Разведчики забрели в чащобу, потеряли направление, долго блуждали, наконец вышли на открытое место. Перед ними зеленел луг с высокой острой травой. Отряд двинулся вперед, и двое сразу же увязли в трясине – это оказалась обманчивая поверхность топи. В тяжелых доспехах они погружались в болото, как камни. Небожитель, который пытался протянуть руку тонущему товарищу, не удержался на ногах, поскользнулся на кочке и окунулся в топь вслед за ним. Пока остальные искали подходящий сук, чтобы протянуть соратникам, их головы уже скрылись в черной воде. Смерть небожителей была быстрой и страшной.

Мир подстроил им подлую ловушку. Дасава сжимал зубы от бессильного гнева. Но он не знал, как выбраться из болота. Замкнувшиеся за стенами Сатр, отвергшие Обитаемый мир небожители не умели выживать на его просторах. Разведка в незнакомом краю была для них опаснее открытого боя с жалкими дикарями-людьми.

Спустя короткое время в трясине пропал еще один воин. Невозможно было понять, какой шаг станет гибельным. Просвеченный солнцем туман казался желтым. Где-то далеко кричала птица. Воинам казалось, их окружают призраки.

Вдруг, словно поднявшись прямо из топи, меж редких искривленных деревьев соткалась женщина в платье из простого небеленого холста, украшенном пучками болотной травы и мха, с серыми, как мох, волосами до пояса, с огромными зелеными глазами. От опытных разведчиков Дасава слышал о земнородных – детях Обитаемого мира. Они зарождались в особых местах земли – некоторых рощах, заводях, зарослях и пещерах – и для небожителей были еще более нечистыми созданиями, чем люди.

Легко скользя по поверхности топи босыми ногами, болотница приблизилась к отряду и безмолвно замерла в камышах.

– Прочь, земнородная тварь! – крикнул один из товарищей Дасавы.

Со взмахом руки небожителя воздух рассекла извилистая молния. Но болотница уже растворились в туманной мгле.

До ночи разведчики потеряли в походе еще двоих.

Стемнело. В траве метались крошечные огни. Невозможно было ни сесть, ни лечь: небожители столпились на зыбком островке, с трудом выдерживая тяжесть доспехов. Наутро воины совсем обессилели.

К полудню в живых остался один Дасава. Только он добрался до нового островка твердой земли.

Припекало солнце. От болота поднимались испарения. Усилием воли не давая ногам подогнуться, Дасава двинулся дальше.

Он оступился в заросшее осокой окно совсем рядом со своим островком. Дасава успел схватился за подвернувшуюся под руку корягу. Но топь засасывала, и доспех тянул вниз. Пытаясь бороться, Дасава все быстрее уходил в трясину. Он погрузился по пояс, по грудь… «Проклятый мир. Он убил нас всех», – думал несостоявшийся царь Дасавасатры. Еще миг, и он начнет захлебываться болотной жижей.

Сквозь сон Дайк различил смутно знакомый встревоженный голос.

– Дайк! Дайк, проснись. – Кто-то тряс его за плечо.

Дайк с усилием открыл глаза – и увидел над собой бледное, взволнованное лицо Гвендис в обрамлении темного наголовья плаща.

– Дайк, проснись. Встань, пожалуйста.

Дайк окончательно пришел в себя.

– Гвендис, – отозвался он и начал вставать, опираясь о стену кабака.

Девушка подала ему руку.

– Дайк, я тебя искала, еле нашла. Пойдем ко мне. Почему тебя не было? Куда ты ходил? Тебе надо в дом. Ты же совсем болен. – Гвендис решительно сжала его грязную, исцарапанную ладонь. – Пойдем.

Два полупьяных матроса в разорванных робах, выйдя из кабака, остановились, бездумно глядя на них. Должно быть, решили: молодая отыскала наконец своего неприкаянного пропойцу-мужа, и ждали, не будет ли, на что поглядеть?

Дайк пошатываясь пошел за Гвендис, и вдруг его охватила шальная радость. Он засмеялся, несколько раз принимался что-то говорить, но ему не хватало слов. Им вслед посматривали редкие прохожие.

Они добрались до дома Гвендис, и она повела Дайка вверх по скрипучей лестнице. Дайк уже затих и нахмурился.

– Осторожно, тут перила расшатаны. – Гвендис поддержала его, и вовремя – он оперся рукой на перила, которые опасно подались под его тяжестью.

Они вошли в сумрачную комнату. Кресла и столик из темного дерева, по стенам на полках – от пола до потолка – кожаные корешки книг, в углу – конторка.

– Садись. – Она подвела Дайка к креслу. – Я сейчас.

Дайк сел и сразу закрыл глаза – приступ радости сменился у него слабостью во всем теле и дремотой. Он уронил голову на грудь.

Наконец вернулась Гвендис с миской овощной похлебки и большим куском хлеба.

– Дайк, поешь, пока не остыла. – Она поставила миску на столик возле его кресла. – Ну, не спи. Увидишь, тебе сразу станет лучше.

Дайк медленно начал есть. Гвендис хлопотала в комнате. Она принесла теплое одеяло и застелила узкую кровать в нише.

– Ты сильно заболел, у тебя горячка. Я постелю тебе здесь. Это библиотека, но, бывало, отец тут спал. Отец был лекарь, – добавила она. – Я приготовлю лекарство, но главное тебе сейчас быть в тепле и в покое.

Гвендис сбегала на кухню еще раз и вернулась с охапкой дров, начала растапливать камин. Скоро в комнате стало тепло.

Дайк доедал похлебку, Гвендис ждала, когда вскипит вода – она подвесила котелок на крюк над очагом, чтобы заварить травяной чай.

Девушка грустно улыбнулась. Дайк отблагодарил ее за пару мисок похлебки, за старую одежду и доброе слово таинственным голубым камнем. У Гвендис не было даже догадок, где он его достал. Она не знала, настоящий это бриллиант или нет. Но яркая игра света и живой блеск заставляли Гвендис думать, что настоящий. Она была уверена: Дайк не украл удивительный самоцвет. Он казался ей таким бесхитростным человеком, что она не могла представить себе, как бы он украл драгоценность у богача: ведь богачи умеют защищать свои сокровища от воров! Дайк бедствовал и не умел даже стянуть булку на рынке. А тут – самоцвет из сказки!

Гвендис вгляделась в своего нового друга. Обветренное лицо почти обезображено невзгодами и болезнью, но в нем до сих пор чудится что-то правдивое, что еще раньше подсказало Гвендис не бояться его. Она подошла, чтобы взять из рук Дайка пустую миску – он держал ее на коленях. Впервые после смерти отца она была не одна в библиотеке.

– Тебе надо отдохнуть, – сказала она. – Я принесу одежду отца. Пока я перешью, поспи тут, в кресле.

Гвендис укрыла его, сидящего, одеялом.

– Гвендис, – шепотом сказал Дайк. – Я ничего не помню…

Она не поняла, что он хочет сказать.

– Ты скоро поправишься. Все будет хорошо. Дайк…

У Гвендис не хватало дров, чтобы натопить в другой комнате. Она вообще берегла дрова для кухни и топила очень редко, только в сильные холода. Зима в Анвардене была дождливой, случалось, выпадал мокрый снег. Гвендис пряталась в своем расшатанном просторном доме, кутаясь в одеяла и платки. Но сегодня она разожгла камин для больного и сама осталась в библиотеке с шитьем.

Дайк не заметил, как уснул, и проснулся, услыхав, что его зовут по имени. Он чувствовал сквозь сон, что кто-то держит его за руку и даже гладит по волосам. Тяжело дыша после беспокойных видений, он открыл глаза. Дайк смутно помнил, что Гвендис уже несколько раз подходила к нему, давала выпить холодного отвара, отирала лоб намоченным в холодной воде полотенцем. Значит, он спал долго.

Стемнело, только в камине чуть светились медленно догоравшие угли. Дайк сидел в деревянном кресле, а напротив сидела Гвендис в простом сером платье, со светлой косой, которую, собираясь на улицу, она подкалывала вокруг головы.

– Ты очень тревожно спал, – сказала она. – Я решила разбудить. Тем более что пора ужинать. Тебе снятся плохие сны? На, выпей воды.

Дайк не сразу пришел в себя. Сделал несколько глотков из протянутой ему кружки, осмотрелся туманным взглядом.

– Лучше бы я совсем никогда не спал… – пробормотал он.

Гвендис была задумчива – во сне Дайк невнятно говорил на чужом языке. Девушка решила пока не расспрашивать его об этом.