства. Непредсказуемость ее реакций нравилась мне, разжигала пыл, не позволяла застояться. Порой, когда чертовки не было рядом, я даже искренне скучал, вспоминая наши с ней неистовые выяснения отношений и другие зажигательные игры…

Удивительно, но как на все ее поездки, причуды, выкрутасы и авантюры смотрит ее муж? Или он еще до конца не осмыслил, с кем связал судьбу? А может, муж вообще был только ширмой, фикцией?

Впрочем, меня это не сильно заботило.

Каждый из нас получал на данный момент то, что хотел. До поры до времени, как говорится.

– Жерар, милый!

– Да, ма шерри?

– Ты был прекрасен прошлой ночью. Отчаянно страстен, горяч, ненасытен…

Умеет, умеет польстить, чертовка!

– Благодарю, но с тобой иначе нельзя, ма шерри, ты восхитительна.

Не оставаться же в долгу.

– Придется теперь быть осторожнее, милый.

В каком смысле – осторожнее?

– Мне кажется, пришло-таки время познакомиться с твоими родителями.

Очередной заход, чертовка?

– Милая, не начинай, мы же договаривались…

– Милый, увы, все течет, все меняется… Иногда жизнь, хотим мы того или нет, диктует новые правила, вносит свои коррективы… Порой даже… ломает традиции.

Так. Новая игра. Спокойно. Никаких эмоций.

– Извини, я тороплюсь. Совсем забыл, у меня важная встреча.

– Сегодня воскресенье. Твоя важная встреча – обед у родителей, и мы пойдем туда вдвоем.

Спокойно, Жерар, спокойно, не поддавайся!

– М-м-м… милая, ты когда уезжаешь?

– Все зависит от тебя.

Это уже что-то новенькое.

– Ты больше не торопишься домой? Тебя там никто не ждет?

– Никто. Уже никто. Мой муж подал на развод.

Ха-ха.

– Что ж, теперь нам будет проще встречаться.

– Не ерничай. Я беременна…

– Ой-ля-ля, вот это новость, поздравляю!

– ...От тебя.

Все испортила, глупая чертовка.

А ведь могли бы еще столько ночей наслаждаться друг другом!..

Глупая, до чего же глупая. И – недальновидная.

До идиотизма.

Такой тривиальный, дешевый прием!

Могла бы придумать что-нибудь и более занимательное.

Увы, здесь она просчиталась. Просчет, за которым теперь для нее – пустота.

Какие, однако, широкие у нее запястья. И руки заметно крупные. Как у простолюдинки.

А размер ноги, похоже, не многим меньше, чем у меня. И щиколотки соответственно тоже нетонкие, неизящные. Далеки от аристократизма ее конечности, короче говоря. Прежде почему-то не обращал внимания. Скрывалось как-то – за общим антуражем. Не присматривался, точнее.

Так вот в чем суть! Как ни прикидывайся, сколько ни образовывайся, низкое происхождение все равно даст о себе знать. Рано или поздно.

И это многое теперь объясняет.

Выходит, ничего удивительного: все ее примитивные ухищрения должны, обязаны были со временем проявиться. Но так глупо?! Досадно даже…

В глубоком молчании я проводил ее в аэропорт. Она тоже замкнулась. Не могла взять в толк, вероятно, с чего это я вдруг стал неприступнее цитадели.

Адью, крошка. С меня довольно.

Все прежде происходящее между нами мне вдруг стало резко антипатично. До омерзения. Возможно, именно омерзение явственно читалось на моем лице. А этого данная особа была не способна пережить.

Во всяком случае, наша связь оборвалась так же круто, как и зародилась. Ву а ля!

Больше чертовка меня не тревожила. Я стер ее из памяти.